— А все-таки? Расскажи все с самого начала, Гэйб.

— Могу рассказать, — промолвил Гэбриель, направляя взгляд в потолок. — Видишь ли, Олли, женщины очень застенчивы, и, чтобы иметь у них успех, нужно действовать смело и решительно. Только я переступил порог, я сразу пощекотал Сол под подбородочком — ну, ты понимаешь, — а потом обхватил вдову за талию и чмокнул раза два или три, просто так, чтобы показать, какой я любезный и общительный человек.

— И после всего этого она не захотела идти за тебя замуж, Гэйб?

— Ни за какие коврижки! — с готовностью подтвердил Гэбриель.

— Мерзкая тварь! — сказала Олли. — Пусть ее Манти еще попробует сунуть сюда свой нос! — добавила она, яростно взмахивая кулачком. — А я-то отдала ей нынче самого толстого щенка! Подумать только!

— Нет, Олли, даже не помышляй ни о чем таком, — поспешно сказал Гэбриель. — Никто ничего не должен знать. Это тайна, Олли, наша с тобой тайна; ты ведь знаешь, о подобных делах не рассказывают. К тому же это безделица, сущий пустяк, — добавил он, желая утешить девочку. — Господи боже, да пока человек найдет себе подходящую жену, ему приходится раз по десять нарываться на отказ. Уж так на свете заведено. Был у меня один знакомый, — продолжал Гэбриель, вступая на путь прямого вымысла, — так ему невесты отказывали пятьдесят раз подряд, а был он куда красивее меня и мог в любой момент вынуть из кармана тысячу долларов и предъявить кому надо. Да что там говорить. Олли, некоторым мужчинам даже нравится, когда им отказывают; в этом есть свой азарт, все равно как искать золото в новом месте.

— Ну и что ты ей сказал, Гэйб? — спросила Олли, возвращаясь с новым интересом к главной теме и пропуская мимо ушей заверения Гэбриеля, что мужчинам нравится, когда женщины отвергают их любовь.

— Я подошел к делу прямо. Сьюзен Маркл, — сказал я, — послушайте-ка меня. Мы с Олли живем на горе, вы с Манти — в лощине, но ведь как поется в песне:

Вот я и предлагаю вам, давайте соединимся-ка в одну семью и поселимся вместе. Одно словечко, и мой дом к вашим услугам. Туе я стишков подпустил и вытащил вот эту штучку. — Гэбриель продемонстрировал надетое на могучий мизинец массивное золотое кольцо. — А потом чмокнул ее еще разик и пощекотал Сол под подбородочком. Кажется, все.

— И она отказала тебе, Гэйб? — спросила задумчиво Олли. — После всего этого? Да кому она такая нужна? Уж конечно, не мне.

— Я рад, что ты так думаешь, Олли, — сказал Гэбриель. — Но помни, никому ни единого слова. Вдова думает строиться здесь, на горе, сказала, что хочет купить участок на моей старой заявке, где я работал прошлым летом, чтобы жить к нам поближе и приглядывать за тобой. Так что, Олли, — наставительно сказал Гэбриель, — если она зайдет сюда и станет со мной заигрывать, как прежде бывало, ты уж не вмешивайся; от женщин приходится многое терпеть.

— Чтобы ее ноги здесь не было! — сказала Олли.

Гэбриель поглядел на Олли с видом одновременно виноватым и торжествующим и привлек ее к себе.

— Теперь, когда с этим покончено, Олли, — сказал он, — я вижу, что нам с тобой живется отлично. Так мы и будем с тобою жить, мирно да ладно. Я вчера потолковал кое с кем из друзей насчет того, чтобы выписать сюда учительницу из Мэрисвилла; миссис Маркл тоже согласна, что это дело нужное. Тогда, Олли, ты у меня пойдешь в школу. А на будущей неделе я съезжу в Мэрисвилл и куплю тебе там несколько новых платьев. Вот когда заживем, Олли! А потом, пройдет немного времени — ты и подозревать даже не будешь, это случится вдруг, вроде сюрприза, — наткнусь я на богатую жилу на нашем участке, и мы с тобой разбогатеем. Здесь непременно должна быть богатая жила, Олли, это уж ты можешь мне поверить. А тогда мы с тобой покатим в Сан-Франциско, купим там большой-пребольшой дом и позовем в гости маленьких девочек, самых лучших маленьких девочек во всем Сан-Франциско, и ты будешь с ними играть. А потом пригласим учителей тебя учить и гувернанток — за тобой смотреть. Вот тогда, может быть, я попробую еще разок посвататься к миссис Маркл.

— Ни за какие коврижки, — сказала Олли.

— Нет так нет! — согласился хитрый Гэбриель, весело поблескивая глазами и испытывая легчайшие укоры совести. — А теперь маленьким девочкам пора в кроватку.

С таким напутствием Олли «удалилась, забрав с собой их единственную свечу и оставив брата докуривать трубку при свете гаснущих углей, но девочке не спалось. Когда она через полчаса выглянула из-за занавески, то увидела, что Гэбриель все еще сидит у очага, опустив голову на руки, с докуренной трубкой во рту. Тихонько подкравшись, она обняла его; Гэбриель вздрогнул от неожиданности, и девочке что-то капнуло на руку — вроде капли воды.

— Горюешь об этой женщине, Гэйб?

— Нет! — со смехом ответил Гэбриель.

Олли поглядела на свою руку, Гэбриель уставился в потолок.

— Не иначе как крыша у нас протекает в этом месте. Завтра непременно починю, иди спать, Олли, не то простудишься насмерть.

Невзирая на внешнюю беззаботность и на то, что на душе у него действительно полегчало, Гэбриель далеко не был удовлетворен итогами своего визита к миссис Маркл. Что бы там ни происходило — а читатели вынуждены судить об этом лишь по известной нам беседе Гэбриеля с Олли, — во всяком случае, дело не было решено так просто и окончательно, как он пытался это представить. День-два Гэбриель стойко пресекал попытки Олли возобновить неоконченный разговор, а на третий день, сидя в баре «Эврика», сам завел с одним из старателей беседу, которая, по всей видимости, касалась волнующего его вопроса.

— Слышал я, — начал издалека Гэбриель, — в газетах много пишут сейчас про суды над женихами, которые будто бы нарушили обещание жениться. Думается мне — если взглянуть на дело здраво, — пусть парень и поухаживал слегка, вины в том большой нет. Как ты считаешь?

Собеседник Гэбриеля, который — если верить слухам, — удалился в Гнилую Лощину, спасаясь от злой жены, с проклятием возразил, что все женщины — набитые дуры и доверять им вообще не приходится.

— Все-таки должен быть на этот счет справедливый закон, — сказал Гэбриель. — Вот представь себе, что ты присяжный и слушаешь подобное дело. Случилось это с одним моим приятелем во Фриско, — небрежно добавил Гэбриель. — Ты его не знаешь. Была у него знакомая, ну, скажем, вдова, которая обхаживала его года два или три, а он о женитьбе ни гугу. В один прекрасный день отправляется он к ней в гости, ну просто так, поразвлечься и приятно время провести.

— Пиши пропало! — воскликнул циничный собеседник Гэбриеля.

— Да, — сказал задумчиво Гэбриель, — может, так оно и кажется со стороны, но на самом деле у него не было на уме ровно ничего худого.

— Так что же у них произошло? — спросил советчик.

— Ничего, — сказал Гэбриель.

— Ничего?! — возопил с негодованием его друг.

— Ровным счетом ничего. И теперь эта женщина хочет подать на него в суд, чтобы он на ней женился.

— Хочешь знать мое мнение? — коротко спросил советчик. — Так слушай. Во-первых, твой приятель болван; во-вторых, лгун бессовестный. Что бы с ним ни случилось, поделом ему! Вот мое мнение!

Гэбриель был так подавлен этой резолюцией, что удалился, не промолвив ни слова. Беспокойство его, однако, не утихло, и попозже, днем, сидя в компании курильщиков в лавке Бриггса, он несколькими ловкими ходами перевел общую беседу на обсуждение вопросов жениховства и брака.

— Есть тысяча разных способов ухаживать за женщиной, — безапелляционно заявил Джонсон, бегло обрисовав, каким именно путем он добился взаимности у своей последней дамы сердца, — тысяча способов, потому что каждый мужчина на свой образец и каждая женщина тоже на свой образец. Что подходит одним, не подходит другим. Но существует способ, перед которым не устоять ни одной женщине. Прикинься равнодушным, ничем не показывай, что она тебе нравится. Можешь даже позаботиться о ней самую малость, если есть охота — ну, вроде того, как наш Гэйб заботится о своих пациентах, — про любовь же ни словечка. И так гни свою линию, пока она не поймет, что у нее нет иного выхода, как самой объясниться тебе в любви. Ты что это, Гэйб, уходить собрался?