Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Нарва стала любимым детищем Ивана Грозного. Русские быстро восстановили город после штурма и помогли местным жителям оправиться от военного разорения, выдав им зерно, лошадей и скот. Городу даровали право беспошлинной торговли с Московским государством, а также возможность свободно сноситься с другими странами. Иноземцам в Нарве гарантировалась личная безопасность и различные торговые льготы. Нарва, по замыслу Москвы, должна была стать контрольно-пропускным пунктом России на западной границе, ей отводилась роль Новгорода, но только уже под строгим присмотром властей.

Русское присутствие в Нарве, как пишет автор известной книги «Москва и Запад» историк Сергей Платонов, «произвело сильное впечатление в заинтересованных кругах Германии и Скандинавских государств». На руку русским сыграли и тогдашние разногласия среди европейских конкурентов. Если до этого всю ганзейско-русскую торговлю твердо держали в своих руках ливонские города, и более всего Ревель, то теперь в Нарву, минуя Ревель, шли купеческие суда из Любека и западных ганзейских городов. Кроме всего прочего Нарва позволила Европе открыть новый путь для получения русского сырья, а здесь скрывались немалые прибыли.

Результатом жесткой конкуренции, спровоцированной укреплением русских в Нарве, стало появление на Балтике множества каперских судов. Москва не отставала от других и имела собственных каперов под командованием немца Карстена Роде. Он защищал «своих» и немилосердно грабил «чужих», за что в конце концов и угодил в датскую тюрьму.

В кратчайшие исторические сроки не только сама Москва, но и вся страна наполнилась иностранцами. Англичане обосновались на севере – в Поморье, в Вологде, в Ярославле. Не менее активно действовали они тогда и на всем пути в Среднюю Азию. Тут же рядом с англичанами появились голландцы, которые немедленно воспользовались северным путем и, в свою очередь, расположились в мурманской гавани, на Северной Двине и по всему пути от северных Холмогор до Москвы. Они же начали делать большие деньги в Новгороде и Нарве.

Голландцы, кстати, покончили и с эксклюзивными правами англичан. Те долго протестовали против проникновения на Русский Север конкурентов, аргументируя свои требования тем, что им стоило немалого труда наладить северный маршрут в Россию, а потому англичанам положены и особые привилегии. Москва эти притязания дипломатично отвергла, резонно заметив, что «океан-море – великая Божья дорога», а не чья-то собственность, следовательно, этот путь узурпировать нельзя.

К англичанам и голландцам, наводнившим русскую землю, следует добавить «немцев» из Ливонии, то есть разнообразных по национальности пленников, расселенных московскими властями по различным русским городам, и, наконец, уже настоящих немецких купцов, проникавших через Нарву в самые разные уголки страны.

Количество, как и положено, стало постепенно переходить в качество. Иностранец уже не шокировал, как прежде. На него взирали теперь не с ужасом или религиозной брезгливостью, а с нарастающим любопытством.

Влияние Запада на Московию становилось неизбежным.

Первый идейный контакт. Иван Грозный и Ватикан

Одним из первых, кто вступил не только в дипломатический, деловой, но и идейный контакт с Западом, был царь Иван IV. Это естественно. В тогдашней самодержавной и догматически православной России лишь правящая элита имела достаточное образование и право думать самостоятельно. А самым свободным из элиты являлся самодержец: Юпитеру позволено все.

Иван IV первым из московских государей, как пишет Ключевский, «узрел и живо почувствовал в себе царя в настоящем библейском смысле, помазанника Божия». Только в такой броне и представлялось возможным безбоязненно выходить на первое идейное сражение с иноверцами. К тому же, ведя свой род от Пруса, Иван Грозный, как свидетельствуют летописи, сам себя любил называть немцем. Точно неизвестно, насколько Иван Грозный верил в свою мифическую родословную, но не исключено, что и это внутреннее ощущение западных корней (пусть не от Пруса и Августа, но, во всяком случае, от Рюрика) также облегчало путь к неформальному общению с иностранцами.

Свою роль сыграли и особенности личности Ивана IV. Царь вошел в историю человеком жестоким и вспыльчивым до сумасшествия, что в целом соответствует истине. Известно, как в 1577 году на улице в ливонском городе Кокенгаузене, захваченном русскими, царь благодушно беседовал с пастором на любимые им богословские темы. Однако когда его оппонент имел неосторожность сравнить Лютера с апостолом Павлом, царь неожиданно пришел в ярость, ударил пастора хлыстом по голове и ускакал со словами: «Пошел ты к черту со своим Лютером!»

В другое время Иван приказал изрубить присланного ему из Персии слона, не пожелавшего подчиниться приказу дрессировщика и встать перед царем на колени. Из-за одного подозрения, ничего не проверив, Иван Грозный, по замечанию одного из историков, так бесчеловечно и безбожно разгромил Новгород с целой областью, как никогда не громили русских городов даже татары.

Но тот же Иван, и этому тоже есть множество свидетельств, был человеком крайне увлекающимся, натурой творческой и любознательной. Его записи и речи свидетельствуют о беспорядочной, но большой начитанности, а в вопросах богословских Грозный являлся экспертом. Ключевский утверждает:

Иван – один из лучших московских ораторов и писателей XVI века, потому что был самый раздраженный москвич того времени. В сочинениях, написанных под диктовку страсти и раздражения, он… поражает жаром речи, гибкостью ума, изворотливостью диалектики, блеском мысли…

Очевидно, что такая личность не могла не проявлять интереса к новым людям и необычным идеям.

Эпизод с пастором, описанный выше, свидетельство не столько религиозной нетерпимости Ивана, сколько его психической неуравновешенности. В 1570 году в своих палатах царь совершенно спокойно беседовал о вере с пастором польского посольства чехом Яном Рокитой, известным богословом, принадлежавшим к секте моравских братьев. В числе других членов секты Роките пришлось выехать из Чехии в Польшу. Богословский диспут проходил в присутствии бояр, польских дипломатов и православного духовенства. Сначала в подробном вступлении Иван Грозный изложил свою позицию протестантскому богослову, а затем приказал ему защищаться «вольно и смело», без всяких опасений.

Царь внимательно и терпеливо выслушал речь пастора, а позже, тщательно всё взвесив, написал на эту речь пространное опровержение. Этот богословский трактат до XIX века распространялся в рукописном виде и пользовался большой популярностью среди московских и западноевропейских книжников. Рокита также изложил свои прения с царем письменно, и его труд был опубликован в латинском переводе в 1582 году.

Интересно, что если с протестантами и простыми католиками (этому также есть свидетельства) Иван мог дружелюбно спорить о религиозных догматах, то дискутировать о вере с официальным представителем Ватикана царь не желал. Сказывалась старая предубежденность против католицизма. Царь готов был беседовать с посланцами папы о политике и торговле, но только не об унии двух церквей. Между тем именно в то время интерес Ватикана к России серьезно возрос. Каждый раз, когда турецкий султан угрожал Европе, а делал он это часто, Ватикан начинал смотреть на Россию как на потенциального союзника, способного открыть второй фронт против мусульман и тем самым ослабить турецкое давление.

Во второй половине XVI века в Римской курии конкурировали между собой две оппозиционные группы: первая, сформированная под польским влиянием, считала русских врагами христианства. Другую позицию занимали влиятельные тогда венецианцы, считавшие союз с Московией необходимым условием для победы над турками. При этом, естественно, подразумевалось, что в конечном счете Московия должна подчиниться понтифику. Об этом писали многие, в том числе великий итальянский гуманист Энеа Пикколомини, известный также как Пий II, и итальянский философ Томмазо Кампанелла. Именно эта венецианская группа и предложила направить к Ивану Грозному опытного дипломата.

17
{"b":"265568","o":1}