В разоряющуюся фирму, торгующую холодильниками, является никому не ведомый предприимчивый человек со странным именем Квота. Он предлагает новый метод торговли: любым способом, ничем не брезгуя, заманивать в магазин покупателя и заставлять его сделать покупку, другими словами — превратить каждого прохожего в покупателя.

Но планы Квоты не ограничиваются тем, чтобы заставлять каждого жителя приобретать холодильник: необходимо вызвать у людей неуемную жажду потреб­ления, сделать их обладателями вещей, которые им совсем не нужны.

Среди новинок — счетная линейка, отыскивающая в Библии для каждого конкретного случая текст; чер­ный кружевной гарнитур против сексуальной робо­сти; отороченное норкой сиденье унитаза с центральным отоплением; чудо радиоэлектроники — устройство, имитирующее смех и оживленный рокот голосов; флюоресцирующий крем для изменения выражения лиц покойников, чтобы они во время похоронной цере­монии не выглядели такими печальными. И прочее и прочее.

Покупайте сегодня, уплатите завтра. В рассрочку. В кредит. Кое-что за ничто. Но покупайте в обязатель­ном порядке. Не будете покупать — обеднеете.

Лихорадка потребительства постепенно охватывает всех жителей захудалой латиноамериканской респуб­лики Тагуальпа, которая начинает превращаться в «общество потребления». Жители республики — подлинные рабы вещей, придаток к вещам, которые они даже не в состоянии использовать по назначению. Олицетво­рением бессмысленности потребительства, на службу которой поставлена вся экономика страны, предстает тагуальпец Эстебака, увешанный всевозможными ча­сами, транзисторами, имеющий про запас ванны и умывальники, бесполезные музыкальные инструменты загромождающие его квартиру. Такова картина «удру­чающего благосостояния».

Страну Тагуальпу не найти на политической карте мира, она не значится также в энциклопедиях и слова­рях. Такой страны нет: ее придумали авторы сатири­ческого романа-памфлета «Квота, или «Сторонники изобилия»» французские писатели Веркор и Коронель. Эта вымышленная страна понадобилась авторам для того, чтобы разоблачить бесчеловечность капиталисти­ческого общества, именуемого «обществом потребле­ния». Тагуальпа — своего рода модель такого общества.

В глобальной стратегии империализма, направлен­ной против мирового революционного движения, кон­цепция «потребительского общества» преследует впол­не определенные политические и идеологические цели. Она выдвигает для народов капиталистических стран антиреволюционную перспективу, противопоставляе­мую программе революционного преобразования об­щества, возможность якобы решения всех коренных социально-экономических проблем без уничтожения основ капитализма. Для народов стран социалистиче­ского содружества эта концепция таит в себе опасность их идеологического разоружения.

В условиях разрядки международной напряжен­ности, достигнутой благодаря самоотверженной борь­бе Советского Союза, других социалистических стран и всех миролюбивых сил, инструменты воздействия на умы людей — печать, телевидение, радио в капитали­стических странах мобилизованы, в частности, на то, чтобы попытаться навязать социалистическому обще­ству буржуазный образ жизни. Особенно большое вни­мание уделяется пропаганде «американского образа жизни», культа потребительства. В этих условиях важное значение приобретает критический анализ кон­цепции «общества массового потребления», глубокое и всестороннее рассмотрение ее истоков, содержания и основных аргументов.

Сущность концепции «общества массового потребления», как и лю­бой другой социальной теории, легче понять, выяснив прежде всего условия, в которых она возникла. С этой целью совершим небольшой экскурс в историю.

...Двадцатые годы. Соединенные Штаты Америки — ведущая страна капиталистического мира — достигли высокого уровня индустриального развития. Множест­во товаров различных марок, моделей, фасонов пере­полняет магазины, дразнит воображение покупателей. Щедрая на посулы реклама обещает осчастливить каж­дого, кто купит вот эту машину или вон то средство для ращения волос...

В течение жизни одного только поколения амери­канцев ассортимент потребительских товаров и услуг изменился настолько значительно, насколько, по-види­мому, он не менялся за сотни лет. Еще живы были люди, которые помнили мир без электричества, авто­мобилей, телефона. И эти же люди — американские ра­бочие, фермеры, служащие — если, конечно, имели постоянную и сносно оплачиваемую работу, получили возможность покупать эти товары. Но все дело в том, что даже в период так называемого «процветания» далеко не все из них имели работу. Безработица сопут­ствовала росту капиталистической экономики. Вот по­чему повсюду бросались в глаза груды товаров при отсутствии покупателей, способных за них платить.

Америка, изобилующая товарами широкого пот­ребления и не ликвидировавшая нищеты. Почему именно здесь раньше, чем в других развитых странах капитализма, началось становление нового стереоти­па потребления, ставшего отправным пунктом для создания буржуазного мифа о «потребительском обще­стве»?

Чтобы ответить на этот вопрос, вспомним, в каких условиях развивалась экономика США в 20-е годы. Первая мировая война, охватившая почти все европей­ские страны, совершенно не затронула Американский континент. Более того, американские толстосумы вос­пользовались сложившейся ситуацией для своего обо­гащения. Выступив в роли поставщиков военных ма­териалов воюющим странам, они получили баснослов­ные доходы. Общая чистая прибыль американских монополий составила 33,6 млрд. долларов.

Громадные средства, оказавшиеся в распоряжении монополий, обеспечили новые крупные вложения в американскую промышленность. Начавшийся на этой основе промышленный подъем еще более увеличил удельный вес США в мировом производстве. К 1920 г. они давали около половины мировой добычи каменно­го угля, три пятых производства чугуна и стали, две трети добычи нефти.

Особенно быстро развивались новые отрасли амери­канской промышленности, оборудованные по послед­нему слову науки и техники. Наиболее яркий пример такого рода — автомобильная промышленность. Если в 1913 г. было произведено 485 тыс., а в 1921 г.— 1,6 млн. автомобилей, то в 1929 г.—уже 5,4 млн., что примерно в 11 раз превысило довоенный уровень.

Быстрый рост автомобилестроения был обусловлен в существенной мере коренными изменениями в техно­логии изготовления продукции. Создание конвейера, придавшего производству скорость и непрерывность и сделавшее его для капиталистов еще более прибыль­ным, позволило перевести на поток изготовление ав­томобилей.

Развитие автомобильной промышленности в США связано в первую очередь с именем Генри Форда. О карьере основателя одной из гигантских автомобиль­ных империй в мировой литературе написано немало. В этом человеке сочетались талант крупного конструк­тора и волчья хватка капиталистического хищника, удачливость азартного игрока и недюжинные органи­заторские способности, пренебрежение к моральным нормам и политическая демагогия. Небезынтересно, что Форд в масштабах своей фирмы попытался рань­ше других осуществить эксперимент создания «потре­бительского общества», что сделало фордизм своего рода новым евангелием для буржуазии.

Американский автомобильный король одним из первых подметил возможность наживы за счет трудя­щихся как покупателей в дополнение к их эксплуата­ции в качестве производителей. Для реализации этой возможности было необходимо наладить массовое про­изводство относительно дешевых товаров длительного пользования. Форд начал с идеи создания недорогого автомобиля.

В то время, когда вынашивалась эта идея, т. е. в первые два десятилетия XX века, автомобиль был атрибутом богатства и социального престижа. В экипа­жах без лошади, как тогда именовали автомобиль, ездили короли и министры, промышленники и лати­фундисты, генералы и банкиры — словом, все, зани­мавшие привилегированные позиции на высших ступе­нях социальной лестницы. Обогащаться за счет такого покупателя было сравнительно просто. Более того, что­бы угодить его вкусу, было выгодно производить доро­гие, роскошные лимузины.