В тот день Эгейское море походило на логово драконов с зубами из белой пены. Вздыбленные волны были их чешуйчатыми телами, синеющими вороненым металлом, а полуденное солнце наделяло ящеров блестящими глазами рептилий. Воздух с моря был их дыханием — таким горячим, что их слюна обращалась в сухие песчаные струи.

— Драконы вернулись, Джойс, — сказал Юэн.

— Да, дорогой.

Он не понял, вспомнила ли она плоды собственной фантазии, зародившиеся на этом пляже много лет назад, или просто посмеивалась над ним. Может, она вообще не расслышала его из-за ветра, который теребил его рубашку и ее длинный шелковый платок. Со стороны могло показаться, что у них выросли крылья. Ветер уже повалил несколько пляжных зонтиков и тащил их куда-то вдоль кромки прибоя.

На пляже остались лишь наиболее упорные туристы, обеими руками вцепившиеся в свои фолианты. Самые отчаянные покачивались на волнах. «Джойс туда не полезет», — подумал Юэн. Он уже погрузился в чтение своего упитанного бестселлера, когда услышал возглас:

— Стой! Ну стой же!

Голос еле слышался за ветром. Юэну пришлось встать, чтобы увидеть его обладателя — тот несся по пляжу к западному краю Иконикоса, где берег был почти пуст и гроздья гостиничных домиков на скалах уступали место нескольким уединенным виллам. Ветер трепал льняной костюм на худом теле преследователя и превратил его седые волосы в запутанное облачко над головой. Должно быть, вырвало ветром страницу из книги.

— Джойс, — позвал Юэн.

Она повернулась к мужу. Ветер играл с седой прядью ее волос. Потом Джойс привстала с лежака и осмотрелась.

— Что ты хотел мне показать?

— Какой-то человек бежал за книжным листом.

Тот уже скрылся за очередным скалистым уступом, и Джойс со вздохом улеглась обратно.

— Юэн, оно того не стоило.

Он не стал спорить. Джойс достала свою книгу, которая нуждалась в диете не меньше, чем роман Юэна. Ветер мешал читать, и вскоре книга отправилась в видавшую виды холщовую сумку.

— Я пошла.

В такие дни Юэн особенно жалел, что не научился плавать.

— А я бы не прочь пообедать.

— Ты вообще думаешь о чем-нибудь еще, кроме собственного желудка? — Джойс бросила устало-снисходительный взгляд на его обвисшее брюшко. — Вставай тогда. Пусть исправляется.

Без сомнения, она имела в виду погоду. Юэн поднялся на ноги и умудрился влезть в весело трепыхавшуюся на ветру рубашку как раз вовремя, чтобы успеть протянуть руку Джойс. Она не хотела показывать, что нуждается в помощи, и отпустила руку слишком рано, чуть не рухнув на лежак.

— Я сама, — запротестовала она, когда он подхватил ее за талию. Даже сумку не позволила взять.

Хорошо, что «Философия» была совсем рядом с пляжем. Официанты опустили пластиковые ширмы для защиты от ветра. Пленка, как катаракта, делала все вокруг размытым и хлопала все время, пока они ели. Джойс ела с аппетитом и выпила почти половину кувшина вина, но море все не успокаивалось.

— Принесешь полотенца? — спросила Джойс. — Меня что-то ко сну клонит.

Она уже поспала один раз на пляже. Юэн сходил за полотенцами и поднялся обратно по неровным ступеням, вырубленным в скале. На дороге, которая с последнего визита супругов в Иконикос обросла новыми домами и гостиницами, Джойс оперлась о его руку. Видимо, помощь на подъеме ей требовалась больше, чем она готова была признать.

Гостиница «Мнемозина» стояла почти посередине деревни. Дети, слишком маленькие для школы — или прогуливавшие ее, — оживляли двор перед баром своими шумными играми. Юэн копался в сумке в поисках ключей, испытывая знакомую панику от мысли о возможной потере.

— Бога ради дай ее сюда, — воскликнула Джойс.

Она возилась еще дольше. Воздух в комнате был раскален. Джойс легла на кровать. Юэн немедленно включил кондиционер и лег на другую узкую кровать. Джойс протянула ему руку, и Юэн ее пожал. Едва закрыв глаза, он увидел того мужчину, что преследовал кусок бумаги на пляже. Почему эта страница была такой важной? Поймал ли он ее, в конце концов? Эти мысли не давали ему заснуть, и вскоре Юэн снова вскочил на ноги.

— Пойду пройдусь. Ты отдыхай.

Джойс вяло подняла руку и отказалась от мысли открыть глаза:

— Может, подождешь меня?

— Я просто пройдусь, поищу лавку, где продают наши любимые оливки.

Она испустила такой длинный выдох, что в конце у него уже у самого перехватило дыхание — но потом он услышал вдох и голос Джойс:

— Только ты не задерживайся.

Он и не собирался. Сейчас, когда оба вышли на пенсию, они постоянно были рядом, и, расставаясь с Джойс надолго, Юэн начинал беспокоиться. Когда он открыл дверь, впустив в комнату солнечный свет, она поморщилась. Ее хрупкое тело под тонкой простыней — не та картина, которую он хотел бы сохранить в памяти.

— Иди, раз идешь, — пробурчала она, и Юэну пришлось прикрыть дверь.

Он отправился к скалистой дороге, от которой бежал тот человек. Когда-то там стояло лишь несколько таверн, но теперь вдоль пыльных дорог понастроили баров, полных британцами, которые смотрели футбол на больших плоских экранах, похожих на ожившие картины. Ветер усыпал дороги сорванными с деревьев и кустов цветами — оборвал даже цветущие кактусы. Юэн подумал, что улица выглядит как после парада или шествия — только не похоронного, нет.

Он не встретил того человека ни на одной вилле за чертой Иконикоса — все они были белые, как могильный камень, и казались безлюдными. По наитию, назовем это так, он пошел по каменистой тропинке. Море по-прежнему бушевало, хотя горизонт вроде бы обещал скорое наступление штиля. Ветер гнал Юэна по пляжу, разматывал перед ним песчаные дорожки. Пляж за скалистой грядой был пуст. Никакого движения, если не считать прибоя и трепещущего листка бумаги, прижатого ветром к расщелине утеса.

Юэн начал пробираться туда, к манящей странице, оживленной ветром.

Его сандалии соскальзывали с непрочных валунов, грозя вывихом или чем еще похуже. Кожа на ногах ныла от бесчисленных песчаных уколов и попавшей в царапины соли. Наконец он ухватил бумагу. Она оказалась последней страницей книги под названием «Решив отправить их к Господу».

Помимо названия, там было лишь три слова: «но его нет». Почему этот человек так отчаянно гнался за этой страницей? Стало бы ему легче, попади она вновь в его руки? На Юэна она впечатления не произвела, он даже хотел вернуть листок ветру. Правда, потом он решил, что может еще встретить незнакомца, и сунул бумагу в карман рубашки. Углубление в скале имело странную форму — как будто каменные пальцы безуспешно пытались удержать бумагу. Конечно, Юэн понимал, что это всего лишь работа ветра и песка, но сходство было поразительным. Когда он разглядывал нишу, в кармане звякнул телефон. Сообщение от Джойс: «Где?»

«Иду домой». — Юэн печатал как можно быстрее, стараясь не делать ошибок. Потом добавил: «Думал спишь». Даже использование коротких фраз казалось ему уходом от ответственности, которую они так ценили, еще будучи преподавателями. Отослав сообщение, он задумался; возможно, Джойс спрашивала, где она сама? Конечно, до такого состояния пока ни один из них не дошел, но одна эта мысль вновь вызвала у него страх остаться без жены. Если бы мог, он побежал бы вверх по тропе, но, увы, оставалось лишь ковылять против ветра по пляжу.

Когда он вошел в квартиру, Джойс под простыней повернулась к нему — но ее постель была пуста, это ветер шевелил покрывало. Юэн оцепенел от ужаса, но потом превозмог себя и пересек комнату. Джойс стояла на балконе и смотрела на море в просвете между двумя соседними отелями.

— Ну как, успешно?

— Лавки я не нашел, — опасаясь отклониться слишком далеко от правды, Юэн продолжил: — Зато нашел листок, за которым гнался тот тип на пляже.

Джойс вздохнула и повернула руку ладонью вверх, словно взвешивая ветер.

— Юэн, ты мне пытаешься что-то доказать?

— С чего ты взяла?