— …! — выругался Чарли, кидаясь вдогонку похитителям, но Джо успел схватить его за руку и «вставить» в землю так, что Чарли волей-неволей пришлось затормозить.

— Быстрее, я сказал! — крикнул Джо ему в ухо. — Уходим. Здесь нельзя оставаться и секунды.

— Но эти мерзавцы…

— Быстро!

Лицо Джо исказила гримаса, казалось, еще секунда, и он заставит своих друзей сесть в полуразобранную машину силой. Его непривычная грубость и устрашающий внешний вид заставили их покориться.

— Черт бы побрал тебя, Джо! — загромыхал Джексон, когда «кадиллак» тронулся с места. — Нам надо вернуться и надрать этим мерзавцам задницы…

— Быстрее…

Вечное предчувствие уже кричало Джо во весь голос, что его главный враг находится рядом. И верно: не успел «кадиллак» доехать до угла, как за ним следом рванулся «бьюик», который Джо уже имел честь видеть среди машин, доставивших гостей на прием у губернатора. К счастью, водитель опоздал ровно настолько, чтобы потерять «кадиллак» из виду. После долгих безуспешных кружений «бьюик» отправился в центр города по прямой.

«Куда же они запропастились? — подумал капитан Вудворт, задумчиво глядя на стоянку, точнее, на то место, откуда умчался в погоню за похитителями его любимый автомобиль. — По всему, они уже должны были вернуться… Не поверю, чтобы моим ребятам было не справиться с двумя-тремя подонками… Так где же они?»

— Капитан, у вас какие-то неприятности?

— Что?

Дикий Билл с удивлением уставился на подошедшего к нему губернатора; Группка наиболее близких друзей этого государственного мужа, в которую входили и Деррек, и инспектор Син, стояла тут же.

«Как окружили», — отметил про себя Дикий Билл, и это его рассердило.

— Кажется, вы потеряли свою машину, капитан, — вставил свое сержант.

Иные в затруднительной ситуации теряются; что же касается капитана Вудворта, то в подобных случаях он только становился веселее и злей.

— Не думаю, — и по рядам губернаторских друзей прошелся вызывающий взгляд.

Губернатор слегка подался вперед, собираясь что-то сказать, с этой же целью сержант приоткрыл свои высохшие губы, но тут со стороны дороги раздался странно звучащий и лязгающий шум, смешавшийся с гудением мотора.

Не одна пара глаз округлилась, не одна челюсть отвисла, не одни брови поползли вверх, когда на стоянку, трясясь, как старая телега по мостовой, выползло нечто на четырех колесах, в котором лишь крыша да капот выдавали роскошную еще недавно машину, вызывавшую зависть обитателей Парадиза.

Ослепшие фары уныло глядели из зияющей впадины на месте снятой решетки. Какие-то провода рваными клочьями паутины свисали на месте исчезнувшей двери. Избитая и жалкая, она звякнула напоследок и, металлически простонав мотором, замерла.

— Что это? — испуганно прошептал кто-то.

— Ваша машина, сэр! — радостно гаркнул Чарли, выскакивая из проема двери.

Тотчас рядом с дверцей, но уже с другой стороны, встал по стойке «смирно» Джексон. Две руки поднялись в воздух, отдавая честь: с одной из них растрепанной бородкой свисали нитки, из-под них высовывался белый рукав рубашки, резко выделяющийся на фоне темного пиджака, оказавшегося «одноруким». Наряд Чарли выглядел несколько солиднее: несмотря на светящиеся розовым швы и винные пятна, он, благодаря нейтральной окраске, мог бы сойти издалека и за целый.

— Что вы сказали? — оторопело поинтересовался Дикий Билл.

Зрелище настолько впечатлило его, что он не знал, как следует к нему относиться: то ли скорбеть о былом внешнем виде «кадиллака», то ли гневаться на головотяпство своих подчиненных, то ли просто посмеяться от души над комичностью сложившейся ситуации. Разве вытянувшиеся во фрунт оборванцы не представляли собой прекрасную пародию на так не любимый им уставный формализм?

— Это шутка какая-то?

— Простите, сэр, — с достоинством ответил Джексон, стараясь сохранить серьезность из последних сил. — Нам пришлось кое-кому надрать задницу, сэр.

От этой фразы, высказанной не слишком дипломатично, супруга губернатора охнула и закатила глаза.

Дикий Билл поднял брови, вслед за ними начали подниматься уголки губ. Некоторое время он старался загнать улыбку обратно — ему не слишком хотелось выказывать свое поощрение, — но затем сдался, и она заняла достойное место на его озорном лице.

Итак, пока капитан разбирался в своих чувствах, Деррек негодовал по поводу того, что, видно, его служаки снова оплошали, губернатор тупо таращился на живописную группку. И лишь один человек был возмущен искренне и до глубины души. Этим человеком был сержант: даже плохо застегнутая пуговица вызывала у него скрытое раздражение; разрешение ходить в гражданской одежде было одной из главных причин его вечных страданий, но они оказались никчемными и мелкими по сравнению с тем чувством, которое он испытал при виде «кадиллака» и Джексона. По его мнению, подобное могло произойти только по началу светопреставления, и теперь сержант ожидал следующей его фразы.

Светопреставление, как ни странно, не начиналось.

Сержант подозрительно покосился на капитана и не поверил собственным глазам. Видимо, тут крылось какое-то недоразумение: Дикий Билл улыбался.

«Как это может быть? — поразился сержант. — Или это я сошел с ума? Да нет, вот она — машина… Видно, и впрямь что-то стряслось с нашим миром, если капитан может позволять такое непотребство».

Чтобы окончательно убедиться в том, что мир сошел с ума, сержант осторожно задал вопрос, а точнее — бросил пробный камень:

— В каком состоянии машина, а? — начал он, осторожно сверяясь с «индикатором», каковым выступали мимические мышцы Вудворта.

При этих словах уголки губ капитана дернулись, что придало сержанту смелости: может, мир на самом деле не так-то уж плох.

— Да и форму они порвали, сэр…

— Заткнись, — устало посоветовал ему Дикий Билл.

Если бы он попробовал вложить в свой ответ хоть на грамм больше эмоций, он не выдержал бы — покатился со смеху.

— Я же с самого начала был против переодевания, — грустно сообщил высокопоставленному обществу сержант, надеясь хоть у кого-то найти сочувствие.

Но все его попытки были тщетны: в своем негодовании сержант был одинок. Мало того, если появление машины вызвало у публики скорее замешательство, чем чувства более определенные, то с началом его жалоб все больше народу склонялось к тому, чтобы счесть анекдот забавным и посмеяться. То тут, то там в глазах начали зажигаться веселые искорки, кто-то фыркнул, кто-то зажал рот рукой, и смех, вероятно, грянул бы во всю мощь, если бы не новый поворот, сразу переключивший настрой на иной лад и разогнавший большую половину зевак.

Его произвел инспектор Син.

Коротышка-инспектор вышел вперед, поглядывая на Джексона и Чарли с неприкрытой злостью, и нацелил в грудь негра желтый палец.

— Где Армстронг?

Лицо Джексона мгновенно помрачнело, он огляделся, ища друга глазами, но Джо не было. Несколько находчивее оказался Чарли: у него хватило ума заглянуть на заднее сиденье, где Джо сидел всю дорогу. Сквозь уцелевшее заднее стекло он увидел Джо, скорчившегося в щели между сиденьями; поднесенный к губам палец предупредил Чарли о молчании.

Не дождавшись ответа, Син рассердился еще больше. Как и многие другие люди, инспектор был склонен винить в своих промахах всех, кроме себя. То, что он позволил Джо уйти, было просчетом совсем уже непозволительным, за который можно было и вылететь из полиции. И еще как вылететь: если бы речь шла о настоящем преступнике (относительно личности Джо у инспектора все же еще имелись кое-какие сомнения), то у него еще оставалась бы надежда выкрутиться, поискав поддержки у высокопоставленных покровителей. Упустив Джо, он, напротив, вызывал именно их недовольство, и поэтому инспектор был готов расшибиться в лепешку и засадить за решетку всех мало-мальски причастных к делу. Молчание Джексона и Чарли он мог расценивать только как явное противодействие властям.