Доктор Велаяти, в прошлом врач-педиатр, образованный человек, каким-то образом оказавшийся

среди исламских революционеров, был в те годы бессменным министром иностранных дел и

влиятельной в стране персоной. Среднего роста, спортивного телосложения, с правильными

восточно-арийскими чертами лица, короткой аккуратной стрижкой, цивильно одетый, он внешне

приятно отличался от большинства своих партнеров по власти. Что же касалось политических

взглядов доктора, то он был таким же ярым врагом коммунизма и антисоветчиком, как и его

коллеги в чалмах.

Велаяти прошел в здание вместе с группой чиновников иранского МИДа, занимавшихся советским

направлением. Охрана министра осталась у входа. Ни на кого из наших дипломатов Велаяти

внимания не обратил. Неизвестно, о чем он говорил с советским послом, разговор этот длился не

менее часа, но из траурного зала министр вышел в замечательном настроении. То ли

реализованный на практике лозунг «Смерть Советам!» придал ему тонус, то ли он получил от

Болдырева желаемые ответы на заданные вопросы? Так или иначе, проходя через последний зал, т.е. мимо меня, он решил попрощаться и протянул руку. Это была великая честь, если б не одно

обстоятельство: в этот момент Велаяти шел быстрой походкой, пересекая зал на расстоянии не

менее десяти метров от того места, где я стоял. Наши позиции и скорость его движения

предполагали, что я должен сейчас же сорваться и подбежать к нему, чтобы успеть пожать руку, пока он не вышел за дверь.

Чисто восточный ход: отношение большого начальника к маленькому служке, эдакий вариант

барского расположения с обязательным элементом унижения младшего. Гарантирую — любой

иранец тут же побежал бы. Надо признаться, что такой импульс на долю секунды возник и у меня

(все- таки грузинское воспитание — уважение к старшему), но я сразу же его подавил: еще не

хватало, чтобы советский дипломат униженно спешил подхватить снисходительно поданную руку

чужого министра, который спит и видит крах СССР! Однако следовало немедленно что-то делать, оставлять Велаяти без внимания было нельзя. Выручило знание восточных традиций, в том числе

и траурных процедур. «Твою мать! У кого в доме покойник, — задал я себе риторический вопрос,

— у тебя или у меня?! Кто здесь скорбит, ты или я? Кто к кому по законам Востока в этом случае

должен бежать?!»

Опустив голову, я предался глубокой печали, причем так погрузился в образ, что действительно

начал ее ощущать, одновременно из-под бровей наблюдал за министром. Улыбка сошла с его

лица. Он был далеко не дурак и ситуацию оценил моментально. Ему стало ясно, что, шагая по залу

посольства с вытянутой рукой, он в этой же идиотской позе через десять секунд выйдет за дверь.

Мой ответный ход лишал его основания рассчитывать на иное. Мне понравилась его быстрая

реакция: Велаяти развернулся и, не опуская руки, направился в мою сторону. Подождав, когда

министр приблизится, я сделал ему навстречу один-единственный шаг, пожал руку, и с тяжелым

траурным вздохом вновь отступил назад.

Извини, старик, задержался, — сказал Серега Копейко, стряхивая ладонью крошки со рта. —

Жены-то нет... пока туда-сюда. Как у тебя тут, все нормально?!

Да вроде справился, — ответил я.

Осенью 1987 г. мне наконец-то прислали замену. Им оказался выпускник ИСАА МГУ Юра Наумов, очень толковый, образованный парень, но совсем еще молодой и неопытный. Наш новый посол в

Иране Владимир Гудев попросил меня задержаться с отъездом, чтобы ввести Юру в курс дела.

Этим я и занимался с утра до вечера, понимая, что дата моего долгожданного возвращения домой

напрямую зависит от способности молодого коллеги как можно быстрее разобраться с делами.

Надо отдать Юре должное, он схватывал все с полуслова, хотя некоторые вещи на первых порах

его искренне удивляли.

Смотри! — говорил я, открывая массивный сейф в своем кабинете. — Видишь в маленьком

отделении материалы на папиросной бумаге? В случае форсмажора их следует уничтожить в

первую очередь. Потом досье из этого отделения, потом из того, а уже потом вали все на пол и жги

кучу разом — тут уже несерьезная мелочь.

Я торопился преподать ему нашу науку, поэтому через пару недель уже подходил к концу.

И последнее! Ответь на вопрос: как ты поступишь, если над Исфаганом собьют иракский

бомбардировщик, а пилот катапультируется и на парашюте приземлится на территорию

генерального консульства?!

А что, такое бывало? — насторожился Юра.

Пока что нет, но ты обязан быть готовым ко всему.

Знаешь, — обиделся он, решив, что я издеваюсь, — иди ты...

В Исфагане в это время стояла прекрасная осень, в ярко-голубом небе светило нежаркое солнце, в

саду пели птицы и вообще... У Юры было отличное настроение: первая командировка — начало

карьеры! Он не подозревал, как обманчиво здешнее всё...

Через неделю, когда мы уже третий день не вылезали из бомбоубежища, иранцы сбили над

городом вражеский самолет. Сначала пилот выделывал в небе кульбиты, пытаясь загасить пламя, но вскоре МИГ ярко вспыхнул и, оставляя за собой черную полосу дыма, вертикально пошел к

земле. От самолета отделилась точка, и в небе над нашими головами раскрылся купол иракского

парашюта. «Только не сюда!» — машинально вырвалось у Юрки.

Впрочем, уроки высокого консульского мастерства оказались у него еще впереди. Через пару

недель на генконсульство было совершено вооруженное нападение афганских

контрреволюционеров в количестве около пятисот человек. Нам удалось отбиться, а Юре

посчастливилось приобрести навыки по уничтожению с помощью керосина и спичек секретной

документации. А после на Исфаган стали падать здоровенные иракские ракеты класса «земля-

земля» советского производства, и местные жители обсуждали вопрос, не разорвать ли всех

«шурави» к чертовой матери?!

В результате совокупности обстоятельств, когда через пять месяцев, в марте 1988 г., я покидал

Исфаган, душа моя была совершенно спокойна, поскольку управлять делами здесь оставался

закаленный в боях Юрка Наумов, уже матерый консульский волк.

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ИРАНЦАХ

Я думаю, пришло время сказать несколько слов об иранцах. Какие они?

На эту тему написано достаточное количество толковых книг. Постараюсь никого из известных мне

авторов не повторять и расскажу о своих личных наблюдениях и впечатлениях.

В древние времена центром мировой культуры на Евроазиатском континенте был Восток, где одну

из доминирующих позиций занимал Иран. К нему устремлялись взоры соседей, ему подражали, завидовали, его боялись, с ним торговали и воевали и многому, многому у него учились. Так

продолжалось тысячелетия. Это, безусловно, наложило отпечаток на современных иранцев: они

амбициозны, традиционно хорошо воспитаны, умны и хитры.

С точки зрения государственного устройства Иран до последнего столетия являлся классическим

примером восточной деспотии (да и сейчас недалеко от нее ушел), а это значит — в любой

момент можно было остаться без головы. Такое немаловажное обстоятельство тоже отразилось на

людях. До сих пор, желая удачи, они говорят: «Саее то кутах нашавад» — «Чтобы твоя тень не

стала короче».

Вероятно, отчасти в силу тех же причин иранцы чрезвычайно учтивы. Этикету и комплиментам у

них может поучиться любой дипломат. Разговор они ведут не спеша, с тактом и красноречием. В

беседе и даже споре никогда не вспылят. Это у нас способом убеждения является повышенная

интонация, у них — исключительно аргументы и логика. В разговоре с иранцем вы непременно

попадаете под его обаяние, но будьте уверены — в результате вас непременно попытаются

обмануть.

Иранцы щедры на обещания, но редко их выполняют, если это не связано с личной выгодой.