проблем было выше головы.
Вот так, в результате самонадеянной глупости двух сверхдержав и их мировой конфронтации, прорвался к победе и утвердился во власти уникальный исламский режим{[31]}.
Я приехал в Иран в марте 1983 г. и застал последнюю фазу разгрома Туде. То, что увидел, запомнилось на всю жизнь. Осталось в памяти и мое первое донесение.
Месяца через два я прибыл из Исфагана в столицу с отчетом о положении дел. Посол внимательно
выслушал меня и распорядился написать телеграмму39. Я поднялся в помещение референтуры, набросал проект и передал дежурному шифровальщику. Дословно текста не помню, но выглядел
он примерно так: «Правящее иранское духовенство в результате жестоких репрессий полностью
разгромило прошахскую, либеральную, левую и коммунистическую оппозиции. В настоящий
момент противников вне корпоративной среды у него больше нет. Поэтому в ближайшее время
борьба за абсолютную власть в Иране развернется в среде самого духовенства. Между собой
столкнутся две крупные группировки: та, что захватила административно- политическое
руководство страной, но пока не имеет прочной экономической базы, и другая, которая эту базу
имеет, но от административно-политического управления в значительной степени отстранена».
Далее шел перечень участников группировок, их личные характеристики и возможные способы
воздействия на ситуацию со стороны СССР.
Через полчаса меня снова вызвал посол.
Реваз, что это вы написали?! — он смотрел на меня с укоризной. — Что это за ерунда?
Простите, но я не понял, — ответил я, действительно ничего не поняв.
А что тут неясного?! Вы выпячиваете роль духовенства, при этом ни единого слова о борьбе
рабочего класса и трудового крестьянства! Где ваша классовая позиция?!
Я опешил, не ведая, что говорить. Ведь моим собеседником был Вил Константинович Болдырев, тот самый Заведующий ОССВ, уговоривший меня ехать с ним вместе в Иран. К Болдыреву я
относился с большим уважением. Он являлся профессионалом высокого уровня, владел пятью
языками, в том числе и персидским, обстановку в Иране знал в совершенстве. Но то, что он
произнес, было полным абсурдом.
Перепишите, — сказал посол, — и учтите мои замечания.
Вернувшись назад, я уселся за столик в узкой кабинке, сосредоточился и попытался по-новому
выстроить мысль. Но независимо от меня на бумаге возникли те же самые фразы. Через час ко
мне заглянул дежурный: «Давай не затягивай, он уже ждет» — и забрал с собой то, что сложилось.
Продолжаете упорствовать в глупости? — оценил мои мысли посол. — Не можете сами,
посоветуйтесь с умным товарищем.
Я так и сделал. Пошел к умному Саше Садовникову40 и попросил помочь. Вместе мы пыхтели еще
около часа. Получились те же яйца, только в профиль. Ну не лезли в эту схему рабочий класс и
зачуханное крестьянство, которые в политических процессах в Иране никакой самостоятельной
роли играть не могли.
Так повторилось несколько раз. Тучи сгущались. Я гадал, каким может быть наказание?
На пятом заходе посол неожиданно улыбнулся:
Хотите, раскрою ваши тайные мысли?
Что тут ответить? Я промолчал.
Вы думаете: вот ведь старый лысый дурак! Задает тупые вопросы...
Он почти угадал, но я, естественно, стал возражать.
Не надо, не надо! — опять улыбнулся посол. — Я вам раскрою еще одну тайну. Если я завизирую и
отправлю вашу бумагу, то те же тупые вопросы будут заданы мне из Москвы, и, так же как вам, мне нечего будет ответить. Возвращайтесь к себе в Исфаган, если понадобитесь, я вас вызову.
Так началось мое путешествие, продлившееся целых пять лет.
ДРАГУН-РАЗВЕДЧИК, КРЕПОСТНОЙ-ДИПЛОМАТ И ПОДАРОЧНЫЙ СЛОН
История наших консульских отношений началась в 1717 г. с необычайного события: первым
русским консулом при шахском дворе стал Семен Аврамов, двадцати лет от роду, крепостной!
Семен был внештатным переводчиком при посольстве Артемия Волынского41. Произошло это
следующим образом. Посольство в самом начале столкнулось с кадровыми проблемами. Толмач, присланный из Санкт-Перербурга, оказался совершенно непригоден к работе. Это выяснилось, когда наши прибыли в Шемаху. Волынский отчислил его «понеже дурак и пьяница, которого хотя
часто и наказывал, а унять не мог. А он бес никакова языку не имеет, не точию здешнева, но и по
руски написать».
Таким образом, выполнение государственных задач, поставленных лично Петром, оказалось на
грани срыва: работа предстояла опасная, сложная и ответственная, а толмача не было. Наудачу
Волынский встретил Аврамова, холопа астраханского обер-коменданта Чирикова, который был
послан в Шемаху по какому-то делу. Выяснилось, что Семен «зело искусен здешнево языка... и по
русски читать и писать может без нужды, также и с природы ума изряднова».
Молодой посланник, еще недавно боевой офицер, отличался решительным нравом. Он не стал
спрашивать согласия коменданта, на это не было времени, да и кто знает, уступил бы тот
уникального крепостного или нет?! Считая, что действует в интересах державы, Волынский увез
Аврамова в Персию.
В Исфагане Семен проявил себя самым лучшим образом: он оказался наблюдательным,
коммуникабельным, хорошо знал язык, добывал важную информацию, которую умело
анализировал. Поэтому, когда в ходе переговоров Волынского с Фатх Али-ханом Дагестани{[32]}
встал вопрос о назначении постоянного российского представителя при дворе Султан Хосейна, выбор пал на него. При отъезде из Исфагана осенью 1717 г. Волынский, с согласия персидской
стороны, оставил Семена в качестве нашего резидента, по сути — консула.
Уже первое донесение Аврамова представляло большой интерес и свидетельствовало о хорошем
знании дела: он в срочном порядке сообщал о взятии афганцами провинции Герат, переходе на их
сторону систанского хана Асадоллы и продвижении объединенных войск на Керман. Писал о
захвате султаном Маската островов в Персидском заливе, пустой шахской казне и некоторых
деталях внутренней жизни двора. В частности, не без юмора упоминал о том, что во время
«затмения месяца» перепугавшиеся придворные посадили шаха на трон и махали над его головой
мешками с деньгами, чтоб отвести беду, после чего отдали деньги мулле.
Вот вам и крепостной!
Посольство Артемия Волынского вообще состояло из одаренных людей, да и задачи они решали
неординарные. Одна история со слоном чего стоит!
По официальной версии, цель посольства Волынского заключалась в упорядочении российско-
персидских торговых отношений. На самом же деле в секретной инструкции, подписанной лично
Петром, вопросы торговли стояли в самом конце. Задачей номер один была разведка местности, состояния вооруженных сил, укрепрайонов и городов. И все это надлежало выяснить «так, чтоб не
признали персияне».
Волынский блестяще справился со всеми задачами.
В Исфагане он подписал выгодное для России торговое соглашение, а также пришел к выводу о
необходимости создания в Персии русских торговых компаний и параллельно консульского
надзора за купцами, поскольку их «главная беда» заключалась в том, что «сами между собою
один другому пакости чинят», «ежели где кому обида случится, другие ему не помогают... чинят
повседневные ссоры и драки напився, с чего больше поношения и стыд приносят отечеству, нежели пользу». И ежели «впредь не будет над купцами консул, то не надеюся я, чтобы могло
притить в доброе состояние и порядок комерция наша».
За время пребывания в Исфагане Волынский изучил вооруженные силы Персии досконально, об
этом свидетельствуют его письменные донесения Петру. С учетом внешних угроз он предсказал
близкий крах империи Сефевидов, что и произошло в 1722 г. в результате афганского нашествия.
Самой сложной оказалась разведка местности. Путь посольства лежал через Каспий, разрешение
