Я слегка привстаю, напряжено приподняв бедра, и твердо говорю:

— Леа, нет!

— Доверься мне, пожалуйста, — шепчет она с мольбой в голосе. — Я тебя прошу, пожалуйста.

Я крепко, до скрипа стискиваю зубы. Я не могу. Не могу. Нет! Даже ради нее.

Она игнорирует мои протесты и продолжает. Ее пальчик кружит по колечку напряженных мышц, и с каждым следующим прикосновением дрожь сотрясает мое тело все сильней, она проталкивает кончик внутрь ануса, преодолевая сопротивление напряженных мышц, и дрожь волной накрывает меня.

Дыши, только дыши, говорю я себе.

На краткое мгновение меня переполняет ощущение, что я могу вытолкнуть ее палец, что я смогу сдерживать ее, если попытаюсь.

Но я уступаю ее требованию, расслабляю мышцы и впускаю ее палец немного глубже, продолжая бороться за то, чтобы остаться в трезвом уме. Мысленно твержу себе, что она просто не понимает, что собирается делать.

— Бл*дь!

Она полностью погружает палец внутрь, и мои мышцы внизу живота начинают подрагивать от трепета.

— Леа… — предпринимаю слабую попытку сопротивляться.

— Подожди, — шепчет Леа. Она наклоняется вперед и снова берет мой член в рот, но я не могу так просто лежать. Я приподнимаю бедра ей навстречу, тянусь к ней рукой и ладонью придерживаю ее за затылок. Я не знаю, черт побери, что происходит, но я…

— ОХ, ЧЕРТ!! ЛЕА. ЧЕРТТТТ, — я погружаю пальцы в ее волосы, и моя задница приподнимается над кроватью, а я продолжаю хрипло стонать. — Ох, Бл*дь, охххх, бл*дддьььььььььььь!!!

Ее… палец…

— Дерьмо!

Она принимает мой член глубже, и в моих глазах начинают мелькать звезды. Она выскальзывает пальцем, а затем опять кончиком...

— БЛ*ДЬ! ДЕРЬМО! ЛЕА — да, чтоб меня, что ты творишь…

Мне кажется, я почувствовал, как ее горло вздрагивает от смеха, но точно не уверен. Все мои чувства на грани, я ощущаю себя на пять с плюсом и еще единица, выше некуда, я не знаю, что это, кармическая интуиция или еще какая-то долбанная хрень, но все сосредоточилось на ее пальце в моей заднице — Что... ЧТО ПРОИСХОДИТ?

Я задыхаюсь, и в этот момент она толкается глубоко пальцем и это... это... чувствуется потрясающе.

Все, что я способен слышать, это мое тяжелое дыхание и шум в ушах, Леа и дальше продолжает двигать во мне пальцем, и удовольствие настолько сильное, что заставляет мой член стать тверже, чем что-либо в этой комнате, мои яйца пульсируют от жажды облегчения.

Я продолжаю тяжело дышать, стонать, теперь метаться под ней.

— Леа. О, черт! Леа.

Я обхватываю ее голову двумя руками.

— Это…

Потрясающее ощущение, никогда со мною такого не было.

— О, Боже!

Ее палец в моей заднице, я чувствую его по всей длине — я ненавижу его. Но то, как она это делает… Я начинаю тяжело дышать, дыхание прерывается. Что бы она ни делала... Господи… Я не знаю, как это описать, но...

Она снова давит сильнее и толкается, крутит им внутри меня опять, я клянусь Господом, мое тело, словно чертова звездочка, поднимается вверх.

— БЛ*ДЬ!

Удовольствие продолжает накрывать меня волнами снова и снова, стремительно пронзая мое тело. Я подаюсь бедрами на нее, в такт ей, насаживаюсь на ее пальчик, я не могу поверить в реальность происходящего.

Я в последний раз глубоко толкаюсь ей в горло набухшим членом и кончаю… меня с головой поглощают сильнейшие ощущения. Я пульсирую вокруг ее пальца. Сжимаю его. Чертовски. Потрясающе.

Немного позже, когда мой разум может снова все воспринимать, я приоткрываю глаза. Леа сидит передо мной, на ней нет абсолютно ничего, кроме тоненького пеньюара, она сидит, как я и говорил ей, в позе покорности. С ладонями на коленях. Уголки ее губ приподнимаются в маленькой улыбке.

Я улыбаюсь ей в ответ и чувствую, как она ложится рядом и начинает поглаживать мою руку.

— Ты хитрая, это игра против правил, — шепчу я хрипло, притягивая ее к себе.

Это не те правила, которые вписываются в мою жизнь. Я пытаюсь сказать ей это, но быстро проваливаюсь в сон, ощущая рядом податливое и любимое тело Леа.

Лукас

Восемнадцать лет назад

Я держу табель успеваемости и улыбаюсь в фотообъектив. Эта приторная улыбка, куда более приторная, чем та, которой я улыбался для ежегодной фотографии класса на прошлой неделе, но Шелли, которая стоит позади фотографа, строит смешные рожи и дразнит меня странной пластиковой курицей.

Когда фотограф заканчивает, остаемся только мы с ней. Мы сидим на стульях в школьной аудитории.

— Ты думаешь, кто-нибудь захочет меня? — спрашиваю я ее.

— Ну, а как иначе? Ты выглядишь прекрасно сегодня, — она ерошит мои волосы, и я не могу сдержать еще одну приторную улыбку, которая расплывается на моем лице.

Я колеблюсь всего лишь минуту, пока мы сидим бок о бок. В школе тихо. Через пару минут она вернет меня в дом Коула, где я сплю в крошечной комнате, которая раньше была кладовкой.

Наконец, я выдыхаю и собираюсь с силами.

— Знаешь, ты все еще можешь усыновить меня. Я не такой уж и плохой мальчик, — шучу я.

— Вовсе не плохой, — она снова ерошит мои волосы. — Но я еще даже не окончила вечернюю школу. Я еще ребенок, как и ты.

Кончиками пальцев я провожу по сердцу, со стороны ее спины.

— Я думаю, ты будешь прекрасной мамой, Шелли.

***

Пятнадцать лет назад.

Я ощущаю движение рядом с собой, теплого человеческого тела, находящегося поблизости, за моей спиной. Я устал, и у меня все болит. Я приоткрываю подбитый глаз и вижу перед собой синюю занавеску. Я лежу на животе и пялюсь на занавеску отделения неотложки. Как только я окончательно прихожу в себя, спина начинает раскалываться от дикой боли. Я догадываюсь, что кто-то определенно сидит возле меня. Мне двенадцать, почти тринадцать, и я научился пользоваться интуицией, когда рядом что-то хорошее или плохое. Сейчас, кажется хорошее. Это, вероятно, Шелли. Она разозлится на меня, точно так же как было в полицейском участке на прошлой неделе.

— Мне жаль, — бормочу я.

Мудак в моем доме решил на сей раз ударить меня, и я пнул его по яйцам. Он ударил меня ломом за то, что я был "маленьким дерьмом".

— Знаю, ты говорила, что мне не нужны еще проблемы, или больше никто не захочет взять меня. Думаю, меня вышвырнули из этого дома, так?

Я перевел глаза на нее, осторожно, почти не шевелясь. У меня сломано ребро и швы на спине.

Я чувствую ее руку в моих волосах:

— Лукас, ты хоть знаешь который час?

— Нет.

— Полчетвертого утра.

— Ты должна спать, — тихо говорю я.

— Кто обычно приходит за тобой не в мои рабочие часы?

— Офицер, которая дежурит ночью — Мэри Джейн, — я смотрю на нее, неуверенный по поводу этих расспросов. Иногда люди спрашивают меня и хотят, чтобы я неправильно понял вопрос. Как мудак сегодня ночью, который спросил, для чего я бы пригодился. — Где Мэри Джейн, — спрашиваю я.

Надеюсь, с ней ничего не случилось. Она пожилая и пахнет парфюмом, от которого мой нос жжет, но она достаточно милая.

Шелли подходит к моей кровати на колесиках и встает перед какими-то аппаратами, задвинутыми в угол.

— Люк, — она гладит меня по щеке. — Сейчас мне уже двадцать семь. Я достаточно взрослая.

Мое сердце начинает бешено колотиться. Она умирает? Но она еще недостаточно взрослая, чтобы умирать, ведь так?

— Я становлюсь уже достаточно взрослой, чтобы завести семью.

Я чувствую себя нехорошо. Мои ребра дико ноют.

— У тебя будет ребенок? Кто отец? У тебя есть парень, Шелли?

Она едва заметно улыбается. И качает головой.

— Я думала, может быть, ты хотел бы жить со мной.

В голове гудит, когда она берет меня за руку.

— Помнишь, я говорила тебе, насколько важно, чтобы ты не попал в колонию для несовершеннолетних? Перестал зависать с теми сложными детьми из девятого класса?

Я сжимаю челюсть. Если я кивну, то из глаз польются слезы.