Теперь к всепроникающему запаху розового масла, неумолкающему шарканью, стонам, шелесту кондиционера и все более смелым предложениям из громкоговорителя прибавляется ария Гершвина – «Летнее время», душевно.

Самая высокая зомби хватает меня за запястье. Застревает пальцем под ремешком часов, и палец с хрустом отрывается, когда я пытаюсь спастись от нее на квадратном возвышении.

– Вот вы и лишились залога, – объявляет громкоговоритель.

Я взмахиваю рукой, чужой палец отлетает в сторону. Часы тоже соскальзывают, падают на пол, к сливной решетке, и замирают у ног группы смазанных маслом и обнаженных мертвецов. Я подныриваю. Хватаю пальцами то скользкие, холодные лодыжки, то твердую сталь решетки, но, наконец, нащупываю браслет от часов. Еще чуть‑чуть – и все мои записи улетели бы в трубу.

Я не успеваю подняться, как сзади и сверху ко мне прижимаются холодные, масленые, мягкие тела. Слабые пальцы тянут меня за руки и ноги, дергают за волосы, за уши. Стоны заглушают музыку. Я извиваюсь, пытаюсь высвободиться из‑под тяжести чужой плоти, то дряблой, то податливой. Скользкие руки хватают мой член. Волосы щекочут обнаженную кожу. Я одним рывком сбрасываю с груди голую, сколькую зомби, вырываюсь из цепляющихся за меня, лишенных ногтей пальцев.

Взбираюсь на овал повыше, и тянущиеся ко мне руки оставляют лишь масленые отпечатки на полу.

– Серьезно? – удивляются из громкоговорителя. – А многим нравится, когда на них всем телом наваливаются.

Я машу обеими руками, чтобы меня выпустили отсюда, как вдруг со всех сторон раздается пронзительный скрежет. Ужасные звуки приводят зомби в замешательство, они шатаются и валятся во все стороны.

– Это еще что такое? – раздается из громкоговорителя. – У вас что, диктофон?

Звенит звонок, слева распахивается дверь, и входят еще четверо зомби.

Голос вопрошает с потолка:

– Вы коп?

Звенит звонок, слева распахивается дверь. И появляются еще шесть зомби.

Масляные руки хватают меня за ноги. Вездесущий запах роз мешает связно думать. Самые разные груди, похожие на все возможные фрукты и овощи, подступают со всех сторон, мне страшно, что от удара кожа на них может лопнуть.

Подскакивая на одной ноге и уворачиваясь, я кричу:

– Не коп я! Это не мое звенело!

Из громкоговорителя раздается:

– Хотите играться в героя под прикрытием? Мы вас прикроем.

В комнате раздается смех второго доктора.

На одной из тянущихся ко мне рук не достает пальца. Мои часы с микрофоном заляпаны маслом. Звенит звонок, слева распахивается дверь, и входят еще восемь зомби. Вот‑вот они уже смогут взобраться друг на друга и влезть на приподнятый овал.

– Вы ошибаетесь! – восклицаю я. – Я не коп! Мне хочется трахнуть зомби!

Я обильно потею, пот блестит у меня на груди, на руках, и так уже влажных от смеси розового масла и слюны зомби. Звенит звонок, дверь слева распахивается, и я не успеваю сосчитать, сколько новых зомби появилось в комнате, как три руки хватают меня за ногу и стаскивают вниз, в гущу голых мертвецов.

– Что же, докажите, – предлагают мне из громкоговорителя.

Я уже не вижу потолочного окна из‑за мешанины слюнявых подбородков. Темно. Нечем дышать. Я извиваюсь под чужими мертвыми грудями, ногами, бедрами. Зомби наваливаются на меня всем весом, под их тяжестью я уже не различаю, где голая кожа, скользкие соски и твердые намордники.

Пометка для статьи: под грудой двадцати с лишним скользких обнаженных зомби кислорода нет.

И еще: на вкус зомби похожи на подгоревшую жареную картошку.

Только бы редактору хватило ума не бросать эту затею. Только бы моя жена сумела опознать меня по останкам, когда их куда‑нибудь вышвырнут. Только бы мое имя запомнили, как героя, пытавшегося раскрыть правду ради блага человечества – когда все это всплывет наружу…

«Успех требует жертв».

Я раздавлен, тошнит, тону… как вдруг удивительно твердая и теплая рука выдергивает меня к свету. Перекрывая рев и стоны, женский голос говорит мне в ухо:

– За золотой дверью есть еще один длинный коридор, а там – несколько докторов, которые с легкостью вас поймают и убьют, если часы и впрямь окажутся диктофоном. Вы правда коп?

Я выбираюсь из‑под кучи‑малы обнаженных, масленых зомби; моя спасительница возвышается надо мной – в очках, как у кинозвезды, и в наморднике. Это та самая миниатюрная спортивная блондинка, которую впустили вместе с мышью.

– Помогите мне! – Я хватаю ее руки, но хватка слабеет – обнаженные мертвецы оттаскивают меня за ноги.

Блондинка помогает мне подняться и, утыкаясь намордником в шею, шепчет:

– Я работаю под прикрытием, чтобы разоблачить этот бич человечества. Вы даже не представляете, какая у меня роскошная история, кучу премий получу!

Пометка для статьи: даже густо пропитанный розами воздух кажется свежим для того, кто едва не утонул под обнаженными телами.

Я улыбаюсь своей спасительнице и спрашиваю:

– А вас, случайно, зовут не Нелли?

Она прижимается ко мне.

– Не глупите. За той дверью, откуда появляются девушки, стоят клетки для зомби, но сейчас они почти все здесь. Если получится, там дальше есть вентиляционная труба, по которой можно пробраться туда, где я оставила машину. Самой мне слишком высоко, но с вашей помощью мы сможем вылезти. А ваши аудиозаписи придадут моим откровениям достоверности. – И добавляет: – Но пока что обращайтесь со мной как с зомби, ну, знаете, отталкивайте и бегите, или можете слегка шлепать, но не увлекайтесь, пока мы не окажемся рядом с выходом. Потом позвоните своему напарнику, а я редактору позвоню.

Я киваю и подсаживаю ее на ближайший к выходу прямоугольник, отпихивая прочь другие неупокоенные тела. На полу после кучи‑малы остались темные очки. Зомби таращатся на меня, тянут смазанные маслом руки. Мертвые стеклянные глаза как будто умоляют, чтобы я написал об этой несправедливости, рассказал об этом ужасе, опубликовал свой призовой репортаж и стал героем, мужественным журналистом, спасшим всех невинных женщин мира от чудовищной судьбы.

Звенит звонок, слева распахивается дверь, и входят еще пять зомби. В отражении под потолком вся комната набита обнаженными, лоснящимися от масла женщинами, то и дело натыкающимися на геометрические фигуры.

На прямоугольном островке у дальней стены стоим только мы с блондинкой. Играя свою роль, она наваливается на меня, шарит руками. Я загораживаюсь, отпихиваю ее голову в сторону, и замечаю, что на пальцах у нее нет ни единого ногтя.

– Эй, ты, ну покажи, что ты мужик! – доносится из громкоговорителя. – Наконец‑то ты завелся! Так сказать, готов.

Звенит звонок, слева распахивается дверь, и блондинка говорит:

– Теперь, наверное, наш единственный шанс, пока они не поняли, что мы притворяемся, и не заперли дверь. Перепрыгни над толпой и беги к выходу.

Но я хватаю ее за запястье, не давая двинуться.

– С ума сошел? В другой раз я тебя не спасу!

Она вырывается, но я придерживаю ее за руку, делаю вид, будто закашлялся, и зубами вытаскиваю из часов‑диктофона карту памяти, а сами часы бросаю в сливное отверстие. Они проскальзывают между прутьями решетки и исчезают в стоке.

– Даже не знаю, – говорю я, разворачиваю ее задом и нагибаю так, что передо мной оказываются две круглые, как арбузики, ягодицы.

– Что ты делаешь? – шипит она. – Прекрати!

– Кажется, я сумею выбраться отсюда и другим способом, – говорю я.

Карту памяти я держу во рту, под языком. Девушка стонет громче остальных.

– Вот молодец! – раздается из громкоговорителя. По комнате эхом разносится смех. – Давай, напяль ее! Без резинки! Без смазки! Настоящий мужик!

И снова из громкоговорителя:

– Иногда мужчине нужно лишь немного адреналина, тогда все приоритеты встают на свои места. В следующий раз не надевайте чертовы часы.

Ее песочного цвета волосы разметались по обитому чем‑то мягким приподнятому над полом прямоугольнику; из двери справа появляются несколько сильных мужчин во врачебных халатах и сачками начинают выталкивать из комнаты отдельных зомби из массы обнаженных, лоснящихся маслом неупокоенных тел. Блондинка безуспешно пытается меня оцарапать. Из‑под темных очков текут слезы. Она бормочет что‑то неразборчивое на фоне стонов.