Странное все же освещение в этих джунглях... Похоже, что сидишь под огромным куполом, через который на землю не просачивается ни единого прямого лучика солнца. Но при этом очень светло. Становилось жарко. Наконец мы совершенно одни! Первая реакция — смех. Мы радовались, что все удалось, прошло как по маслу. Единственная неприятность — нога Клозио. Но он уверял, что ему значительно лучше и что через неделю все пройдет. Первым делом мы решили сварить кофе. Быстренько развели огонь, и выпили каждый по целому кофейнику крепкого ароматного кофе. Это было прекрасно. Мы так перенервничали и устали, что не было сил осматриваться, а тем более заниматься лодкой. Никуда это от нас не уйдет.

Итак, мы свободны, свободны, свободны! Сегодня ровно тридцать семь дней как я в Гвиане. Если побег удастся, значит, мое пожизненное заключение оказалось не столь уж долгим. И я воскликнул: «Господин председатель, сколько, по вашему мнению, длится пожизненное заключение во Франции?» — и рассмеялся. Матуретт тоже. А Клозио нахмурился: «Смотрите, не накаркайте. До Колумбии еще ох как не близко! Тем более на этой хилой посудине по морю не очень-то расплаваешься... »

Я промолчал. По правде говоря, до последнего времени я и сам был уверен, что для морского путешествия мы получим более надежную лодку. Но я специально ничего не сказал моим друзьям, чтобы не портить им настроение в такой момент

Весь день мы провели, болтая и знакомясь с джунглями — миром доселе совершенно нам неведомым. По ветвям, как безумные, носились обезьяны и какие-то похожие на белок зверюшки, выделывая такие кульбиты, что можно обалдеть. К реке на водопой спустилось стадо пекари — мелких диких свиней. Их было тысячи две, не меньше. Они погрузились в воду и поплыли, обрывая свисающие с берега корешки. Внезапно Бог знает откуда появился аллигатор и ухватил за ногу одного поросенка. Тот завизжал, как паровозный свисток. Остальные свиньи набросились на крокодила, норовя укусить его в уголок огромной страшной пасти. Аллигатор бешено бил хвостом, при каждом ударе в воздух налево и направо взлетало по поросенку.

Одного он, видимо, убил, и тот поплыл по реке брюхом верх и был немедленно сожран своими же сородичами. Вода окрасилась кровью. Вся эта бойня продолжалась минут двадцать. Затем аллигатор погрузился в воду, и больше мы его не видели.

Спали мы хорошо. Наутро снова выпили кофе. Я разделся, решив помыться. В лодке мы обнаружили здоровенный кусок мыла. Матуретт побрился моим скальпелем. Потом мы с ним побрили Клозио. Мы вытащили из лодки все барахло, за исключением маленького бочонка с водой. Вода была сиреневого цвета — похоже, Иисус переложил в нее марганцовки, чтобы предохранить от порчи. Там оказались также крепко закупоренные бутылки со спичками. Компас был совершенно школьный — он показывал только север, юг, восток и запад, без всяких градусов. Парус не более двух с половиной метров в длину, поэтому пришлось сшить еще четыре мешка и сделать дополнительный парус в форме трапеции, укрепив его по краям веревкой. А сам я изготовил еще один маленький треугольный парус, чтобы лодка не зарывалась носом в волны.

При установке паруса обнаружилось, что дно лодки далеко не надежное: мачта плохо держалась в нем, древесина прогнила. Этот мерзавец Иисус посылал нас на верную смерть. Пришлось рассказать об этом товарищам. Я не имел права скрывать от них правду. Что же теперь делать? Заставить Иисуса найти более крепкую лодку, вот что! Придется его разоружить и пойти вместе с ним, прихватив нож и топор, в деревню, где можно присмотреть другую лодку. Риск, конечно, большой, но все меньше, чем выходить в этом гробу в море. С припасами все обстояло нормально: там была запечатанная бутыль с маслом, несколько жестянок с мукой маниоки. На этом можно довольно долго продержаться.

В то же утро мы стали свидетелями удивительного зрелища Стая обезьян с серыми мордами вступила в схватку с другими обезьянами, морды у которых были черными и волосатыми. Во время потасовки Матуретту угодило сухой веткой по голове, отчего у него вскочила шишка величиной с орех.

Вот уже пять дней и четыре ночи как мы здесь. Прошлой ночью хлынул страшный ливень. Укрылись под банановыми листьями. Вода сбегала потоками по их гладкой блестящей поверхности, а мы оставались сухими, только ноги промокли. Утром за кофе я распространялся на тему, какой мерзавец Иисус. Послать нас в море на этой развалюхе. Ради какой-то тысячи он отправлял нас на верную гибель. Убить его мало, вот только пусть сперва достанет новую лодку.

Однажды мы услыхали в зарослях ужасно пронзительный и неприятный крик. Я велел Матуретту взять нож я пойти посмотреть, в чем там дело. Минут через пять он появился и поманил меня рукой. Я последовал за ним, пройдя метров сто пятьдесят, увидел свисающего с дерева крупного фазана, раза в два здоровее, чем петух. Он попал ногой в петлю. Одним ударом ножа я отсек ему голову, чтоб прекратить эти вопли. Весил петух минимум килограммов пять, шпоры тоже напоминали петушиные. Мы решили его съесть, и только тут до нас дошло, что в лесу, должно быть, кто-то обитает, раз поставлена ловушка. И двинулись на разведку. Уже на обратном пути мы натолкнулись на очень странную штуку — нечто вроде изгороди или низенького, сантиметров в тридцать высотой, заборчика, сплетенного из лиан и листьев. Находилось это сооружение примерно метрах в десяти от нашей бухты и шло параллельно воде. Через равные промежутки располагались воротца, против каждого из которых была подвешена петля из медной проволоки, замаскированная листьями. Я сразу сообразил, что это ловушка. Животное будет идти вдоль изгороди и, добравшись до ворот, попробует выйти наружу — тут-то и угодит в петлю. И будет висеть в ней, пока не придет охотник.

Открытие сильно нас обеспокоило. За изгородью, похоже, следили. Она была целая. Значит, нас вполне могут обнаружить. Значит, нельзя разводить костер днем. Охотник вряд ли придет ночью. Мы решили установить дежурство. Спрятали лодку под густыми, нависшими над водой ветвями, а припасы — в джунглях.

На следующий день на дежурство заступил я. Кстати, на ужин мы все-таки съели этого фазана, или петуха, как он там назывался, не знаю. Суп получился страшно вкусный. И мясо, хоть и вареное, тоже было великолепным. Каждый слопал по две полные миски. Итак, я заступил на дежурство. Но внимание мое отвлекли огромные черные муравьи. Я смотрел, как, подхватив по кусочку листа, каждый из них тащит добычу в свой муравейник, и совершенно позабыл обо всем на свете. Они были сантиметра полтора в длину и казались очень высокими, когда вставали на задние лапки. Наблюдая за ними, я дошел до дерева, с которого они обдирали листья, и убедился, что дело у них поставлено очень здорово. Там были дровосеки, которые только тем и занимались, что отрывали кусочки листьев. Трудясь над огромным листом, иногда величиной с банановый, они быстро и ловко отрывали куски одного размера и роняли их на землю. Внизу трудились муравьи той же породы, хотя выглядели они немного иначе. У каждого сбоку от челюстей шла серая полоска, и стояли они полукругом, надзирая за носильщиками, что появлялись с правой стороны, а уходили влево, по направлению к муравейнику. Каждый, подхвативший свою ношу, выстраивался в цепочку. Лишь иногда в спешке кое-кто нарушал порядок. Тогда в дело вступали надзиратели. Они расталкивали работяг по местам. Я не понял, какое преступление совершил один муравей, но его вдруг выволокли из строя, и один из надзирателей откусил ему голову, а второй перекусил тело пополам. Затем эти палачи остановили двоих работяг. Те, оставив свою ношу, выкопали ямку, в которую и сложили все, что осталось от их сотоварища, — голову, грудь и брюшко. И закидали ямку землей.