Подкупленный старшина присяжных по фамилии Андерсон служил продавцом в обувной лавке. Сол дважды побеседовал с ним и с его женой. Позиция жены зиждилась на четырех китах: во-первых, она не писала никакого письма; во-вторых, не знала, что муж получил взятку; в-третьих, знай она, что мужу дали взятку, она ни за что не донесла бы на него; и, в-четвертых, она не умела печатать на машинке. Судя по всему, муж ей верил. Конечно, это ничего не доказывало, поскольку способности некоторых мужей доверять своим женам воистину безграничны, но когда и Сол поручился за нее, мы с Вульфом отступились. Сол обладает поразительным нюхом и чует лжеца даже сквозь бетонную стену. Он предложил привести чету Андерсонов, чтобы Вульф смог убедиться сам, но Вульф отказался. Солу поручили присоединиться к Фреду и заняться друзьями и знакомым Дайкса вне конторы.
Субботним утром посыльный принес внушительных размеров конверт. Внутри было отпечатанное на фирменном бланке послание от Эммета Фелпса, шестифутового энциклопедиста, равнодушного к убийствам:
Уважаемый мистер Вульф!
Согласно Вашей просьбе посылаю Вам некоторые материалы, подготовленные Леонардом Дайксом.
К сему прилагается его письмо от 19 июля 1950 г. с просьбой об увольнении, с которым Вы хотели ознакомиться. О’Мэлли оказался прав: он, по всей видимости, и впрямь вернул письмо мистеру Бриггсу, поскольку оно обнаружилось в наших архивах. Мистер О’Мэлли вчера заходил в контору, и я сказал ему, что письмо нашлось.
Будем признательны, если Вы возвратите нам материалы, ознакомившись с ними.
Искренне Ваш,
Эммет Фелпс
Письмо Дайкса занимало целую страничку текста, отпечатанного через один интервал, но в нем содержалось только то, о чем нам рассказал Корриган, – что ходившие по конторе слухи о доносе на О’Мэлли, возможный ущерб для репутации конторы, а также вероятные перемены в связи с изменением руководства – все это побуждает его с глубочайшим почтением просить об увольнении. Правда, слов на это Дайкс затратил раза в три больше, чем требовалось. Что касается остального – отчетов, справок, копий писем, – то, возможно, Вульф и ознакомился со стилем Дайкса, но толку ему от этого было как от прошлогоднего снега. Покончив с очередной бумажкой, Вульф передал ее мне, и я прилежно изучал ее от корки до корки, чтобы больше не давать ему повода для высказывания обидных колкостей, вроде той, которой я удостоился, когда оплошал с именем Бэйрда Арчера. Дойдя до конца, я вернул ему всю кипу, обронив вскользь какое-то малозначащее замечание, и сел за свою машинку, чтобы отпечатать несколько писем, надиктованных Вульфом.
Я сосредоточенно лупил по клавишам, когда он вдруг спросил:
– А это что означает?
Я встал, подошел и посмотрел. В руке у него было письмо Дайкса об увольнении. Вульф протянул письмо мне:
– Вот эти обозначения в углу, сделанные карандашом. Что это такое?
Я увидел нацарапанные карандашом значки: Пс. 145–3.
– Да, я тоже обратил внимание, – закивал я. – Понятия не имею. Почтовая секция номер 145, отделение 3?
– Нет, «c» – строчная, а не заглавная.
– Ну и что? Изобразить восторг по этому поводу?
– Нет. Возможно, какой-то пустяк, но все же странно, даже любопытно. Ты ничего не можешь предложить?
Я прикусил губу, чтобы придать себе задумчивый вид.
– С первого взгляда нет. А вы?
Он взял у меня письмо и нахмурился.
– Давай порассуждаем. «П» – заглавная, а «c» – строчная, следовательно, это не инициалы. Мне известно лишь одно слово в нашем языке, которое обычно сокращают как «Пс». А цифры следующие за «Пс», только повышают вероятность того, что я прав. Ты не догадался?
– Ну… «Пс» – может означать «постскриптум», а цифры…
– Нет. Возьми Библию.
Я подошел к стеллажам, достал Библию и вернулся к столу.
– Открой псалом сто сорок пять и прочитай третий стих.
Признаюсь, что мне пришлось залезть в оглавление. Отыскав Псалтырь, я пролистал страницы до нужного места и заглянул в псалом сто сорок пять.
– Черт бы меня побрал! – невольно вырвалось у меня.
– Читай! – заревел Вульф.
Я начал читать:
– «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения».
– Ага, – сказал Вульф, исторгнув вздох, казалось, из самого нутра.
– Верно, – признал я, – роман Бэйрда Арчера назывался «Не надейтесь…». Наконец-то вы застукали этого парня, хотя и по чистой случайности. Придется сделать официальную заявку на то, чтобы это совпадение занести в книгу рекордов. Надо же, именно в той бумаге, которую вы так настойчиво просили, оказались таинственные значки, и вы их расшифровали. Если вы столь…
– Фу, – фыркнул Вульф. – Здесь нет никакого совпадения, и любой идиот мог расшифровать эти обозначения.
– Значит, я – сверхидиот.
– Нет. – Он был настолько доволен собой, что мог проявить великодушие. – Без тебя у нас ничего не вышло бы. Ты привел сюда этих женщин и напугал. Они так напугались, что кто-то из них счел необходимым признать существование связи между Бэйрдом Арчером и неким лицом в конторе.
– Что за «кто-то»? Кто-то из женщин?
– Я предпочел бы мужчину, к тому же именно мужчин я просил предоставить мне документы, составленные Дайксом. Ты напугал мужчину, а может, и мужчин. Я должен знать кого. Ты договорился на сегодняшний вечер?
– Да. С блондинкой, что сидит на коммутаторе. Только представьте: трехцветная гамма на одной голове.
– Очень хорошо. Выясни, кто мог сделать эту надпись на письме Дайкса столь характерным прямоугольным почерком. Дай бог, чтобы это не оказался сам Дайкс. – Вульф сдвинул брови и потряс головой: – Вношу поправку. Узнай только, чей почерк напоминает эти значки. Лучше их пока не показывать, как и само письмо.
– Конечно. Валяйте, усложняйте дальше, мне это раз плюнуть.
Впрочем, оказалось, что сложность задачи я преувеличивал, потому что скопировать почерк ничего не стоило. Днем, прежде чем приготовить наживку, я как следует попрактиковался, чтобы набить руку. Вечером же, в шесть сорок, когда я выходил из дома на свидание, в нагрудном кармане моего недавно купленного светло-синего костюма покоилась одна из присланных нам бумаг – отпечатанный отчет Дайкса – с надписью, которую я сделал карандашом на одном из полей: СОЗ-4620.
Глава тринадцатая
Бланш Дьюк поразила меня в тот вечер. Проглотила перед ужином две порции своей излюбленной гремучей смеси – джин, вермут, гранатовый сироп и перно – и баста! Завязала. Кроме того, пришла она в премиленьком, хотя и довольно простом, синем платье и почти без косметики. Да, самое главное, танцевала она куда лучше, чем Сью Дондеро. В целом, если сенсацию в «Боболинке» она не произвела, то и краснеть мне за нее не пришлось, ну а оркестр благодаря Бланш смотрелся даже лучше, чем того заслуживал. К десяти часам я уже согласился бы уплатить по счету пополам с нашим клиентом, но сдержал порыв, поскольку все-таки выполнял служебное задание.
Когда мы возвратились к своему столику после того, как я отплясал самую лихую и затейливую самбу в своей жизни, а Бланш не отставала ни на шаг, словно мы проделывали это сотни раз, я предложил ей промочить горло, учитывая, что ужин остался в далеком прошлом, но она отказалась.
– Послушай, – воспротивился я, – так дело не пойдет. Я тут блаженствую с тобой, хотя мне положено работать. Я собирался напоить тебя как следует, чтобы развязать язык, а ты пьешь только воду. А как заставишь тебя проболтаться, если ты отказываешься от спиртного?
– Я люблю танцевать, – заявила Бланш.
– Неудивительно, судя по тому, как ловко у тебя это выходит. Я, правда, тоже парень не промах, но я озабочен. Хватит мне уже наслаждаться – пора хоть что-нибудь из тебя вытянуть.
Бланш покачала головой:
– Я не пью, когда танцую, потому что люблю танцевать. Попробуй лучше завтра днем, когда я буду мыть голову. Ненавижу эти дурацкие волосы. А почему ты думаешь, что мне известно что-то, представляющее для тебя интерес?