— Когда я получил это письмо, сразу решил проверить. Залез в полицейскую систему и убедился, что Мышонок не соврал. Действительно, он сфальсифицировал запрос из Латвии. Дескать, латвийская киберполиция обладает информацией, что это те два лица, принимавшие участие в прошлом году в краже информации у корпорации «Дейтатек» и налете на полицейский участок. В базе данных латвийцев отметки о посылке этого запроса нет, но бельгийцы проверять не будут.

Филип с Букой спустились наконец на землю, и Филип, взяв Буку за руку, начал уводить ее прочь от отеля.

— Увы, машиной моей сейчас пользоваться нельзя, поэтому будем пока передвигаться пешком. Кредитные карточки нас тоже могут засветить. А наличности у нас мало. На самом деле ничего особенно страшного не произошло. Надо связаться с головным офисом, и те объяснят бельгийской полиции, что произошло. Но до тех пор нам полиции лучше не попадаться.

— Ты уже написал своему начальству? — спросила Бука.

— Нет, — ответил Филип. — Я полагаю, что Мышонок будет контролировать мою переписку и не пропустит письмо. Но ЦЕРТ в своей работе не полагается только на Сеть, поэтому, как только найдем место, где можно пересидеть всю эту суматоху, я все же свяжусь с начальством.

За время разговора они не успели далеко уйти от отеля, поэтому звук полицейских коптеров был слышен отлично. Бука заметила, как один черный вертолет промелькнул над ними, направляясь к гостинице.

— Что же это за преступление на нас навесили? — удивился Филип. — Столько полиции подтянули. Так, — рассуждал он на ходу, — сейчас они нас не найдут в номере. Потом проверят записи камер слежения гостиницы. А может, уже проверили, и знают, как мы ушли. Начнут прочесывать близлежащие улицы, и каждая уличная камера слежения будет выискивать наши лица. У них преимущество в людях, транспорте, коммуникациях. А я ни с кем пока даже связаться не могу. У нас, кажется, ни единого козыря, и мы в цейтноте. Плохо.

Бука оглянулась по направлению к отелю, из которого они так поспешно бежали, и увидела, как на улицу выехало желтое такси. Она тут же дернула Филипа за рукав, чтобы он тоже обернулся. Филип увидел машину и тут же вскинул руку, останавливая ее.

— Отлично, — сказал он Буке, — успеем убраться подальше. Когда такси затормозило рядом с ними, Филип открыл заднюю дверь машины и пропустил Буку вперед себя. Затем сел рядом с ней на заднее сиденье и, наклонившись к водителю, назвал какой-то район города, в который их надо было доставить.

Когда водитель тронул машину с места, Филип раскрыл ноутбук и начал что-то тихо выстукивать клавишами. Бука сначала молча наблюдала за игрой геометрических фигур на экране, а затем не выдержала и все же спросила:

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь пролезть в полицейскую сеть и посмотреть, как именно они нас ловят, — объяснил ей Филип. — Если мы знаем их действия, то у нас есть хороший шанс опередить погоню и спрятаться там, где нас не ищут.

Филип молча колдовал еще пару минут и наконец удовлетворенно потер ладони.

— Отлично. Теперь посмотрим.

Бука пыталась понять что-то в мелькании текста и изображений на экране, но Филип работал настолько быстро, что она вскоре сдалась и стала просто слушать его невнятное бормотание.

— Так, аэропорт и вокзалы, естественно, закрыли для нас. Внесли наши лица в базу данных для уличных камер. Было бы плохо, но этих камер у вас, друзья, не так уж много, и к ним мы не пойдем. Патрули подтягивают, но тоже поздно.

Наконец он закрыл крышку и улыбнулся Буке.

— Все, если мы сейчас не сделаем какую-нибудь откровенную глупость, нас не найдут.

— Я почему-то считала, что города контролируются полицией так сильно, что уйти нет никакой возможности.

— Ну, смотри, — начал рассказывать Филип. — У них есть камеры на улицах, которые автоматически сканируют лица прохожих и сравнивают их с фотографиями людей, находящихся б розыске. У них есть патрули. Пешие, на машинах и вертолетах. У них есть системы контроля транспорта. Но эта сеть имеет очень крупные ячейки. Если бы мы поехали в метро, то нас взяли бы у эскалатора. Если бы мы пошли на вокзал или в аэропорт, то нас взяли бы у входа. Если бы мы пошли пешком по центральным улицам города, то нас засекли бы камеры. Но мы же с тобой умные люди, и туда мы не пойдем.

Бука кивала, запоминая.

— Даже патрули предпочитают ездить по крупным улицам. Лариса, несмотря на то, что это Европа, если полицейская машина без поддержки заедет в какой-нибудь окраинный район, она может оттуда и не вернуться. Мы, кстати, в один из таких районов и едем.

— Спасибо, успокоил.

— Не переживай, — потрепал Буку по руке Филип. — Все будет нормально. Доверься мне.

После этого Филип снова раскрыл ноутбук и углубился в изучение каких-то схем и карт. Минут через пятнадцать они наконец-то прибыли в точку назначения. Окружающий их пейзаж Буке не понравился. Дворы были огорожены заборами из металлической сетки в полтора человеческих роста. Граффити на стенах, с достаточно высокой степенью изобретательности обыгрывающие самые различные непристойности. Неизменные проржавевшие насквозь бочки, в которых, очевидно, вечерами разводят огонь. Несколько компаний, к которым, как казалось Буке, просто нельзя было подходить близко без риска для жизни. Ужасный район.

Но Филипа это почему-то не задевало. Он, кажется, даже слегка улыбался.

— Стой здесь и не сходи с места, — сказал он Буке и отправился к ближайшей группе молодняка. Общая черта — все худые и бледнокожие. Под солнце не выходят совсем или кожу отбеливают? Тем временем Филип начал о чем-то беседовать с оборванцами. Полностью разговора Бука не слышала. До нее долетали только отдельные слова: игрушечник, клювить резко, палево. Уличный жаргон развивался намного быстрее и динамичнее любого языка, и знать его можно было, только живя в той культуре, где этот жаргон имел хождение. Проще говоря, хочешь так разговаривать — живи на окраине, живи опасно и коротко. Однако вот поди ж ты, аналитик, почти ученый, который, казалось Буке, вообще редко выходил на улицу из своего офиса, спокойно разговаривает со здешними аборигенами, и те даже смеются ему в ответ. Удивительно.

Наконец Филип вернулся к ней. Взял под локоть и тихонько повел по улице куда-то.

— О чем это ты с ними так? — спросила его Бука.

— О многом, — усмехнулся Филип. — Узнавал, где здесь можно игрушечника найти.

— Игрушечника?

— У нынешней молодежи лучшая игрушка — оружие. А в нашей ситуации им пренебрегать нельзя.

— Быстро ты с ними договорился. А во мне они просто дрожь вызывают.

— Я в детстве в таком же районе жил. А жизнь на окраинах никогда радикально не меняется. Так что я с этими ребятками всегда могу говорить на одном языке. Честно говоря, мне с вашим Зондерганном беседовать намного труднее было.

Идти до игрушечника-оружейника было недолго. Филип остановился у маленькой двери, обитой ржавой жестью, которая вела в полуподвальное помещение одного из домов. Рядом с дверью был нарисован плюшевый медвежонок. Бука оценила иронию. Филип постучал в дверь. Забранный решеткой динамик, вделанный в стену на уровне пояса, что-то прохрипел.

— Мне нужен Швед, — ответил Филип.

За дверью раздался металлический щелчок, и Филип открыл ее. Спускаться вниз пришлось по крутым деревянным ступенькам, которые отчаянно скрипели. Когда они наконец спустились, обнаружилось, что проход закрывает крупноячеистая металлическая решетка, в которой было прорезано окно для передачи денег и игрушек. По ту сторону решетки стоял металлический стол, а уже за ним сидел, очевидно, сам Швед. Впрочем, на скандинава этот мужчина не был похож. Первое отличие от всех остальных жителей этого района, которых успела заметить Бука — ярко выраженный оливковый загар. Этот загар вместе с черными, чуть кудрявящимися волосами делали оружейника более похожим на итальянца.

— Ты — Швед. — Филип не спрашивал, а утверждал. Игрушечник медленно кивнул.

— Нам, собственно, парочка игрушек нужна.