Каролина открыла сама. Она ослепительно улыбнулась и грациозно присела.

— Вы так скоро, дои Рамон!

Он обвел ее жарким взглядом.

— Вижу, вы уже совсем готовы к выезду.

— Верно, разве что с обувью не все в порядке. Каблуки высоковаты. Нет, нет, — со смехом замахала рукой Каролина. — Я не собираюсь опять тащить вас к сапожнику, дон Рамон. Мне вдруг очень захотелось посмотреть окрестности, но не сапожную лавку!

Итак, она хочет на простор, туда, где они останутся наедине! Медовые глаза испанца вспыхнули. Он-то именно этого и желал, но опасался, что все кончится прогулкой по Гаване.

Каролина поправила свою шляпу.

— Я не заставлю вас ждать, дон Рамон, — сказала она и, обернувшись к Лу, добавила: — Если дон Диего вернется, передай ему, что я уехала за город с доном Рамоном.

Каролина заметила блеск в глазах горничной. Уж это сообщение Лу непременно передаст адресату. В этот момент Каролина торжествовала.

Дон Рамон дель Мундо с гордостью провез Каролину по улицам Гаваны с ее красивыми зданиями в стиле рококо, с ее красными черепичными крышами и изящными ажурными балконами. Лошади шли шагом, и молодые люди беседовали. Дон Рамон рассказывал Каролине о Гаване и о тех, кто жил в том или ином доме. О каждом он знал что-нибудь интересное. Постепенно белокаменные дома сменились ветхими хижинами и винокурнями, у которых громоздились кучи мусора. Обитатели хижин — кто босиком, кто в сандалиях на босу ногу — сидели у дверей своих жилищ, с любопытством взирая на всадников. Наверное, дон Рамон являлся известной в городе личностью, а может, все дело в том, что они были очень красивой парой — хозяин Эль-Морро и его белокурая дама на белом коне. Они петляли по узким, грязным улочкам, заполненным голыми ребятишками и проститутками в умопомрачительно ярких тюрбанах, в пестрых юбках и блузах с обнаженными плечами и почти обнаженной грудью. Мимо то и дело проходили крестьяне с усталыми, пустыми глазами; они вели за собой мулов с такими же пустыми глазами. Потом и это прибежище нищеты осталось позади, и Каролина с доном Рамоном выехали на зеленый простор, и теперь уже никто не встречался им на пути.

Вокруг расстилались зеленые поля и холмы, на которых паслись стада, а с вершин холмов открывался вид на синеющее вдали море.

Теперь они ехали молча. Каролина смотрела прямо перед собой, и дон Рамон, оказавшийся прекрасным наездником, то и дело поглядывал на нее с загадочным выражением.

Она не могла знать, что он грезит о совершенно несбыточном. Сейчас он видел свою спутницу хозяйкой огромного роскошного особняка, который он купит для нее. Видел, как она изящно откинулась на сиденье роскошного экипажа, экипажа, которым ему, вероятнее всего, никогда не придется владеть. Он представлял, как они проезжают по Гаване и все с завистью смотрят на его спутницу. Он видел Каролину, украшенную жемчугами и бриллиантами, достойными ее красоты; она плыла в танце на балу у губернатора, нет, не здесь, а в Мадриде, при дворе! Он видел, как ее представляют коронованным особам, и видел себя рядом с ней.

Дон Рамон резко осадил коня у низкого холма, в тени пальмы. Справа от всадников раскинулось поместье с традиционной аллеей, ведущей к высокому дому с черепичной крышей, окруженному целой россыпью живописных строений.

— Это владения Переса де Кадалсо, — сообщил дон Рамон так, будто имя Кадалсо могло Каролине о чем-то говорить.

Она машинально кивнула.

— Перес де Кадалсо — отец донны Химены, — пояснил Рамон.

Каролина взглянула на дом уже с большим интересом.

— Значит, здесь донна Химена выросла, — пробормотала она.

— Да, они жили и здесь, и в Гаване — у них красивый дом в городе. У отца Химены еще два таких же поместья. Да плантация в джунглях.

— Тогда я понимаю, почему она вышла замуж за самого богатого человека в Гаване. Деньги, как говорится, к деньгам.

Спутник Каролины тоже смотрел на дом. Когда-то он горько сожалел о том, что не с тем обручилась первая невеста Гаваны, но теперь эта мысль перестала его угнетать.

Конечно, причиной этой перемены была женщина, которая ехала с ним рядом, женщина с серебряными искрами в глазах, сегодня отчего-то особенно грустных.

— Донна Химена благосклонна к дону Диего, — сказал он вдруг с грубой прямотой.

Пусть знает, если до сих пор еще не узнала, что его соперник увлечен другой женщиной.

— Знаю, — глухо отозвалась Каролина.

Рамон соскочил с коня и помог спешиться Каролине.

— Давайте отдохнем, а лошади пусть попасутся.

Каролина присела на траву рядом с доном Рамоном. День уже клонился к вечеру. Где-то рядом монотонно гудела пчела. Вдалеке послышался колокольный звон.

Дон Рамон, прислонившись к стволу дерева с раскидистой кроной, молча смотрел на свою спутницу. Ей стало не по себе от его жаркого взгляда.

— Никогда ни к одной женщине я не чувствовал того, что сейчас чувствую к вам, — без обиняков заявил Рамон. — Я готов был ради вас взять Порт-Рояль приступом, вы знаете об этом?

— А теперь и Порт-Рояль, и я вам недоступны.

— Порт-Рояль — согласен, но вы — здесь, со мной.

Каролина сидела потупившись, но что-то в голосе Рамона заставило ее поднять глаза. Он смотрел на нее с настойчивой пристальностью, и то, что не могли сказать уста, говорил взгляд.

Он потянулся к ней, и Каролина не стала сопротивляться, позволила ему взять себя за руку. Он поднес ее ладонь к губам и прижал к своей щеке.

— Меня тянет к вам так, как не влекло ни к одной из женщин, — пробормотал он с хрипотцой в голосе и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Каролина замерла. Надо было прервать эти излияния. Но там, впереди, высился прекрасный дом, дом донны Химены, и Каролина легко могла представить соперницу, идущую по коридорам, а рядом с ней — Келлза. Но конечно же, донна Химена не решится привезти любовника сюда, хотя как знать… Возможно, они и сейчас там… И занимаются любовью за одним из зарешеченных окон.

Каролина всхлипнула, и Рамон принял этот звук за всхлип желания.

Его сильные руки сомкнулись у нее за спиной, он привлек ее к себе и опрокинул на траву. Он целовал ее, и губы его были столь же нежны, сколь и настойчивы.

Каролина вдруг поняла, что он любил ее.

Дон Рамон почувствовал неладное и отпустил ее.

— Я слишком резво начал? — с грубоватой нежностью спросил он, и Каролина, приподнявшись, легонько оттолкнула его от себя.

— Да, слишком быстро, — в смущении пробормотала она. — Я… я сегодня очень расстроена, сеньор Рамон. Пожалуйста, только не спрашивайте меня почему.

— Мне не надо спрашивать, я и так догадался. Дона Диего рядом с донной Хименой видели сегодня в экипаже на площади де Армас.

— Лу вам об этом рассказала! Противная девчонка!

Дон Рамон пожал плечами:

— Да об этом весь город знает.

Он осторожно гладил ее по плечу, и она чувствовала пьянящую легкость от его прикосновения.

— Возможно, вы правы, — запинаясь, проговорила Каролина.

Наверное, она казалась ему жалкой и беспомощной. Ей, конечно же, нравился дон Рамон, но все-таки в сердце ее царил Келлз.

Рамон склонился над ней, и его смуглое лицо оказалось совсем близко от ее лица. Он взял ее за плечи и, глядя в самую глубину ее глаз, вдруг со всей очевидностью понял: эту женщину, которую он желал так, как не желал ничего на свете, он будет желать вечно.

— Скажи мне, — проговорил он, — какую власть над тобой имеет дон Диего? Ты ведь его почти не знаешь! Неужели он такой замечательный любовник?

Каролина насторожилась. Рамон дель Мундо не должен ни о чем догадываться. Если она и покинет Келлза, то никогда не предаст его!

— Он мне кое-кого напоминает, — сказала она, сама того не желая.

— Память о прежней любви? О, это так романтично! И вполне объяснимо. Как я сразу не догадался?

Дон Рамон откинулся на траву и захохотал. Только сейчас он понял, отчего что-то сжималось в его сердце при взгляде на донну Химену: она тоже напоминала ему девушку, в которую он был влюблен зеленым юнцом еще на родине, в Испании.