Перейдя последний брод через Халаун, мы круто поднялись лесистым склоном и попали в крутую покатость под гранитной стеной, усыпанную глыбами камня и тонким песком. Эта покатость имеет сажен сорок длины и около пятнадцати ширины и падает к Халауну. У верхнего края ее из камня бьют два небольших родника, один шагов на двадцать выше другого. Это и есть горячие ключи Арасан. Вода ключей солоновата и распространяет слабый запах сероводорода. Температура нижнего ключа 51 °Ц, верхнего 48°Ц. Ключи вытекают на 100 м выше уровня Халауна и по покатости в виде небольшого ручейка стекают в него. От ключей проведены деревянные желоба к двум деревянным ваннам в форме ящиков, в которых и купаются. Для питья берут воду прямо у выхода ключа. У выходных трещин по борту ключа приютились зеленые водоросли, которые погружены в горячую воду.
Каких-нибудь приспособлений для жилья нет; единственная маленькая хибарка из дерева принадлежит амбы Мамию, да и та меньше деревенской черной бани. Больные ютятся в палатках на двух-трех маленьких площадках, откопанных среди камней, без элементарных удобств; а по словам киргизов, здесь иногда скопляются до 200 человек лечащихся, между которыми бывают и русские, о чем свидетельствует надпись на одной из скал. Добавьте к этому отсутствие пресной воды и порядочное зловоние от испражнений и отбросов -- картина получается не из уютных. Киргизы едут сюда, конечно, по собственному диагнозу и лечатся водой от всех болезней -- от желудочных, глазных, сифилиса, порока сердца и т. д.
К открытию ключей приурочена довольно обычная легенда о том, как охотник зимой преследовал раненого оленя, который прибежал к незастывшим ключам, помочил раненую ногу в воде и, понравившись, скрылся. Киргизы говорили, что дальше по склону есть еще ключи, один горячий, другой холодный, которые тоже считаются целебными.
Арасан -- последний пункт, до которого имеется тропа; дальше вниз по Халауну к р. Иолты дорог никаких нет, даже для киргизов. Этому можно поверить, если взглянуть от избушки Мамия на ту головоломную трещину, в которую зарылся Халаун. В связи с недоступностью местности здесь, говорят, в изобилии водятся маралы, медведи и другие звери.
От Уй-чилика до озера Даингол. 9 июля старой дорогой мы вернулись на джайляу Уй-чилик. Вечером я побывал у муллы Шакира, обслуживающего аул Мамия в качестве учителя, священника и, кажется, адвоката. Мулла еще молодой, хорошо выхоленный брюнет, по происхождению турок, получивший образование в Константинополе. Довольно словоохотливый и юркий малый. Главную доходную статью его составляет сопровождение мусульман-паломников в Мекку, куда он возит их через Омск, Самару [Куйбышев], Одессу. С каждого он берет на расходы по 1 200--1 500 руб., заведует билетами, гостиницами и т. п.; в общем ему и самому, конечно, перепадают барыши. Так, например, в последний раз он ездил с шестьюдесятью одним паломником, и общий бюджет поездки достиг 75 000 руб.
В доказательство своей учености и опытности он произнес несколько фраз на ломаном французском языке.
Между прочим мулла Шакир, как и другой татарин-врач, упрашивали меня достать им оспенного детрита. Они упоминали об одном татарине, который явился сюда с детритом и с успехом прививает оспу киргизам-киреям. Киргизы очень охотно уплачивают по барану за прививку, а то и больше; только с бедных он берет по полбарана. В результате у этого заезжего оспопрививателя появилось большое стадо баранов.
От муллы Шакира я еще раз слышал о самовольных поборах, которые под видом податей производит чин-сай. Получается что-то гомерическое и хочется думать, что рассказы муллы сильно прикрашены его собственной завистью и вожделениями хищника.
9 июля. Дневка и бесконечные свидания с наезжающими киргизами, которые, узнав, что я за все плачу или отдариваю, навозили кумыс, масло, каймак (вареные сливки) и т. п. В конце концов мне пришлось отказываться от подношений. Главное неудобство остановок в аулах это то, что посетители постоянно отрывают от дела, заводя нескончаемые разговоры все на одни и те же темы. В этот день я первоначально предполагал съездить к истокам Кара-Иртыса через хребет в верховьях р. Бийкты-сай, но амбы Мамий отговорил меня, посоветовав отдохнуть и указывая, что легче попасть к истокам Иртыша с оз. Даингол, куда лежал наш путь.
10 июля. Выступили в верховье Крана после продолжительного ожидания верблюдов, которые должны были заменить все еще не поправившихся вьючных лошадей. Вероятно, задерживал и сын амбы Канапия, который все еще не терял надежды получить от меня винтовку или револьвер. Только в 11 часов мы распростились с аулом и двинулись вверх по Уй-чилику. Скоро долина сделалась теснее и местами перегорожена кучами камней -- перемытыми моренами. В 12 часов мы были у раздвоения долины Уй-чилика; вправо, к востоку, уходит бывшее русло ледника, в тылу которого верстах в восьми поднимаются две острые сопки. Как я потом убедился, на восточном склоне этих сопок залегает главный исток Черного Иртыша. Мы взяли левую по пути (западную) долину и по ней продолжали подъем. У места слияния двух истоков Уй-чилика долина наполнена типичными моренными грядами и холмами, между которыми светлеют маленькие озерки. Постепенный подъем скоро привел к громадной ровной котловине Кара-чирик. Это обширное зеленое болото ограничено кряжами скалистых гор. На ровной зеленой [поверхности] местами поднимаются небольшие овальные холмы с широкими трещинами по бокам, через которые выглядывает черная торфяная почва. Нужно думать, что эти вздутия в форме холмов образованы расширяющимся при замерзании льдом. В тылу болота видны две долины, обставленные высокими острыми вершинами. Длина болота на глазомер достигает четырех-пяти верст, а ширина не меньше версты.
Оставляя котловину Кара-чирик слева, мы сделали небольшой подъем к перевалу в р. Кран. С перевала (около 2 600 м) впереди на севере показалась зубчатая гряда главного хребта Монгольского Алтая с белыми языками снега; на ней лежала тяжелая туча, которая медленно ползла нам навстречу. На перевале мы опередили караван и дожидались около часа, пока он нас нагонит. Потом под градом и ледяным дождем двинулись дальше, переваливая несколько грив, падающих в долину Крана. Весь склон затянут альпийским лугом и зарослями полярной березки.
В 3 часа мы были в широкой долине Крана, где он составляется из двух потоков. Один проходит с востока, с водораздела с Черным Иртышом, второй с севера, где находится перевал Урмогайты; иногда этот исток называют именем перевала. Правее первого истока проводник Жяп показал мне вершину, около которой есть тропа, ведущая в истоки Черного Иртыша (рис. на стр. 371).
Под дождем мы еще подвинулись вверх по северному истоку и в 5 часов встали на ночевку на правом берегу небольшого потока близ палатки пастухов, которые прогоняли большую отару овец. Холод и ненастье стояли до утра.
11 июля. Перейдя на левый берег Крана, мы постепенно поднимались среди старых морене озерками и полированных скал. В верховьях долина разветвляется на три: средняя ведет к широкому седлу, левая (по пути), выше остальных, своим тылом уходит к склонам Мустау, а правая, менее глубокая, ведет к перевалу. Едва мы отвернули в боковую долину, как начался подъем к перевалу по крутому каменистому склону; но дорога проложена зигзагами, и потому подъем нетруден. Через два часа ходу от стана мы были на вершине перевала, где сложена огромная куча камней (обо), которая служит наглядным доказательством того, как часто посещается этот перевал. Высота перевала определена в 2 940 м121 (рис. на стр. 371).
На перевале нас посыпало снежной крупой при ветре, и мы довольно скоро начали спускаться по удобной тропе. Спуск по крутому косогору длился минут двадцать, а потом покойная езда по дну долины. Через два часа пути от перевала справа открывается боковая долина -- двойной ледниковый кар, верхним концом примыкающий к водоразделу с Черным Иртышом. Лес еще не появился, но северные склоны густо затянуты полярной березкой. Обильное орошение от массы ключей, текущих из боковых ущелий, дает прекрасные сочные луговинки.
