В Галаце в то время проживало большинство членов этой комиссии, в которую входили делегаты великих держав, а также и Румынии. Петров вызвался меня сопровождать, и мы поплыли вдоль Килийского рукава на нашем небольшом стационере. Предварительно через Петрова я предупредил наши власти в Рени и в Измаиле о моем посещении. В обоих портах нам был оказан необыкновенно предупредительный прием. В Измаиле местные власти в полном составе в парадной форме встретили меня на берегу и повезли по городу, не зная, как лучше выразить свое гостеприимство. В мою честь, между прочим, была устроена пожарная тревога, а вечером в местном клубе дан парадный обед с большим количеством тостов. Из разговоров с командиром отдела пограничной стражи, довольно пожилым полковником, я узнал много интересных подробностей о положении дел в нашей пограничной с Румынией зоне. Наш пограничный кордон был далеко оттянут от берега ввиду болотистой местности, а румынские посты "граничаров" (пограничников) стояли у самого берега. Мы наблюдали, как при появлении нашего миноносца эти посты выходили к самому берегу Килийского рукава. Поговорив с председателем местной земской управы, я убедился в том, что, хотя прошло почти тридцать лет после возвращения нам трех уездов Бессарабской губернии, отторгнутых от нас по Парижскому миру, они во многих отношениях пользовались известной автономией, а земство продолжало действовать по румынскому образцу, объединяя притом все три уезда.

   В Измаиле много памятников старины, напоминающих о русско-турецких войнах, и мы подробно осмотрели известную, так называемую Суворовскую церковь и развалины крепости - главную местную достопримечательность. После Измаила мы прошли на миноносце и в Бессарабскую Венецию - большой рыбачий посад Вилков. Он весь построен на сваях среди каналов, омывающих дома. Вилков являлся самым крупным центром нашей рыболовной промышленности на Дунае. Местные рыбаки встретили меня обычным подношением. При выходе на берег пожилой городской голова подал мне на блюде, крытом полотенцем, большую банку с икрой. В этой поездке меня сопровождала и часть измаильских властей, вызвавшаяся пройти с нами до Вилкова. Отсюда мы поднялись обратно до Измаила, где высадили наших измаильских приятелей, а затем через Галац спустились до Сулины по Сулинскому рукаву. По пути мы остановились на час в Тульче, где были встречены нашим долголетним консулом Вестманом.

   В Сулине Европейская дунайская комиссия, пользующаяся полусуверенными правами, вплоть до особого полосатого флага, имеет резиденцию в виде маленького дворца. В нем живет по очереди один из делегатов. Комиссия обладает и своим небольшим флотом, составленным главным образом из землечерпалок. В ее обязанности входит поддержание судоходности главного дунайского рукава - Сулинского. В Сулине русским вице-консулом был Буткевич, которого мне пришлось затем встретить во время войны при многократных моих проездах через Англию, где он был консулом в Ньюкасле. "Дежурным" делегатом комиссии в Сулине в это время был турок. Он пригласил на обед меня вместе с нашими консулами Буткевичем и Петровым и командиром миноносца. Разговор шел о различных сторонах деятельности дунайской комиссии, детища Парижского и Берлинского трактатов*.

   ______________________

   * Последний лишил Россию устьев Дуная, которые переходили к ней по Сан-Стефанскому договору. Плавание же и рыболовство наше по Килийскому рукаву было, как указано выше, обставлено румынами всяческими затруднениями.

   ______________________

   На следующий день утром мы вышли в открытое море и в 4 часа дня были в Констанце - бывшем турецком Кюстенджи. К 1907 г. румыны уже успели закончить там большие портовые сооружения и сделали из маленького турецкого прибрежного городка первоклассный порт, через который началось прямое сообщение с Константинополем румынскими пароходами, а с Берлином - экспрессом. Весь город в это время перестраивался, и рядом с маленькими оставшимися после турок домиками вырастали большие здания современного типа. Нас встретил престарелый консул, пробывший много десятков лет в Констанце и начавший там службу, когда это была еще турецкая деревушка Кюстенджи, служившая, впрочем, уже тогда единственным портом Добруджи. По преданию, в Констанце некогда жил римский поэт Овидий, изгнанный из своей страны за сатиру, направленную против развратной дочери Августа. Это воспоминание было отмечено румынами довольно курьезным способом, а именно надписью на местных морских купальнях: "На этом месте жил некогда Овидий, а тогда-то сооружена была купальня".

   Распрощавшись с моряками по установленному для дипломатических представителей церемониалу, я вернулся по железной дороге в Синайю, весьма довольный своей поездкой. Она дала мне возможность несколько подробней ознакомиться с граничащей с нами частью Румынии, с устьями Дуная и с прибрежными городами Бессарабии. Хотя как поверенный в делах я имел право заходить на русском стационере в румынские порты без особого предупреждения, румынский министр иностранных дел все же направил мне ноту с просьбой заранее извещать об этом румынские власти. Оказывается, наше появление в Констанце вызвало некоторый переполох: последним русским судном, зашедшим в этот порт, был "Потемкин".

   Как я и думал, во время моего отъезда в щекотливом вопросе о посещении Румынии великим князем произошли некоторые перемены. Между прочим, мой отъезд оказался вполне уместен и не мог не произвести известного впечатления. Дня через два после возвращения я получил приглашение на пикник, устроенный наследной принцессой. Пикник включал в себя поездку верхом на лошадях по весьма живописным окрестностям Синайи. Подъехав ко мне, наследница начала разговор, после того как мы несколько отстали от остальной кавалькады. Она сообщила мне, что инцидент с великокняжеским приездом улажен. Владимир Александрович и Мария Павловна согласились отложить свой приезд в Бухарест, приняв приглашение провести две-три недели в венгерском имении князя Фердинанда болгарского, а король к этому сроку вернется из-за границы. Как раз в это время состоялась помолвка князя болгарского с его будущей второй женой, принцессой Рейс, весьма близкой к Марии Павловне и работавшей в русском Красном Кресте во время японской войны.

   Я с большим удовольствием телеграфировал сообщение принцессы Извольскому, будучи от души рад, что на этот раз мое управление миссией не совпало с каким-либо неприятным инцидентом. Одновременно направил телеграмму как в министерство, так и великому князю о желательности ввиду местной политической обстановки придать визиту вполне официальный характер. С этим в Петербурге согласились. Через три недели король вернулся и пригласил меня к завтраку. По окончании завтрака он отвел меня в сторону и сообщил, что приезд великого князя окончательно решен и что для этого сделаны все приготовления. Вообще король и королева старались подчеркнуть мне как русскому представителю свою любезность. Король надел орден Георгия, который он носил очень редко, а королева даже продекламировала русские стихи. Несколько дней спустя мне пришлось быть снова у короля на завтраке вместе с нашим военным агентом. Нам было поручено преподнести королю многотомное издание Главного штаба "Истории русско-турецкой войны". По этому случаю король продержал нас очень долго, делясь своими военными воспоминаниями. Признаться, я принялся за изучение истории войны 1877 - 1878 гг. только накануне вечером, чтобы иметь возможность подавать ему вовремя реплики. Кстати сказать, мне казалось весьма желательным с политической точки зрения рассеять неприятный осадок, оставшийся у короля Карла после войны, и мной была подана мысль министерству о пожалований ему или Георгия I степени или же фельдмаршальского жезла. Последнее было выполнено, но лишь несколько лет спустя. Фельдмаршальский жезл получил к тому времени и ставший королем Николай Черногорский.

   Поездка по Дунаю дала мне возможность написать в Петербург подробное донесение о моих впечатлениях. Я также написал о необходимости более тщательной охраны вод нашей половины Килийского рукава путем приближения пограничных постов к берегу, посылки второго миноносца для охраны рыбных промыслов и применения оружия по примеру румын, когда их рыбаки заходят в наши воды. Иначе выходило, что мы постоянно жаловались, а румыны все же продолжали стрельбу в наших рыбаков. Кроме того, я писал, что своевременно было бы учредить штатное консульство в Констанце - гораздо более важном пункте, чем Тульча и Сулин, в которых мы по старой памяти держали консулов. Как я потом узнал, Николай II на этом донесении написал: "Правильно", и тем самым министерство было поставлено перед необходимостью так или иначе выполнить все мои предложения, ибо оно не знало, к чему эта лаконическая пометка царя относится,