В первом случае будет вот так.
Во втором случае так.
Все это потому, что одинаково ложное понятие, разделяемое многими, то, что жизнь есть юдоль плача, как и то понятие, разделяемое огромным большинством понятие, к которому и молодость, и здоровье, и богатство тебя склоняют, что жизнь есть место увеселения. Жизнь
211
есть место служения, при котором приходится переносить иногда и много тяжелого, но чаще испытывать очень, много радостей. Только радости-то настоящие могут быть только тогда, когда люди сами понимают свою жизнь как служение; имеют определенную, вне себя, своего личного счастия цель жизни.
Обыкновенно женящиеся люди совершенно забывают это.
Так много предстоит радостных событий женитьбы, рождение детей, что, кажется, эти события и составляют самую жизнь. Но это опасный обман. Если родители проживут и нарожают детей, не имея цели в жизни, то они отложат только вопрос о цели жизни и то наказание, которому подвергаются люди, живущие не зная зачем, они только отложат это, но не избегнут, потому что придется воспитывать, руководить детей, а руководить нечем. И тогда родители теряют свои человеческие свойства и счастие, сопряженное с ними, и делаются племенной скотиной.
Так вот я и говорю: людям, собирающимся жениться именно потому, что их жизнь кажется им полною, надо больше, чем когда-нибудь, думать и уяснить себе, во имя чего живет каждый из них. А чтобы уяснить себе это, надо думать, обдумать условия, в которых живешь, свое прошедшее, расценить в жизни все, что считаешь важным, что не важным, узнать -- во что веришь, то есть что считаешь всегдашней, несомненной истиной и чем будешь руководствоваться в жизни. И не столько узнать, уяснить себе, но испытать на деле, провести или проводить в свою жизнь, потому что пока не делаешь того, во что веришь, сам не знаешь, -- веришь ли или нет. Веру твою я знаю, и вот эту веру или те стороны ее,: которые выражаются в делах, тебе и надо больше, чем когда-нибудь, именно теперь уяснить себе, проводя ее в дело.
Вера в то, что благо в том, чтобы любить людей и быть любимыми ими.
Для достижения же этого я знаю три деятельности, в которых я постоянно упражняюсь, в которых нельзя достаточно упражняться и которые тебе теперь особенно нужны.
Первое, чтобы быть в состоянии любить людей и быть любимыми ими, надо приучать себя как можно меньше
212
требовать от них, потому что, если я много требую и мне много лишений, я склоняюсь не любить, а упрекать, -- тут много работы.
Второе, чтобы любить людей не словом, а делом, надо выучить себя делать полезное людям. Тут еще больше работы, особенно для тебя в твои года, когда человеку свойственно учиться.
Третье, чтобы любить людей и быть любимыми ими, надо выучиться кротости, смирению и искусству переносить неприятных людей и неприятности, искусству всегда так обращаться с ними, чтобы не огорчать никого, а в случае невозможности не оскорбить никого, уметь выбирать наименьшее огорчение. И тут работы еще больше всего, и работа постоянная от пробуждения до засыпания. И работа самая радостная, потому что день за днем радуешься на успехи в ней и, кроме того, получаешь незаметную сначала, но очень радостную награду в любви людей.
Так вот я советую тебе и вам обоим как можно сердечнее и думать и жить, потому что только этим средством вы узнаете, точно ли вы идете по одной дороге и вам хорошо подать друг другу руки или нет, и вместе с тем если вы искренни, то приготовите себе будущее.
Цель ваша в жизни должна быть не радость женитьбы, а та, чтобы своей жизнью внести в мир больше любви и правды. Женитьба же затем, чтобы помогать друг другу в достижении этой цели.
Les extremes le touchent*. Самая эгоистическая и гадкая жизнь есть жизнь двух людей, соединившихся для того, чтобы наслаждаться жизнью, и самое высокое призвание людей, живущих для того, чтобы служить богу, внося добро и мир, и для этого соединившихся друг с другом. Так ты не спутайся -- то, да не то. Почему же человеку не избирать высшего. Но только, избрав высшее, надо точно всю душу положить в него, а не немножечко. Немножечко ничего не выйдет. Ну вот, устал писать, а еще хотелось сказать.
Целую тебя" 6,
В другом письме того времени отец писал о моей невесте.
* Крайности сходятся (франц.).
213
"...Ее связывают с тобой две вещи: убеждения -- вера и любовь. По-моему, и одной довольно. Настоящая истинная связь -- это любовь человеческая, христианская; если это будет и на ней еще вырастет любовь-влюбленье, то прекрасно и твердо. Если будет любовь одна -- влюбленье, то это не то что дурно, но и хорошего нет, но все-таки возможно. И при честных натурах с большими борьбами можно прожить и с этой. Но если ни того, ни другого, а только pretexte* того и другого, то это, наверно, плохо. Тебе советую быть как можно строже к себе и знать, во имя чего ты действуешь"7,
ГЛАВА XXIV
Моя женитьба. Письма отца. Ванечка. Его смерть
В феврале 1888 года я женился и уехал с молодой женой в Ясную Поляну, где и поселился на два месяца в трех нижних комнатах.
К весне я должен был перебраться на Александровский хутор, составлявший часть нашего именья Никольское Чернского уезда, где я предполагал строить себе дом и поселиться. Вскоре после женитьбы я получил от отца следующее письмо:
"Ну как вы, милые мои дети? Живы ли? Живы ли духом? Важное вы переживаете время. Все теперь важно, всякий шаг важен, помните это; слагается ваша жизнь и ваших взаимных отношений -- новый организм -- homme-femm'a**, одного существа, и слагаются отношения этого сложного существа ко всему остальному миру, к Марье Афанасьевне, к Костюшке и т. п. и к неодушевленному миру, к своей пище, одежде и т. д., -- все новое. Если чего хотите, то хотите теперь.
А еще главное дело, будут у вас теперь состояния mauvaise humeur*** и все, и вы друг перед другом окраситесь в несвойственные цвета, -- не верьте этому, не верьте дурному, а переждите, и опять будет хорошо.
* Видимость (франц.).
** мужчины-женщины (франц.).
*** дурного расположения духа (франц.).
214
Не знаю, как Соня, а Илья склонен к этому, и ему надо тут быть осторожным. А ты, Соня, вот что, станет тебе вдруг скучно, скучно, скучно, скучно. А ты не верь этому и не поддавайся, а знай, что это вовсе не скука, а простое требование твой души работы, какой бы то ни было, физической, умственной -- все равно.
Главное, еще главнее, будьте добры к людям, добры не издалека, а доступны вблизи. Если это будет, то будет жизнь полна и счастлива. Ну, держитесь! Целую вас и очень люблю обоих. Нынче узнал, что Хилков женится на сестре жены Джунковского. Я ее не знаю"1.
В конце марта папа сам приехал в Ясную и пожил с нами до нашего отъезда в Никольское.
При нас только была одна старушка Марья Афанасьевна, которая была очень слаба и жила уже на пенсии, так что нам пришлось обходиться без прислуги и самим готовить обед, ходить за водой и убирать комнаты.
Папа помогал нам как мог, но признаюсь, что в это время я убедился, что он к робинзоновской жизни был очень и очень мало способен.
Правда, что он ничего не требовал и все находил прекрасным. Но многолетняя привычка к известному режиму, к известному питанию брала свое, и всякое отступление от этого режима даже тогда, когда ему было еще только шестьдесят лет, пагубно отзывалось на его организме.
