Подробности своих переговоров «в верхах» шеф до нас не доводил, но и так ведь понятно. Тренера при одном упоминании о Киме трясти начинало. И пошло-покатило из уха в ухо, побежал слушок, что будто бы даже за голову краснополянинского назначена награда. И будто бы даже аж целый миллион вечнозеленых американских рублей.
Коленок совсем неожиданно для всех в религию вдарился. Сначала по церквам зачастил, с попами долго общался и службу стоял. И вдруг пропал на несколько месяцев. Мы уж думать че попало начали, а он, как оказалось, в монастырь ушел. В области, в тихом месте. Мы с Поцем его туда навестить ездили, так этот… инок, или как там их называют, даже нам не обрадовался. Последний год перед уходом Санек и вовсе в скиту каком-то жил. Чуть ли не один в хрен знает какой глухомани. И, кроме нас с Михой, видеть никого не желал. Такой вот у человека путь к Богу оказался…
Это я к тому все говорю, что разошлись пути. Расползлись все, поговорить не с кем. В криминал я больше не лез и в чужие дела не вникал. Костю Майера к себе главным инженером перетащил – он тоже институт закончил, но он все-таки… С ним мы от краснополянинских не отстреливались… Все вокруг – ну кроме Поца – чужие. Никому верить нельзя. А тут вдруг младший брат позвонил. Самый младший, любимый. Леха. Средний, дед Егор, тоже любимый, но…
Короче! Лехе восемнадцати еще не было, как мы с отцом его в армию отправили. Молодой был пацан, горячий. В той же секции, что и я, самбо занимался. Не у шефа уже, конечно, у кого-то из наших пацанов. Ну и послал тренер мелких хачу в киоске о долге напомнить. Те и пошли. Почему нет? И я бы пошел. А хач попался… дерзкий. Ругаться стал матом. Брат с друзьями тоже за словом в карман не лезли. И кончились прения двумя переломами у хача и арестом Лехи.
Дерзкий барыга заявление писать не стал. Он же не кот какой-нибудь, у него же не девять жизней. И Леху по совести надо было бы отпустить, но протокол попал на стол начальника отдела по борьбе с бандитизмом, и тот тешил хапнуть дополнительное лавэ с известной в узких кругах фамилии. Ну и хапнул, сука. Да еще многозначительно так намекнул, что дело пока в сейфе полежит. Мало ли, мол… Я пожал плечами и поехал к генералу ментовскому. Привет от дяди Вовы передать и в дом отдыха пригласить. И уже там, среди голозадых девок у бассейна и сосен, поинтересовался, почему жадного начальника никак не отправят за казенный счет на Северный Кавказ? Отдохнуть, развеяться и заодно навести там конституционный порядок? За что держите, мол, заслуженного человека в душном кабинете?
Дома с отцом, пусть земля ему пухом, посоветовались, и навестил я военного комиссара нашего района. Армия – школа жизни, вот и решили, что чем по стрелкам и разборкам за мной следом мотаться, пусть еще поучится. Так вот и получилось, что за два месяца до своего восемнадцатилетия отправился мой самый младший братишка в учебку.
Дальше – больше. Попал братишка в морскую погранслужбу. Прямо скажем – в хорошие руки попал. Прижился там, человеком стал. Два года оттрубил и на контракт остался. Потом – школа мичманов, женился. Медаль какую-то получил или орден… По заграницам поездил… Или поплавал? Или походил? Да не один ли фиг?
А тут позвонил со своего Сахалина, обрадовал. Какому-то «умному» в голову пришло, что не нужны больше российской армии и флоту прапорщики с мичманами. И пошел мой молодой еще братик на пенсию.
Ну и чего ему там, на далеком острове, делать было? Собрали они с Любкой детей – двое уже у Лехи пацанов росло, – шмотки в два баула закинули, да и прикатили. Отцова хата пустая стояла. Берег зачем-то. Все продать не решался. Вот и пригодилась.
Егор… ну средний наш брательник, не возражал. Они с женой и детьми чуть ли не в первом же построенном мной доме трешку полногабаритную получили. В дар, так сказать, на защиту диссертации. Средний в науку пошел. Какую-то физику земли изучал. Я не в теме, че там, а он непонятно объяснял. Егорка вообще меня стеснялся. Я ведь долго говорить нормально не мог, все на «че-каво» срывался, а у него вокруг профессора с доцентами. В их банде не принято братьями хулиганами хвастаться.
Ирка Егоркина хоть и строгая женщина, экономистом в банке работала, а нашей компании не гнушалась. То одно, то другое для племянников просила. С Егорки-то какой добытчик? Он на науках своих только очки и сутулость заработал…
Короче, встретил я Леху по-людски. Тетки на стол снеди накидали, водка из морозилки – бутылка запотевшая, сели мы с братами и стали разговаривать. О том, как нам теперь жить и куда старшего мичмана на работу пристроить. Одно за второе, третье за десятое, и так это все чудесно вышло, как я уже лет с двадцать не сидел. Дети скучковались, возле компьютера конечно. Жены о чем-то своем, о бабьем шептались. А мы с братанами. Вместе. Как в детстве. Родителей только за столом не хватало…
Ну и рассказал я о той наколке у алтайской бабы на руке и о нашей «экспедиции». Смехом так рассказал, с юмором. Только парни вдруг всерьез заинтересовались. И стали мы думать под водку с хрустящими груздочками, как можно было бы плиты те проклятые поднять и клад добыть. Егор даже бумагу затребовал и схемы рисовал, а мореман мой младший список – чего на раскопки взять нужно – составлял.
– Ты как, Андрюх? – скалясь, поинтересовался Леха. – На работе своей совсем завяз или можешь с братьями на отдых съездить? Я-то, походу, моря-окианы посмотрел и из пушки стрелять умею, а вот клад ни разу еще не видел. Уважь старого моряка, свози на то место! Потом уж совсем причаливать на Родине буду.
– И я бы с вами, – неожиданно решился Егорка. – Отпуск через неделю у меня. Ирина уже на дачу лыжи навострила. Да только че я, тех помидоров с морковкой не видел? Раз в жизни к тайне прикоснуться, наследие предков руками пощупать. А супругу мою ты вот, Андрюха, и уговоришь. Тебе она не откажет. Она тебя уважает…
– А ты? – вскинулся я. – Ты уважаешь?
– А я тебя люблю, старший, – хмыкнул Егор и обнял меня за плечи. – Давайте, браты, споем…
Через неделю целый караван из моего джипа, Егорова микроавтобуса и фургона «газельки» с припасами, шелестел шинами на юг, на Алтай.
Выехали рано, еще и семи не было. Не хотелось застрять в пробках, потому еще накануне собрались все у меня дома. Загрузили машины, чтобы утром не бегать заполошными курицами, не переживать, будто что-то забыли, не валить в багажники шмотье как попало.
Застали еще туман в низинах. В августе это верная примета – день будет жаркий. Он именно таким и оказался. Горячим, светлым, солнечным. Каким-то неожиданно золотым. Радостным. Душа прямо-таки купалась в этих сверкающих лучах, трепыхалась, балансируя на тонкой грани между просто отличным настроением и полным, безграничным счастьем. Я в компании, о которой мог только мечтать, ехал к тайне. К приключениям, о которых грезил в детстве, зачитываясь «Копями царя Соломона» и «Островом сокровищ».
До Барнаула долетели часа за полтора. А ведь и не гнали особенно сильно. Приходилось подстраиваться под сравнительно более тихоходный грузовик. А после развязки на Бийск и вовсе пропустили Мишку вперед. Мореман снова вооружился картами с какими-то одному ему понятными пометками. Так и ехали до самого конца – останавливались на заправку, перекус или ноги размять там, где Поц начинал мигать поворотниками. Притормаживали вслед за ним и разгонялись, если он решал, что это безопасно.
А еще, за Чемалом уже, на подъезде к деревеньке Еланда, родине Васьки-пастуха, когда сын, всю дорогу сидевший, уткнувшись носом в планшет, заявил, что Интернета – то есть связи – больше нет, поймал себя на том, что улыбаюсь. Что губы сами собой расползлись в улыбке, и я ничего не могу с собой поделать.
После моста на черных камнях остановились. Последняя передышка перед рывком к цели, да и дети попросились в кустики. Хорошо, у нас у всех пацаны. Шпана наша в тальниковые заросли вроде как по делу отправилась, а и там то ли жучка какого-то надыбали, то ли паучка. Хорошо, порода наша такая – не родятся у нас девки, а то писков бы было, визгов. А пацаны в восторге!
