Ну, фильмы о счастливой западной жизни мы все смотрели. Ждать, пока в стране сам собой образуется развитой капитализм, сил не было, так что выбор Николаю оставался очевидный. И сразу в карманах зашелестели вечнозеленые бумажки. Тачки, клубы, сауны, кабаки. Питер какая-никакая, а столица. Деньги там другие. Больше там бабла. Коля наш с братиком изредка карманными делился, машины дарил, те, что из моды вышли. А для нашей Сибири это выглядело… Потрясающе это выглядело, что уж там. Завидовала братва нашему Саньку. Черной завистью завидовала. А чтоб парниша не зазнавался, нарекли Сашку Коленком. Мол, до Коли – старшего брата и уважаемого хулигана из Северной столицы – недотягивает. Младший Коля, короче…

Надо объяснять, откуда у моего Санька появилось это увлечение воровскими понятиями? И так понятно? Ну и слава богу. В общем, поморщился я при очередном упоминании из области мифологической юриспруденции да и объявил, что на следующее утро назначаю выезд на юг. На Алтай.

Как выяснилось – зря. Конец мая не самое подходящее время для путешествий по малообжитым местам. Это потом, двадцать лет спустя, вдоль Чуйского тракта стройными рядами выросли кемпинги, кафе, магазины и дома отдыха, а под каждым деревом – лошади или квадроциклы напрокат. Тогда же, в середине девяностых, сразу после либерализации и накануне дефолта, вся местность к югу от Бийска представляла собой одно унылое, забытое богом место. Серая дорога с потрескавшимся от старости асфальтом, печальные, укутанные в пыль домишки. Низкое, давящее на мозги небо. Свиньи в лужах, пьяные алтайцы и алтайки, скелеты сельхозтехники в бурьяне. И горы с угрюмо надвинутыми папахами облаков. Апокалипсис на фоне величественных, презрительно вздернувших носы к небу громад.

Мишаня, как всегда, за рулем, а Санек проплывающими мимо пейзажами не парился. Выдвинулись рано утром, и Коленок сразу уснул. Продрал глаза, мерзавец, в Барнауле на минутку, прохрипел что-то вроде: «Водки с пивасиком тут надо брать, дальше одна паленка», – и снова пропал для честной компании. Я даже позавидовал. Сам-то спать в пути не могу. Ни в самолете, ни в машине. На полке в вагоне поезда – еще худо-бедно, и то ворочаюсь и кемарю чутко. Вполглаза.

А ехать нужно было долго. Пятьсот верст только до поворота на Чемал. И потом еще восемьдесят по грунтовке до чудного железного моста через Катунь. Дальше на картах Поца дороги указаны не были. Санек еще дома хохмил, что, дескать, для русских дорога – это вся поверхность Земли, где нет воды и деревьев, но, что нас там может ждать, мы с мореманом даже не обсуждали. Мишка, хоть и выглядел как конь в штанах, был достаточно сообразительным парнем, чтоб понимать – если хоть какой-нибудь колеи не найдем, раскопки отменяются. Не идти же пешком еще пять верст вдоль реки до нужного места! С лопатами, мамиными пирожками, запасами спиртного и палаткой.

Гоняли мы тогда на «Чероке». Забавном таком американском джипике, подаренном Коленку его питерским братом. Это, конечно, не «Гранд», способный, по мнению Поца, завезти нашу бравую археологическую экспедицию вообще куда угодно, но все же внушал определенные надежды.

В деревушке с забавным названием Еланда залили в канистры воду и растревожили чью-то поленницу. Таскаться по кустам в поисках сушняка каждый из благородных гангстеров посчитал чем-то ниже своего достоинства. А вот сунуть пару раз в зубы вяло возражавшему туземцу – хозяину дров – с превеликим удовольствием. Потом у этого же самого терпилы за бутылку пива купили трехлитровую банку соленых огурцов. В умении мариновать мясо на достаточно съедобный шашлык никто из нас уличен не был, потому в Барнауле просто купили еще и несколько пачек сосисок. Жаренные на костре, они тоже очень даже ничего.

Мост висит над ревущей, словно дикий зверь, пойманный в клетку скал, Катунью. Ярость горной реки столь сильна, что над черными камнями постоянно стоит леденящее облако пронзительно холодных брызг. Стальная скользкая колея моста тоже слегка подрагивает. Поц даже вышел посмотреть на переправу. Уже сам по себе примечательный факт. Обычно наш Шумахер такими пустяками не заморачивался.

На счастье, колея вдоль реки все-таки была. Бодрая такая, блестящая окатанной галькой, с целыми плантациями медунков по краям. Ничего невозможного для скромных возможностей нашего «чирка». Десятью минутами позже Поцман притормозил и, пригнувшись к рулю, уставился куда-то вправо, за Катунь.

– Там речка Чеба, – наконец открыл этот буратино свою страшную тайну. – Мы ее переезжали.

– Ахренеть, – вскинулся Санек. – Все в шоке! Ты, Поц, прикалываешься, что ли? У нас водка остывает, а ты, блин, достопримечательности решил показать?

– Там речка, – меланхолично вытащив карту и развернув ее у меня на коленях, словно вообще не слышал вопли Коленка с заднего сиденья, спокойно продолжил наш Сусанин. – Значит, нам нужно сюда.

– Далеко от воды, – поморщился я. – И дороги туда нет.

– На хрена тебе вода? – делано удивился обиженный невниманием хулиган с заднего дивана. – У нас пива полно, и сок тоже взяли.

– Морду лица сполоснуть хотя бы, – пояснил я. С Коленком иначе нельзя. Он у нас самый молодой. Брякнешь чего-нибудь, что может быть воспринято как скрытое оскорбление, он огнем вспыхивает, бультерьером кидается. А бить своих нехорошо. Поэтому я лично предпочитал в скользких случаях объяснять младшему бандиту все неясности и непонятности.

– Андрюх, – вдруг не слишком уверенно попросил Миша. – Глянь, че там? Я там проеду?

– Мишаня, ты заболел? – забеспокоился Санек.

– Сыро, – пожал плечами мореман. – Камни мокрые, а нам вверх надо. Начнем катиться – хрен остановишь. Хочешь так сдохнуть, Санек?

– Ну тебя, – перекрестился бугай. – Я лучше с Андрюхой пойду.

Вышли. И сразу почувствовали висящую в воздухе влагу. Не дождь, не туман, а что-то менее плотное. Сырость. Коротенькая еще весенняя трава в серых жемчужинах капель. Темные, тускло блестящие камни. И запахи. Пряный хвойный, смешанный с бьющей в нос вонью сырой земли. И еще – сладковатый оттенок каких-то розовеньких цветов и свежих, только-только распустившихся листьев на кустах.

– Курорт, блин, – прорычал Санек. – Мать его…

Кого именно мать, мой боевой товарищ не уточнил. Вполне могло оказаться, что и Алтая. Или, как вариант, нашего водилы, чья наблюдательность привела полный состав бригады в это неуютное место.

«Чирок» медленно, иногда взрыкивая мотором, полз следом. Пока никаких особенных препятствий для относительно высокого «проходимца» на пути не попадалось. Шли, нет-нет да передергивая плечами от лезущей за шиворот промозглой сырости. К счастью – недолго.

– Все, – крикнул Поц, приоткрыв стекло. – Можно и тут встать. Крест вон там.

Минуту спустя мореман, заглушив двигатель и подложив под скаты пару солидных валунов, присоединился к нам. Конечно же с картой в руках.

– Вверх, – махнул он рукой и оскалил крупные, натурально конские зубы. – Тут близко должно быть.

– Смотри, моряк, – криво ухмыльнулся Коленок и закурил. – Никто тебя за язык не тянул.

– Зуб на, – не понял шутки Поц. – Если древняя баба че-каво и зарыла, так это должно быть здесь. Карты не врут.

– По пивасику? – вдруг ни с того ни с сего возбудился Саня. – А, Андрюх? Раз приехали?

– Холодно, – который уже раз дернул я плечами.

– Тогда водочки? – пуще прежнего обрадовался тот. – По писят?!

– Можно, – качнул мордой конь.

– Соображай, – разрешил я. Мне и самому, так сказать, «на сухую» по здешним «достопримечательностям» лазать не улыбалось. Ну и надежда была, что старое народное средство уймет наконец давящее на душу предчувствие, что зря мы сюда заявились.

Вот что в «чирке» мне нравилось – его ровный и плоский капот. Настолько мало покатый, что пластиковые стаканчики и вскрытая банка с огурцами и не думали укатываться. Рядом хватило места и наломанному кусками хлебу, и пакету с сосисками – их много, должно было хватить и на жарку.

– Давай тост, Ганс. – Ладонь у Поца огромная. Маленький стаканчик скрылся в ней целиком. Мореман вообще редко называл меня по кликухе. Только когда сильно волновался.