— Надо найти способ поговорить. У меня есть план.

Должно быть, охранник заметил движение губ. Он заорал:

— Эй, вы! Никаких разговоров! Иначе конец вашим удовольствиям в бассейне!

Дункан поднял руку в успокаивающем жесте и поплыл, бормоча: «Чтоб твой колокол оторвался!». Зная, что за ним наблюдают экраны со стен и потолка, он, говоря с ней, прикрыл ладонью рот. Вполне вероятно, что мониторы способны распознавать артикулируемые звуки.

Чуть позже, когда Сник отплыла и он убедился, что охранники перевели взоры на нее, Дункан тихо сказал:

— Падре, я кое-что придумал. Надо обсудить.

— Здесь не место, — ответил Кэбтэб и, перевернувшись в воде, нырнул.

Час удовольствий кончался, охранник дунул в свисток и препроводил Кэбтэба до дверей раздевалки. Падре вытерся, натянул рясу и вскоре появился. Затем в раздевалку проводили Сник. Потом настала очередь Дункана. Он чувствовал, что все тщетно. Возможность поговорить возникала только, когда они были втроем в бассейне, в течение экспериментов или во время общего обеда в комнате Дункана. И всякий раз за ними неотрывно наблюдали.

Эксперименты ознаменовались лишь отсутствием успеха. Тысячи вопросов Каребары, его настойчивые, иногда ловкие ходы никак не могли вонзиться в твердую, как платина, оболочку психики Дункана. Сник и Кэбтэб искренне стремились помочь профессору, но их предложения оказывались бесполезными. Даже идеи Дункана, появившиеся после просмотра видеозаписей опытов (некоторые ленты уже явно подверглись цензуре), оказались бесплодными.

Каребара беспокоился больше других. Он скрывал это, но отчаяние его становилось очевидным. Отчасти оно объяснялось просто: в случае неудачи его могли перевести черт знает куда. Ему выдадут новую идентификационную карточку и направят на опасное дело. А может, Каребара не без оснований опасается, что его стоунируют и упрячут. Этот выход самый простой и наименее рискованный для КУКОЛКИ.

Ежедневное посещение бассейна помогло Дункану определить планировку части этого жилищного комплекса. Комната Кэбтэба, меньшая по площади, чем у Дункана, располагалась рядом с ней, к северу. Затем комната Сник — еще меньшая. А за ней и последующим коридором, очевидно, была стена, отделявшая апартаменты другого правительственного чиновника, а может, еще один коридор. Путь из этих трех комнат в бассейн непременно шел в южном направлении через широкий коридор. Он был весь увешан темными и светлыми экранами, перед которыми внизу стояли мраморные пьедесталы с мраморными же бюстами. Дункан узнал лица Юлия Цезаря, Александра Македонского, Наполеона, Чингисхана, Ванг Шена. Ванг Шен — последний и величайший из мировых завоевателей, в отличие от своих самовлюбленных предшественников, настоял, чтобы никаких статуй или монументов в его честь не создавали, чтобы любые фильмы и видеозаписи о его жизни, любые произведения, изображающие его как личность, не стремились к передаче внешнего сходства. Тем не менее, его пожелания не всегда уважались, и Дункан припоминал, что неоднократно видел портреты Ванг Шена, хотя и не мог сказать — где.

Дункану показалось странным, что здесь были представлены люди, которыми, за исключением Ванг Шена, не очень-то восхищалось человечество.

В исторических текстах сводились к минимуму описания полководческих подвигов, а стиль повествования обычно вызывал к ним отвращение. Однако владелец этой квартиры явно уважал этих кровавых воителей. Само присутствие скульптурных изображений многое поведало Дункану о человеке, установившем их здесь.

Коридор — шестьдесят-семьдесят футов, — через который проводили троих пленников, был прямо направлен на юг. Дункан насчитал семь дверей по левой стороне. В конце коридора, как раз на повороте в следующий, красовалась очень большая дверь. Через тридцать футов была другая дверь — справа. Арестанты и охранники входили в нее, добираясь до конца коридора. За ней располагалось подобие фойе. Сводчатый вход вел в плавательный бассейн, но пленникам велели сразу же входить в дверь направо. Она, в свою очередь, вела в другой, узкий коридор, в котором находились еще три двери — каждая открывалась в маленькую раздевалку. Выходя, пленники миновали следующую сводчатую дверь и попадали в огромную комнату с бассейном и гимнастическими снарядами в дальнем южном углу.

Как-то Дункан подслушал двух охранников, тихо переговаривавшихся в коридоре. Один что-то сказал про ангар. Могла ли внушительная комната в квартире служить площадкой для взлета и посадки компактного самолета? Если так, крыша над нею должна раскрываться. И однажды, когда они следовали в главный коридор, дверь распахнулась… Привлекательная женщина средних лет вышла из большой комнаты. Дункан мельком заметил раковины, столы, подставки с ножами, вилками и ложками. Женщина тотчас же отступила и закрыла дверь. Встревоженное выражение ее лица и рычание на нее охранников красноречиво свидетельствовало, что ей не следовало открывать арестантам свое присутствие. Дункан предполагал, что она была всего лишь прислугой одной из нескольких, обычно приглашаемых сюда работников. Сколько их? Он никогда не узнает этого, пока не осуществится его план, надо быть готовым к появлению многих. У прислуги тоже должно быть свое жилище, вероятно, недалеко от кухни и комнат хозяина — Руггедо.

На пути из кухни по основному коридору обратно в его комнату Дункан насчитал пять дверей. Одна, рядом с кухней, он полагал, вела в кладовую, в другой — размещалась аппаратура контроля за наблюдением, далее жилые и ванные комнаты охранников и, возможно, их помещение для отдыха.

Где-то в комплексе непременно есть больничная палата для нетяжело больных. Руггедо вряд ли хотелось, чтобы обитатели комплекса очутились в городском госпитале. Будет слишком много вопросов. Слишком много. Значит, в комплексе есть врач. Скорее всего, он член КУКОЛКИ и живет неподалеку, в башне.

Дункану и его товарищам позволялось смотреть ежедневные выпуски новостей, они могли заказать любые из 129634 лент — драму, комедию, приключения, хронику… Однако когда Дункан запросил серию документальных фильмов о членах СМП — Совета Мирового правительства, ему отказали. Причин никто не объяснил, хотя он просил об этом. Значит, он еще под подозрением. Руггедо являлся одним из членов Совета, и пленникам не следовало знать это. Дункан был уверен, что лишь крайне могущественный чиновник может владеть таким жилым комплексом и держать все в секрете. Даже губернатор штата или член национального административного совета не мог иметь подобного влияния.

Руггедо был членом КУКОЛКИ и СМП.

Дункан задавался вопросом — кого еще он мог спрашивать? — почему высокий чин СМП стремится быть и членом подрывной группы? А возможно основателем или главой организации. Разве он уже не обладает такой властью, какая только доступна? Ответ был таков: он желает _б_о_л_ь_ш_е власти. Он должен стать первым, а не одним из руководителей.

Могли быть и дополнительные мотивы.

Где он видел Руггедо?

Хотя на Дункана не очень подействовало ощущение, что он откуда-то хорошо знал Руггедо, он был уверен, что телеэкран тут не при чем. Эти отрывочные воспоминания могли возникнуть только под воздействием непосредственно какой-то впечатляющей встречи.

Дункану хотелось создать новый образ — для чего необходимо глубже проникнуть в память его прежних «я». Что-то просачивалось в память, воскрешались какие-то картины… но этого было недостаточно. Требовался некий общий резервуар сведений, однако что-либо мгновенно отождествляемое с Кэрдом и другими было отсечено.

Тем временем Каребара заключил, что устное дознание само по себе не решит дела. Он притащил небольшую машину с десятком подводящих проводков, которые он прикрепил Дункану к вискам, груди, запястьям, плечам и пенису. Используя эту машину, профессор мог вывести на дисплей изменения в давлении крови, частоте пульса, кожных электрических полях, голосовых частотах и интенсивности потения. Профессор потребовал, чтобы Дункан, вдыхая туман, не закрывал глаза. Расширение или сужение зрачков также служило индикатором правдивых высказываний.