Но вдруг крики смолкли.

Всадник на запаленной белой лошади, сшибая не успевших уступить дорогу проскакал сквозь толпу и, остановив лошадь в нескольких шагах от Тушманумана, закричал, что легкая кавалерия Халы Спируса разбита и остатки ее заперлись в крепости Джет, осажденной полками архонта Астолоха, который поклялся, что возьмет крепость через три дня.

— Злой вестник, — сказал старик с ястребиным лицом, сидевший по левую руку от императора, — ты омрачил трапезу Тушманумана Великого!

Гонец повернул к нему похожее на маску лицо, покрытое коркой из дорожной пыли и запекшейся крови.

— Плюю на тебя!

Лошадь под ним задрала голову, натягивая поводья, и, осев на задние ноги, повалилась на бок. Всадник, не сделавший ни малейшей попытки соскочить с нее, остался лежать рядом.

— Взять его! — сказал старик. Но раньше чем подбежала стража к упавшему склонился, стоящий рядом, пожилой воин и, тронув его за руку, сказал старику:

— Ищи его в садах мертвых.

Принцесса Ольвия, которой не было дела до халашских распрей, посчитала нужным напомнить о себе.

— Асталох, какое странное имя. Тушмануман посмотрел на нее и улыбнулся.

— Это твой будущий родственник, принцесса, если, конечно, на то будет моя воля. Двоюродный брат правителя Отиля, который похоже решил поиграть с нами в войну. Поэтому тебе придется задержаться у меня.

Хат было дернулся, но воевода Сиузида оказался, несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, неожиданно проворным, кончик его меча уперся в грудь хуррениту.

— Это нарушение законов гостеприимства! — сказала, не теряя самообладания, принцесса. А Замыка растеряно оглянулся и увидел, что его гвардейцы взяты в кольцо стражниками императора, наставившими на них копья.

Юноша в сером плаще, один из придворных принцессы, все же попытался вытащить клинок из ножен, но тут же упал под ударами секир.

— Прикажи своим людям сдать оружие, обещаю, никто их не тронет, — сказал Тушмануман. — Думаю, как только правитель Отиля узнает, что ты в наших руках, он постарается, как можно скорее, уладить недоразумение.

Про затерявшихся в толпе зрителей граничар, которые в своих куртках мало чем отличались от хала-шей, похоже забыли. Самоха посмотрел на Чойбу Рыжего, тот еле заметно кивнул ему, указывая глазами на императора. Рукоятка ножа словно сама скользнула в ладонь. Чойба оглушительно свистнул и Самоха, несколькими молниеносными ударами расчистив вокруг себя место, выхватил саблю. Крутясь как волчок, он рубил всех до кого мог дотянуться.

Халаши, не ожидавшие с этой стороны нападения, отпрянули, давя друг друга. То же самое происходило и вокруг других граничар. Видя гибель соплеменников, истошно завизжали халашские женщины и бросились вглубь лагеря. Чойба, прикрываемый с боков Белым и Жучем, прошел сквозь толпу, сметая все на своем пути, и налетел на императорских стражников со спины, тем с их длинными копьями было не развернуться. Хурренитские гвардейцы схватились за оружие, и потеряв заколотыми нескольких своих, ввязались в резню.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Хат опрокинул стол на Ташманумана. На этот раз Сиузида не успел, его меч только оцарапал панцирь хурренита, а сам он получив от Замыки удар рукояткой меча в висок, потерял сознание. Но уже через минуту халаши опомнились и навалились. Рядом с Самохой зарубили Нитима Железяку, а желтолицый варвар в лисьей шапке, увернувшись от клинка, обрушил дубину на голову Клепилы. Какого-то гвардейца втянули в толпу и просто разодрали на куски. Все это заняло не более одной минуты. Но тут, перекрывая шум свалки, прогремел голос Тушманумана:

— Халаши! Остановитесь!

Это казалось чудом, но халаши остановились, смолкли звон и лязг оружия. И все увидели, что Тушмануман стоит, зажатый между Хатом и Чойбой Рыжим, подпираемый с боков остриями их мечей. А вокруг них лежат трупы телохранителей и тех из халашских князей, кто успел на помощь императору. Таких было немного, все кончилось слишком быстро. Принцессу Ольвию, не давая ей встать со скамьи, заслоняли Литиций и Жуч.

— Слушайте меня, халаши! — снова закричал Ташмануман. — Сейчас я и эти чужеземцы пойдем на мост, который вы должны развести. После этого они уплывут на своих кораблях. Ахив?!

— Я здесь, Великий, — откликнулся старик похожий на ястреба, сильно помятый в рукопашной, почти пол лица его закрывал багровый кровоподтек.

— Ты отвечаешь за то, чтоб ни один волос не упал с головы хурренитов.

Старик поклонился.

— Будет исполнено, Великий.

Хат что-то прошептал императору, который выслушал его с неподвижным лицом.

— И еще, выдайте хурренитам трупы их людей, и пусть рабы помогут донести их до пристани.

Старик снова поклонился.

На вытоптанную землю перед малиновым шатром стали складывать тела, юношу в сером плаще, с черепом раскроенным секирой, пятерых гвардейцев, Нитима Железяку, еще одного из свиты, в черном изодранном камзоле. Последним из толпы вынесли Клепилу. Рабы не понадобились. Халаши пригнали повозку, в которую погрузили трупы, Пайда Белый взял лошадей под уздцы и повел их вниз, к реке. Остальные двинулись следом, держа оружие наготове, образовав подобие каре, в середине которого Чойба и Хат вели Тушманумана, в шаге за ними шла принцесса Ольвия, прикрытая с боков Самохой и Литицием.

Сопровождаемые толпой халашей, хранящей грозное молчание, впереди которой ехал мрачный, как туча, Ахев на игреневой кобыле, хуррениты вышли из лагеря и перед ними открылась, заслоненная до этого шалашами и палатками, Мста. И пристань у моста, на которой шел ожесточенный бой. Халаши, с берега и с галер, штурмовали стоящие у пристани корабли.

Ахев пришпорил коня и поскакал туда, было видно, как он, рискуя быть задетым стрелой, градом сыпавшимися с обеих сторон, ворвался в гущу боя, который после этого затих, атакующие отошли от хурренитских кораблей.

Было видно, как с «Орла» сошел человек и подойдя к Ахеву о чем-то с ним переговорил. Ахев махнул рукой и, подскакавший к нему галопом, всадник спешился и передал поводья человеку с «Орла».

Старик хлестнул кобылу плетью и помчался обратно, за ним, смешно подпрыгивая в седле, растопырив локти и взмахивая, вылетающими из стремян, ногами, припустил человек с «Орла», в котором тотчас узнали капитана Летимака. Он был по-прежнему в своем засаленном халате, на поясе его болтался палаш в ржавых ножнах.

— Выводи корабли к середине моста! — крикнул ему Хат. — Жди нас там.

Летимак кивнул и, поворотив коня, поскакал к пристани, а процессия свернула на мост. На въезде ее встретил Начальник Переправы благородный Комыси, верхом, в кольчуге и шлеме.

Стража угрюмо расступилась, колеса телеги застучали по дощатому настилу. Тушмануман крикнул, чтоб халаши держались в пятидесяти шагах, толпа с рычанием подчинилась. Встречные прохожие жались к краям, пропуская хурренитов, и затем присоединялись к мрачному шествию.

Самоха взглянул на пристань. Ласточка уже отчалила. На «Беркуте» и «Орле» царила лихорадочная суета.

Толпа халашей валила по мосту, многие обгоняли Ахева и ему то и дело приходилось одергивать их, чтоб не приближались слишком близко к хурренитам. Занятый этим, он не заметил как, прижатый к боку его лошади, воин в низко надвинутом шлеме напрягся и отведя руку в железной перчатке нанес удар. Меч легко вошел в незащищенный доспехами бок. Почти никто не успел сообразить, что происходит. Ахев умер раньше, чем упал с коня. Но для кого-то эта смерть была долгожданным сигналом. В толпе, сразу в нескольких местах, закричали про измену. Раздались призывы немедленно вырвать Тушманумана из рук чужаков.

Мертвый Ахев повалился наконец из седла на стоящих рядом с ним. Шум усилился. Убийцу нашли сразу, он так и держал в руке окровавленный меч. С него сорвали шлем, кто-то опознал в нем человека из клана Выдры, считавшегося верным Тушмануману. Но теперь люди Выдры, очевидно, решили, что пробил их час. Старый князь Тасыт, старший в клане, в окружении сыновей и зятьев, ожесточенно пробивался в переднюю шеренгу, крича, что клан Выдры вырвет силой оружия обожаемого императора из рук коварных хурренитов. И горе тому, кто попытается этому помешать! Тасыта не любили, поэтому вперед пропускать не хотели. Убийца Ахева был зарезан рядом со своей жертвой, раньше, чем людям Выдры удалось до него добраться.