Здравствуй, любимая. Прости, что долго не приходил -- дела... Быть Верховным императором -- это так тяжело. Особенно если нет троицы правящих, на плечи которых можно хоть частью переложить неподъёмное бремя власти.
Смотри, какие у нас дети подрастают. Чудесные, правда, любимая? Шкодливые? Я бы удивился, будь иначе. Если они вдруг начали вести себя хорошо -- можно начинать бить тревогу. Ну, да, ещё хуже нас с тобой... Заскучать не дают.
Лия выпустила прозрачные крылья из спины и, бесшумно скользнув над землёй, попыталась сбить с ног зазевавшегося Вана. Эльф устоял, но на него тут же спикировал Лир. И крылья у моих деток в год прорезались... Как же мы замучились отлавливать этих сорванцов под сводчатыми потолками дворца! Пока не переселились подальше от столицы, в тот дом, что столько десятилетий считали единственно родным. Снова повернувшись к каменной девушке, я тяжко вздохнул. Небо, сколько лет, сколько крови, боли и смерти за моей спиной... На десяток жизней хватит.
Вообще, последнее время всё опять паршиво. Мир забыл, за что меня прозвали демонической тварью и Крылатым Убийцей, а Вана иначе чем Апокалипсисом и не называли. Стали вспыхивать мятежи, кто-то опять решил попробовать на прочность мою великую империю. Но они не понимают, что ради детей я вырежу половину населения планеты, лишь бы моим... нашим малышам жилось спокойно, когда и меня не станет. Да, Ван знает... Он сам предложил уйти. Осталось выдержать ещё хотя бы лет сто, пока малыши не повзрослеют и не наиграются. Нет, любимая, у нас с братом настолько давно общая душа, что и стремления всегда совпадают. Дождёшься меня там?..
"Ты не спеши, любимый..." -- шепнул ветерок, облетев статую.
-- Хорошо, -- шепнул я в ответ, поднимаясь на ноги. -- Не буду спешить...
Обернулся, чтобы снова взглянуть на детей и брата, дурачившегося как малолетний сорванец. Двойняшки повалили его на землю и увлечённо щекотали. Эльф вопил, отбивался и хохотал. Идиллия...
Сухой треск автоматной очереди прошил покой над самым священным местом в моей Империи.
-- Назад!!! -- заорал я вскочившим на ноги детям. -- Вниз!!!
-- Папа!.. -- отчаянно вскрикнули двойняшки и только по искажённым лицам, понял, что ранен. Боли не было. Только ярость.
-- Уводи детей! -- горловой рык меняющегося голоса напугал даже меня самого.
Брат вскочил, частично преображаясь, схватил малышей на руки и рванул в сторону леса. Он знал, что соваться в воздух сейчас -- чистое самоубийство. А в лесу -- эльф есть эльф... Как много потерял непобедимый светлый демон! Раньше, очень давно, он был неуязвим.
Новая очередь выбила каменную крошку из плиты. Я спрятался за памятником. Крылья прострелены как минимум в шести местах. Ещё немного... совсем чуть-чуть... меня сорвёт с тормозов...
Где стража, какого демона эти оказались здесь?! Предательство при дворе, иначе происходящее объяснить невозможно. Нас предали.
Выстрелы с другой стороны холма заставили вскочить и броситься туда, наплевав на опасность со спины! Короткий вскрик, адская, невероятная боль, на миг парализовавшая каждый нерв и ослепившая меня... душу рвало на части, я сходил с ума... Брат...
Это был не крик. Живое существо не способно так кричать. Я только что умер... И за это... за это все... сейчас... они умрут...
Мне много не нужно. Они забыли, как я убиваю. Им достаточно услышать мой голос, чтобы сдохнуть.
...Изломанные, раскинувшиеся в нелепых позах тела. Кровь. Небо, откуда столько крови... Брату отрезали голову, предварительно так нафаршировав свинцом, что живого места не осталось. У Лира прострелено сердце... оба сердца. Эти сволочи знали, что мои дети -- не просто тёмные. Демонята с невероятным запасом живучести. Лир ещё жив и я бережно беру его на руки. Благодарно уткнувшись в мою залитую кровью рубашку, сын тихо шепчет: "Я немножко глаза закрою... на минутку, пап... так устал..." И засыпает навсегда.
А Лия... Лия! Маленькая, да дыши же ты!
-- Папочка... пап, папа... -- дочка плачет, но даже не чувствует этого. И маленькая ручка сжимает мою ладонь. А я вычерпываю из себя всю жизнь до капли и лечу мою малышку, делая всё, что в моих силах и за их пределами. -- Холодно как, папочка!.. -- всхлипнула дочка, судорожно выгнувшись в моих руках. И застыла. Больше не дышит.
Нет, доченька, солнышко моё, не надо!..
Дети... дети мои любимые... Невозможно это...
Я пытался согреть их, вернуть, отдавая всю ещё теплившуюся во мне жизнь... только тела моих ненаглядных маленьких сорванцов коченели в руках. А я плакал, целовал их разгладившиеся, спокойные лица, пел им их любимую песню и не верил...
Острая боль и наконечник болта, пробивший насквозь, выступивший из груди. Сердце задето. И отравленный болт. Знали, чем такую тварь как я травить нужно, ублюдки. Повернувшись, я разглядел довольно ухмыльнувшегося стрелка и коротко приказал:
-- Умри.
Схватившись за горло, человек захрипел, закатил глаза и упал. Его ещё некоторое время корчило в страшных, ломающих кости судорогах, и землю вокруг пятнала кровавая пена, прежде чем агония прекратилась. Больше не встанет.
То ли садистом я стал, то ли теряю сноровку. Раньше делал проще -- умирали ещё не начав падать. Вид смерти зависит от интонации вложенной в голос...
-- Прости, любимая, не получилось не спешить... -- прошептал я небу, чувствуя, как немеют руки и лёд разливается по венам.
Попробовал встать, чтобы дойти до могилы, но упал... обнял крыльями моих солнышек, чтобы не замёрзли.
А ведь я выживу... а они... они мертвы... Небо, ну за что их?!.. Бессильная ярость выжигала душу... Выживу... Сволочи, детей моих за что?!..
...Вскочив, я взвыл диким зверем! От ярости, бессилия, бешеной, раздирающей всё внутри боли. Лия и Лир. Котята мои шкодливые...
Кровь на руках, отпечатки ноготков моей дочки на тыльной стороне ладони.
Что вы наделали, твари... Я уничтожу этот мир, уничтожу мир, посмевший поднять руку на моих детей!!!
И сквозь пелену, застлавшую мой взор, я видел только их мёртвые лица и... багряные ирисы...
-- Ненавижу...
Это худшее, что вы моги мне показать, милые цветочки. Хуже, чем смерть моих детей -- ничего нет. Такого нельзя ни простить, ни пережить. И, кажется, этого я не переживу.
...Очнулся, когда на склоне не осталось ни одного целого ириса. Вообще ни одного цветка. В руках парные клинки, а руки по локоть в крови. Вообще весь склон залит кровью. И мечи в руках прозрачными больше не были -- ледяной чёрный металл.
И от крика саднило горло, а глаза щипало от соли. И ненависть чёрным ястребом билась внутри.
Этого мало. Нужно всё здесь уничтожить.
Вспыхнуло давно забытое ледяное пламя, выжигая всё внутри. Около полувека не горел во мне этот огонь. Кажется, с тех пор, как я, спасая своих, уничтожил ледяным пламенем чужое войско. Феникс... Ты из-за меня оказался в числе тех немногих бессмертных Творцов, которые узнали истинную смерть. Я ведь так и не спас тебя, мой бог. И вообще, всё проиграл этой судьбе. Больнее, чем в первый раз...
Замёрзла даже вода в ручье. Землю проморозило вглубь метра на два. Онемевшие мышцы, неохотно согреваясь, начинали болеть. В замёрзшем ручье чудом остался один целый цветок. Один ирис. Фиолетовый.
Уничтожить его не хватило воли. Бережно взяв цветок в руки, я взлетел, оставляя позади уничтоженный ад. Куда теперь?.. Не знаю. Кажется, меня кто-то где-то ждал. Только зачем?..
Площадка перед домом посыпана песком. Как будто специально для меня, чтобы удобней приземлиться. Припав на колено оттого, что слишком резко и высоко сложил крылья, взял горсть песка в кулак, пропустил его меж пальцев. Огляделся. Это здесь меня ждут? Знакомое место... Откуда я его знаю? Что-то из прошлого, далёкого как растаявший сон.
