Шац промолчал.

— Но и это ещё не все статьи доходов, — не давая опомниться, сказал Натан. — На Юге сейчас будет проводиться аукцион на земли под строительства. Если искусственно взвинтить залоговую цену, от этого можно поиметь от тридцати до сорока процентов всех доходов от этих аукционов. Вы понимаете, господа, что я имею в виду?

Наступила гробовая тишина. Каждый подсчитывал, сколько можно будет получить, если такой аукцион состоится.

— Для этого я позвал Моше Бакланова, — продолжал Натан, — он заместитель мэра Беэр-Шевы.

— Вот и до меня дошла очередь, — все так же тихо прошептал Бакланов.

Шац только злорадно улыбнулся. Все-таки лучше в дерьме сидеть вдвоём, чем в одиночку.

— Ладно, пусть человек Натана берет бизнес Фазиля, — раздался голос Ариэля Нисима, большого грузного человека, владеющего рядом публичных домов и игорных заведений в Тель-Авиве.

— Действительно, мы же от этого ничего не теряем, — поддержал его «марокканец» Альперон. — А насчёт аукциона, предложение очень выгодное.

Собравшиеся согласно закивали головами. Зэев понял, что проиграл. Идти наперекор «авторитетному» обществу он не мог. Стараясь не выдать своих чувств, он сказал:

— Ну, что ж, предложение действительно выгодное. Но, господа, не кажется ли вам, что Натан водит нас за нос? Каким образом можно увеличить залоговую сумму, если она уже определённа и утверждена? Или Натан считает нас за дурачков?

— Нет, господа, я бы никогда не позволил себе водить за нос, как выразился Зэев, таких уважаемых людей, — Натан улыбнулся. — Да, он прав, цена определённа, но это не значит, что нельзя вынудить комиссию её изменить. Я думаю, Моше Бакланов расскажет вам, как это делается.

— Да что там говорить, — закричал самый молодой «авторитет» по кличке Кабан, — мы и без него знаем.

— Да и пять процентов от нормы за бизнес Фазиля тоже неплохо, — пробасил Нисим.

— Решено, — скрипя сердцем, подвёл итог Зэев. — Будь по-вашему.

— Абу, — сказал Натан арабу-хозяину, — неси водку. Это дело надо обмыть.

— Натан, если мы больше не нужны, то мы пойдём, — подошёл к Натану Шац.

Да, идите. Я надеюсь, все поняли? По новой объяснять не надо? Подведёте, повешу за яйца на первой же пальме, — он засмеялся и потрепал Шаца по щеке. — Жека, наливай!

Зэев Розен вместе с Аароном уехал практически сразу, после принятия решения. Следом за ним потянулись и остальные. Натан с Чёрным остались в одиночестве.

— Ну, как тебе? — спросил Натан.

— Ты видел глаза Зэева? Не нравится он мне. Задумал он что-то…

— Да что Зэев может сделать? Сходка приняла мою сторону.

— В том-то и дело. Он тебе не простит.

— Ничего. Скоро презентация. Приедут, как ты знаешь, многие известные люди. Им выгоднее, чтобы смотрящим в этой стране был я, а не Зэев. Я смогу дать больше.

— Тебе виднее, Натан. Но мне все это не нравится.

— Ты перестраховщик. Ты не из их мира. Тебе непонятна их логика. Но против мировых авторитетов, они не попрут. Ничего не получится.

— Ты знаешь, мне кажется, Миша Рубин прав. Ты слишком самонадеян и самоуверен.

— А я и не спрашиваю твоего мнения, — взъярился вдруг Натан. — Ты кто такой? Писака жалкий! Что ты понимаешь?

К столику тихо приблизился Абу, осторожно коснулся плеча Натана.

— Что тебе, Абу?

— Не надо кричать, Натан, — тихо сказал араб. — Я не испытываю родственных чувств к тем людям. Но тебе нужно быть осторожным. С Зэевом ещё никто не осмеливался спорить. Те, кто осмелился, кормят рыб в Средиземном море. Я не хочу, чтобы ты был на их месте. Я не скрываю, что не люблю евреев, но тебя я люблю. Ты должен быть осторожен.

— Да что вы на меня напали оба, — возмутился Натан. — Или думаете, что я совсем не понимаю, что делаю?

— Не злись, — Абу разлил водку по рюмкам, — давай за твою долгую жизнь.

— Ладно, Абу, проехали. Давай, Чёрный, — Натан чокнулся, выпил, бросил в рот золотистую дольку апельсина. — Пора ехать. Жека, ты со мной?

— Ты хочешь меня здесь бросить? Конечно, с тобой.

— Тогда мы сейчас заедем в офис, Рубин, наверное, уже там. А потом домой. Топик уже заждалась.

— Избавился бы ты от неё. Горя потом не оберёшься.

— Да что ты все время каркаешь?! Куда я её выгоню?

— Ладно, Натан, поехали. Засиделись мы здесь.

Они вышли на улицу, где к ним присоединились Шломо с Рубиком.

— Как дела? — спросил Натан.

— Все в порядке, босс. Зэев уехал со своими людьми, остальные тоже не задержались.

— Не проследили за ним?

— Приказа не было. Проводили до выезда из Иерусалима, и назад.

Натан оглядел охранников, хлопнул Рубика по плечу:

— Поехали, ребята. Все хорошо, что хорошо кончается.

В офис они приехали уже под вечер, когда солнце скрылось за крышами тель-авивских небоскрёбов. Алевтина сидела за своим столом, рядом в кресле примостился Рубин. Секретарша заразительно смеялась, держа за руку Михаила. Натан задержался в дверях, глядя на покрасневшую и похорошевшую Алевтину. Глаза её светились, она изредка вытирала слезы, вся её пышная фигура сотрясалась от смеха. Из-за плеча Натана выглядывал Чёрный, тоже поражённый внезапной переменой секретарши.

— Алевтина, блин, что я вижу? Ты умеешь смеяться? — удивлённо произнёс Натан.

Смех резко прервался, Алевтина поперхнулась, прижала руки к горящим щекам. Рубин повернул голову, посмотрел на Натана, и вдруг сказал:

— Стучаться надо.

Натан захохотал, высоко запрокинув голову.

— Женька, ты слышал? Ой, не могу! Я ещё должен в свой кабинет стучаться!

— Извините, Натан, мы заговорились, не заметили вас, — смущаясь и оправляя юбку, пролепетала Алевтина.

— Не извиняйся, не извиняйся, — Натан поощрительно посмотрел на неё. — Я рад, что ты умеешь смеяться. Значит, не все потеряно. Миша, заходи. Алевтина, срочные дела есть?

— Да, есть.

Они прошли в кабинет. Евгений занял место у окна, Рубин сел на кожаный диван. Натан с секретаршей устроился за своим огромным столом.

— Ребята, вы подождите немного, я с бумагами разберусь, — сказал он, и углубился в изучение писем, счётов, отчётов…

Молчание прерывалось только шуршанием листов, гудением компьютера и шёпотом Алевтины, объясняющей Натану какие-то непонятные для него вещи. Чёрный, водя глазами по кабинету, случайно взглянул на Рубина, и поразился тому, как он смотрел на секретаршу Натана: влюблено, нежно, с какой-то неизбывной еврейской скорбью. «Надо же, и на старуху бывает проруха», — подумал он, впрочем, без всякой иронии. Алевтина была на голову, а то и на две, выше Рубина, и килограмм на тридцать тяжелее. Она тоже бросала на Михаила косые взгляды, и глаза её при этом влажно блестели. Натан полностью погрузился в расчёты, ничего вокруг не замечая. Пальцы Алевтины стучали по клавиатуре компьютера, изредка он поднимал голову, чтобы посмотреть на экран, и снова углублялся в бумаги. Сейчас он был похож на бухгалтера, таким Евгений его ещё не видел, и в очередной раз поразился тому, как обстоятельства меняют человека. Натан в последний раз перепроверил записи, кивнул секретарше, и отпустил её.

— Так, ну, что там у нас, Миша? — спросил, потягиваясь, Натан. — Как поживает наш мент?

— Нормально. У него глаза на лоб вылезли, когда он увидел признание Филопонтовой. Я уж не стал ему говорить о проститутках. Его бы удар хватил.

— Натан, как бы он не сделал с ней что-нибудь, — сказал Чёрный. — Насколько я понимаю, Гринбаум сейчас в таком состоянии, что у него ролики за шарики заходят.

— Ничего он с ней не сделает, — Рубин встал, прошёлся по кабинету. — Я его предупредил.

— А если он другую какую-нибудь хлопнет? — не успокаивался Евгений.

— А вот этого ему Игаль не даст сделать, — сказал Натан. — Он будет за ним в три глаза следить.

— Я думаю, не помешало бы этого капитана к нам пригласить, — высказал своё мнение Рубин. — Поговорить с ним по душам. Гринбаум мужик умный, нам бы он пригодился.

— Ты так считаешь?