Однако для геологии эта “толщина” ничтожна, ее можно принять просто за 0 лет. Важно осознать и прояснить то направление пути, которое содержится в биосферной концепции Вернадского, что диктует нам его понятие биосферного или биологического времени, определяющим собой бытие всей планеты.
И если мы сопоставим общее представление о круговороте вещества, запускаемого в биосфере, о роли поверхности планеты в ее формировании, с временными и пространственными понятиями, вытекающими из представления о биологического времени и диссимметрии, то нам станет понятным термин геологическое настоящее. Географическая поверхность планеты соответствует текущему сейчас моменту времени. Она есть актуальная поверхность, вечное настоящее. И следовательно, подлинная и единственно реалистическая линия старта времени совпадает с биосферой и должна откладываться только от бытия ее поверхности и двигаться вглубь земных пластов. Актуальная поверхность молода, осадочная оболочка старше, еще более древней должна быть метаморфическая оболочка, затем мантия и самым древним – ядро Земли. Сегодня уже базальтовая, гранитная и выше – литосфера с ее мешаниной разновозрастного материала, обломков разных актуальных поверхностей, относятся к материалу когда-то входившему в состав поверхностной биосферы. И любой участок геологического прошлого есть “былые биосферы”, по выражению Вернадского. (Лапо, 1987). Это стекшая вниз в буквальном смысле актуальная поверхность. Динамика общего возраста разных пород одинакового изостатического уровня должна определяться статистически, по усреднению, как и поступила в свое время классическая механика: не зная источника абсолютного времени, она рассчитывала время процессов по средним значениями следа времени в сохраняющихся структурах движущихся тел.
Геологии станет легче, исчезнут многие противоречия, путаница, если она примет представление об актуальной поверхности, которая есть геологическое настоящее и от нее отсчитывать время. Хотя бы путаница между понятиями молодой – старый по отношению к слоям и каменному материалу. Ведь сейчас, возраст каких бы геологических структур мы ни исчисляли, мы интуитивно совершенно правильно числим их от “теперь”, от нашего времени. Мы говорим “древняя порода” при указании, допустим, что этой породе 3,8 миллиарда лет, хотя исходя из космологических представлений учебников и словарей, мы должны были бы называть ее “молодой”, раз уж она есть представительница формирующейся “новой Земли”. Получается, что интуиция наша вернее навязанных схем.
Палеогеография говорит нам о состоянии поверхности в геологическом прошлом. И так же как диссимметрия градуируется от чисто левых или столь же чисто правых структур ЖВ по пути к полному равенству правизны и левизны в неживых комплексах горных пород, так и возрасты располагаются на некой лестнице времен от строго современных до самых древних, постаревших. Наименьшие определяются радиоуглеродными методами в археологии, применяемые к органическим остаткам, обуглившимся деревянным постройкам, например, а самые старые в изотопной геохронологии относятся к метаморфизованным горным породам.
Есть кардинальный факт: более строго говоря, геологическое настоящее есть биологическое настоящее даже не всей биосферы, а только фундаментальной хемотрофной биосферы. У микроорганизмов нет предков, нет умерших организмов, следовательно, они всегда живут в настоящем. Они и есть “теперь”, которое стояло перед умственным взором теоретиков времени начиная с Аристотеля. Прошлое одноклеточных есть крохотная длительность от одного деления до другого. Соответственно, нет и будущего, хоть как-то воздействующего на них, хотя бы в той степени, в какой она воздействует на морфологически более сложные организмы, для которых будущее предстает в виде неопределенности и некоторого, пусть и очень простого выбора. В следующих главах мы коснемся этой очень сложной области раздела по признаку времени между одноклеточными и многоклеточными организмами.
Пока же важно сказать, что геологическое настоящее длится хемотрофами. А в прошлое они отправляют свои осадки, свое произведение. Выходя из биосферы, осадки начинают стареть.
Сегодня понятия начала геологической истории еще нет. Под ним понимается темное космическое прошлое планеты, ранние стадии ее формирования, когда собственно геологические законы якобы не действовали, а шли процессы роста, аккреции или аккумуляции планеты из протопланетного облака. Однако это представление выходит из рамок эмпирической области в сферу догадок, модельных расчетов, приблизительных представлений. И не случайно так, потому что все подобные расчеты и гипотезы не исходят из реально идущего на земле биологического времени. Они не дают себе отчета, а каков же источник времени, каков характер пространства? Все такие модели или сознательно, или неосознанно, инстинктивно избегают отвечать на вопрос: в результате какие процессов идет время и какое может быть пространство, если нет пока ни биологических процессов, которые их формируют, ни идущего в унисон с ними, отражающие биологические процессы геологического времени, дополняющего его своим пространственным построением.
Единственной эмпирической основой для геологической истории, для определения продолжительности геологических процессов и для определения начала и конца этих процессов служит учение о биосфере, в котором время имеет прочную биологическую базу. Конечно, никто не запрещает представлять, что было до “всегда”, но для этого нужно выйти за пределы самого понятия геологического и биологического времени-пространства. Как, кстати сказать, и поступили физики, введя для начальных гипотетических стадий образования Вселенной теоретическое понятие “сингулярность”, то есть состояние до - времени и пространства, где обычные физические законы становятся “странными”.
Сегодня продвижение всего фронта наук о Земле подтверждает самым прямым образом и гео-, и биоактуализм В. И. Вернадского, но порождает тем самым умственную проблему, поскольку ликвидирует тот временной зазор и пространственную структуру, на которые еще недавно опирались казавшиеся такими ясными понятия о “начале формирования” планеты и о “происхождении жизни”. Путь ее решения – только в разработке представлений ученого о реальном времени-пространстве, формируемом биосферным процессом. Решения вначале хотя бы и в грубых, приблизительных формах, но верно направленных.
Под влиянием каких материально-энергетических процессов происходит движение вещества, выходящего из биосферы, в другие геосферы и оболочки? Биологическое время и пространство дают нам обобщенное представление об этих процессах, конкретные детали которой изучаются во многих дисциплинах наук о Земле: в седиментологии, в литологии. Даже если не принимать в расчет человеческую цивилизацию, которая уже сейчас начинает контролировать течение материально-энергетических и информационных процессов на актуальной поверхности, то и без нее биосфера представляет собой наибольшее возможное разнообразие в мире, которое мы даже не можем себе научно представить.
Вернадский попытался найти общее в этом разнообразии, которое в наши дни само по себе трактуется как один из самых важных законов кибернетики: закон необходимого разнообразия. Он гласит: управляющая система должна быть разнообразнее управляемой, у нее должно быть больше степеней свободы. Не зная таких понятий, Вернадский пытался разнообразие описать качественно. Географическая поверхность планеты – “планетная мембрана” – есть самое удивительное “естественное тело” во всем круге нашего научного опыта, открытое им. Она отделяет, экранирует биосферу от губительного воздействия космического холода и радиации, но в то же время не изолирует, но пропускает требуемую полосу излучения. Может быть, самое главное и общее есть то, что поверхность планеты благодаря действию живого вещества обладает способностью к управлению телом планеты и упорядочиванию ее наиболее массовых и главных материальных процессов. Способность к упорядочиванию обеспечивается прежде всего тем, что в термодинамическом плане эта теплая поверхность имеет наивысшую степень сложности вещества. Здесь находится полюс сложности вселенной вокруг нас, мы находим в биосфере самые невероятные по составу и строению, еще чуть затронутые анализами химические соединения, источником которых является только живое вещество биосферы. (Аксенов, 1998Б). Соответственно и связи между такими сложными телами, взаимодействия и перестановки из такого количества факторов умножает сложность и порождает многочисленные спонтанные движения. Об этом Вернадский догадывался в начале века, когда описывал найденное им явление “живое вещество” и искал, что же в организмах является, помимо белка, газов, жидкостей, других запасных питательных органических соединений, собственно живым веществом. Он пришел к выводу, что таковым является в клетке только вещество зародыша, оно обладает наивысшей возможной для материи вообще, астрономически сложной структурой. Наследственную плазму, говорил он, уже нельзя назвать веществом в обычном физическом смысле, к нему одинаково применимо и понятие энергии, только упорядоченной, а не физической. Вернадский назвал зародышевую плазму активированной материей, и применил к ней позднее понятие “биогеохимическая энергия”. (47). Ясно, что эта энергия не есть жизненная сила виталистов, она имеет реалистическое объяснение. Мне кажется, Вернадский нашел его в понятии неравновесного, “нарушенного” с точки зрения обратимых законов химических и физических равновесий состояния внутренних структур живого вещества, которое сводится к диссимметрическому построению наследственных структур живых организмов. Об этом мы поговорим в следующих главах.
