– Значит, вы останавливаетесь в «Четырех колоколах» по приглашению кого-то с аэродрома? – предположила Кристина.

– Именно так.

– А у вас… у вас есть особый друг, который приглашает вас туда?

Элизабет кивнула.

– В общем, да… мой друг, – ответила она и покраснела сильнее. – Агнес гуляет со всеми. Ее не интересует никто конкретно.

– А тебя? – спросила Кристина.

Элизабет бросила быстрый взгляд на Дональда и Питера, которые доедали завтрак.

Кристина все поняла и встала из-за стола.

– Я помогу тебе собраться, – проговорила она, – и ты мне все расскажешь.

Когда они закрыли за собой дверь столовой, Элизабет поспешно взяла ее за руку.

– Я знала, что вы поймете, – радостно произнесла она. – Агнес говорила, что не поймете, а я знала, что вы будете молодчиной.

Кристина промолчала. Она очень боялась разрушить доверие Элизабет и в то же время живо представляла, какая опасность подстерегает это красивое создание, неопытное и не знающее жизнь и окружающий мир.

– Расскажи мне об этом «особом друге», – попросила она, когда они вошли в спальню девушки.

Элизабет выглянула в окно. Кристина чувствовала, что племянница не тянет время, а пытается подобрать правильные слова, чтобы описать нечто, что не поддается описанию.

– Даже не знаю, что сказать, – наконец нарушила она тишину. – Есть один человек, он был очень добр ко мне. Именно он и приглашает нас туда. Он майор авиации и много воевал.

– Как его зовут? – спросила Кристина.

– Стенли Джойнсон. Вряд ли вы слышали о нем, хотя его и наградили Авиационным крестом[9] и орденом «За выдающиеся заслуги». Он ненавидит славу и прячется от газетчиков.

– Я бы с удовольствием с ним познакомилась, – сказала Кристина. – Хочешь пригласить его к нам на выходные?

– А можно? – встрепенулась Элизабет. – Ах, тетя Кристина, это будет замечательно. Мы думали об этом, мы с Агнес, но не знали, правильно ли это. Вы же знаете, что такое жить в деревне!

Кристина вспомнила разговор о гостевой комнате в день ее приезда. Так вот о каком госте шла речь. Этот Стенли Джойнсон пробудил в ней сильнейшее любопытство.

– Пригласи его на эти выходные, – предложила она. – Прошу тебя, Элизабет, помни, что это твой дом. Ты должна приглашать сюда всех своих друзей. Я приложу все силы к тому, чтобы здесь им было уютно.

– Ой, спасибо вам, – обрадовалась Элизабет. – Тетя Кристина, вы такая лапочка! – Чмокнув Кристину, она добавила: – Знаете, я очень испугалась, когда вы приехали. Глупо с моей стороны, правда? Но я так долго была в доме единственной женщиной.

Эта фраза позабавила Кристину, однако ей удалось сохранить серьезный вид.

– Папа был замечательным, – продолжала Элизабет, – но очень старомодным в отношении многих вещей, так что мне было гораздо проще не волновать его. «С глаз долой», как говорит миссис Поттон. А еще Агнес – она ужасно плохой знаток характеров – была уверена, что вы будете возражать против наших с ней походов на танцы. Естественно, ей приходится лгать своей маме. Она говорит, что ночует у своей старой няни, которая живет в Нортоне. Но я не люблю лгать. Я предпочитаю говорить вам правду.

– Надеюсь, так будет всегда, – сказала Кристина. – Элизабет, давай всегда будем откровенными друг с другом. Если я сочту что-нибудь неумным – с твоей точки зрения, естественно, – я так и скажу. Сделай мне одолжение, честно рассказывай о том, чем занимаешься, и тогда, я уверена, мы всегда сможем найти компромиссное решение, даже если наши взгляды разойдутся.

– Это уговор, – заключила Элизабет. – Ой, как все замечательно!

Кристина оставила Элизабет собирать вещи. Спускаясь вниз, она говорила себе, что поступила мудро, не став возражать против ночевки девочек в «Четырех колоколах». «Сначала взгляну на молодого человека, – думала она. – Если решу, что ему можно доверять, то легко донесу до него свою мысль, а если нет, тогда мне придется набраться мужества и пресечь его встречи с Элизабет».

Она уже была в холле, когда услышала звонок у входной двери. Миссис Поттон появилась из столовой с грязной посудой, оставшейся после завтрака.

– Я открою, – сказала ей Кристина.

На крыльце стояла изящно одетая женщина средних лет.

– А мисс… – начала гостья.

В это мгновение лица обеих женщин засияли от радостных улыбок – они узнали друг друга.

– Миссис Бейкуэлл!

– Кристина, деточка моя дорогая.

Люси Бейкуэлл прошла в дом, обняла Кристину и расцеловала в обе щеки.

– Боже правый! – воскликнула она. – Что ты с собой сделала? Ты стала кожа да кости, куда делась твоя красота!

Люси Бейкуэлл славилась своей грубоватой манерой резать правду-матку в глаза вместо приветствия.

Кристина рассмеялась.

– Ах, миссис Бейкуэлл, – проговорила она, – я так рада вас видеть. Я слышала, вы уезжали.

– Я вернулась вчера вечером, – низким, звучным голосом ответила миссис Бейкуэлл. – Пройдем в гостиную, детка, дай взглянуть на тебя.

– Нет, не надо, – поспешно возразила Кристина. – Вы уже сказали, что думаете, а я стыжусь того, как выгляжу. Но самое грустное то, что вы сами совсем не изменились.

– Чепуха! – запротестовала Люси Бейкуэлл, однако ее глаза удовлетворенно заблестели – какая женщина устоит против лести, когда ей говорят, что возраст над ней не властен. Люси была из тех, кто выглядит мудрым в молодости и юным – в старости.

Дочь лорда Рочестера, она общалась с обеспеченными и «правильными» – с точки зрения ее родителей – людьми, пока ей не исполнилось двадцать восемь. А потом неожиданно и без родительского благословения взяла да и вышла за Джорджа Бейкуэлла, деревенского врача и внука валлийского священника. Сразу после свадьбы Бейкуэллы переехали в Грин-Энд и со временем стали достопримечательностью деревни. Все их любили и уважали.

Люси быстро освоилась и заняла уникальное положение. Стабингтоны всегда покровительствовали местному доктору и удерживали его в деревне определенными привилегиями, однако к Люси Бейкуэлл невозможно было относиться ни покровительственно, ни пренебрежительно, потому что по социальным стандартам она была им ровней. На нее не произвел никакого впечатления тот важный вид, который каждый раз напускала на себя леди Стабингтон, общаясь с менее знатными обитателями деревни.

Кроме того, Люси от природы была одарена открытой и честной душой и искренне ненавидела всяческие увертки, для нее было немыслимо притворство любого сорта. Остроумные замечания Люси Бейкуэлл становились достоянием общественности, а так как она высказывала свое мнение по любому случаю, то со временем накопилось такое количество легенд о том, как кого-то она поставила в неловкое положение, а кого-то подняла на смех, что их хватило бы на несколько книг.

Кристина всегда нравилась ей, она лучше, чем кто-либо в деревне, понимала, какие трудности и соблазны рано или поздно появятся на пути девушки, наделенной такой необычной красотой. Пусть сейчас Люси Бейкуэлл была женой доктора из Грин-Энда, однако она довольно долго вращалась в свете и знала, какой мощной движущей силой станет красота Кристины, когда та осознает ее. Она сделала для девушки немало и сделала бы еще больше, если бы ей не мешал преподобный Уильям Диллон, который терпеть не мог миссис Бейкуэлл, хотя и не признавался в этом, и который просто боялся ее откровенности. Как и многих мужчин и женщин, которые не совсем честны сами с собой и тщательно скрывают от других свои душевные тайны, поведение Люси обескураживало его.

Но для Кристины Люси Бейкуэлл стала единственным человеческим существом, которое понимало суть ее всепоглощающей страсти к Гарри. Многократно девушку охватывало желание зайти к доктору и обо всем рассказать его жене. Не сделала она этого только потому, что каждый раз ей мешали какие-то непредвиденные обстоятельства, те самые несущественные на первый взгляд инциденты, которые иногда так кардинально меняют жизнь человека.