Я посмотрела вслед девушке. За несколько дней, проведенных под крышей семейства Николаевых, я убедилась: обе дочери считают мать глупой курицей и не особенно ее любят. Но у Аллочки порой просыпается нечто вроде жалости к родительнице. Вот и сейчас старшая дочь заявила, что восхищена оладьями, искусно изобразила, будто с аппетитом их ест. Но я заметила: вытирая рот, она выплюнула еду в салфетку, которую, удаляясь, предусмотрительно прихватила с собой.
– Кофейку? – засуетилась Нина Анатольевна. – Виолочка, напиток из цикория полезен невероятно!
– С удовольствием попробую, – покривила я душой.
– А как вам оладушки? – спросила она. – Я соли совсем чуть-чуть в них добавила.
– Они потрясающие, – похвалила я, – ароматные, нежные, настоящий кулинарный шедевр.
– О-о-о! – зарделась хозяйка. – Наверное, вы из вежливости мой ужин нахваливаете?
– Нет, нет! – горячо возразила я. – Кирзач…
– Кержач, – поправил Витя.
– Впервые попробовала его, вот название и перепутала, – оправдалась я. – Рыбка великолепна, я готова есть и есть ее, никогда ничего вкуснее не пробовала.
Нина Анатольевна повеселела.
– Приятно это слышать! Похвала всегда окрыляет. Знаете, я люблю читать интервью знаменитостей, так вот, некоторые из них говорят, что их мотивирует к движению вперед критика. Поругают звезду зрители, журналисты, а он или она думает: «Назло вам во всех рейтингах первые места займу!» И принимается работать с десятикратным усердием. А со мной все наоборот: если услышу от родных, что блюдо невкусное или я что-то другое плохо сделала, сразу расстраиваюсь, плачу, опускаю руки. Сейчас кофеек из цикория подам…
Хозяйка убежала на кухню, а я начала мысленно уговаривать желудок, шокированный порцией кержача, не урчать на всю столовую.
Наверное, пора рассказать, почему я очутилась в доме Николаевых. А заодно и о том, что я делаю в городе с поэтичным названием Гидрозавод.
Весной текущего года Иван Николаевич Зарецкий, владелец издательства «Элефант», решил снять телесериал по книгам Арины Виоловой и буквально заставил меня написать на основе моих произведений сценарий. Иван не стал связываться с московскими кинокомпаниями, обратился на фирму «Кинофабрика» из Гидрозавода. Объяснил он свое решение просто:
– Народу надоели одни и те же актеры, мелькающие на всех каналах. Вчера я специально сел телик смотреть, чтобы понять, что людям нравится, и развеселился. На одном канале Николай Бузлакин злодея изображает, а на другом он же влюбленный юноша. Причем везде парень одинаковые рожи корчит. Смешно, ей-богу! Пощелкал пультом, попал на псевдоисторическую ленту. И кто в ней царем в парче и золоте на троне восседает? Опять же Бузлакин со своими выпученными глазами и мимикой больного гиббона. Мне такой радости не надо. В провинции много прекрасных лицедеев, но о них столичные режиссеры не слышали и работают с теми, кто под носом вертится. Короче, твой сериал снимаем в Гидрозаводе. Там вполовину меньше, чем в Москве, денег на производство израсходуем, местные актеры мегагонораров не потребуют. Кстати, знаешь, сколько у Бузлакина один съемочный день стоит? Десять тысяч долларов.
– Круто! – восхитилась я.
– И за какие таланты ему столько отстегивают? – бушевал Иван Николаевич. – За выпучивание глаз? Больше-то красавчик ничего не умеет. Да я за такую сумму армию кривляк найму, уж найдется среди них один талантливый артист, а не просто пучеглаз. Короче, в Гидрозаводе одним выстрелом мы двух зайцев убьем: сократим бюджет и найдем незамыленные лица исполнителей. Между прочим, на тамошней «Кинофабрике» уже многие московские проекты снимали. Продюсеры приглашают парочку столичных звезд и дополняют актерский состав провинциальными артистами.
– Неужели в Гидрозаводе такое количество актеров? – удивилась я.
Зарецкий потер руки:
– В массовых сценах снимается местное население, на «Кинофабрике» работает отдел подбора исполнителей. Смотришь фото и говоришь: «О, вот этого хочу». А тебе в ответ: «Артист служит в Ухрюпинском театре, сейчас свяжемся с ним». Утром «Алену Делону» местного розлива звякнут, вечером он уже в Гидрозаводе. Это Бузлакин выделывается: «Я сейчас занят… сценарий не подходит… обеспечьте мне гримваген-люкс… на обед кролика, фаршированного икрой, подайте…» Ребята же из глубинки совсем не капризны, на все ради роли готовы. А таланта у них часто поболе, чем у столичного выпендрежника.
– Я не понимаю, как делают кино, – осторожно заметила я, – но, думаю, многое зависит от режиссера.
Зарецкий выложил на стол снимки.
– Есть три кандидатуры. Номер один – Эдгар Бондарчук-Герасимов.
– Наверное, режиссер взял такой псевдоним? – предположила я. – Ведь навряд ли он потомок сразу двух великих режиссеров, Сергея Бондарчука и Сергея Герасимова. Однако как-то нескромно, я бы не решилась написать на обложке своей книги Виола Кристи-Конан Дойл.
– Мне выскочка не понравился, – поморщился Зарецкий. – Представляешь, нахал заявил: «Никаких вмешательств в свой творческий процесс я не потерплю. С вас исключительно бабло, остальное – задача великого творца. То есть моя». Красиво, да? Я, значит, ему вагон денег, а он мне в ответ то, что получится. Забирай, Иван Николаевич, и ешь. Как тебе сей герой?
Я пожала плечами.
– У продюсеров всегда есть свои желания, их надо учитывать.
– Во-во, – кивнул Зарецкий, – и я того же мнения. Теперь глянь на Георгия фон Траубе. Этот, едва в офис зашел, заявил: «Я прямой потомок германского кайзера фон Траубе».
– А что, был такой? – удивилась я. – Про Гогенцоллернов я слышала, про фон Траубе нет. Но я не являюсь знатоком истории.
Иван упер в снимок указательный палец.
– Его в прессе хвалят, называют лучшим режиссером интеллектуального кино.
– У нас детективный сериал, – напомнила я, – странно, что такой деятель за него берется.
– Он объяснил свое согласие так: «Сейчас достойных сценариев не пишут, народ предпочитает дерьмо смотреть. Чтоб с голоду не сдохнуть, решил за вашу кинушку взяться».
– Отлично… – пробормотала я. – По крайней мере, господин фон Траубе откровенен и честен. Но автору дерьма не особенно приятно будет с ним работать. И, наверное, этот фрукт тоже не обрадуется, если услышит от продюсера или сценариста скромное замечание.
– Третий в нашем забеге Олег Николаев. Хоть фамилия нормальная, под потомка великих режиссеров и кайзера не косит, – отметил Зарецкий. – Я с ним встретился: он вежливый, спокойный. О гениальных замыслах не пел, про желание плюнуть в вечность не вещал. В отличие от первых двух мужиков мегагонорара не ждет, готов работать, учитывая общие интересы, за скромное вознаграждение. Мне о нем сказал Григорий Андреевич Васькин, владелец «Кинофабрики». Нет, он не просил утвердить Олега режиссером, просто намекнул: «Есть хороший парень, работоспособный, без закидонов, внук Елизаветы Гавриловны Николаевой, подруги моей покойной мамы Веры Дмитриевны. Интеллигентный умный человек. Если мой протеже покажется тебе приемлемой кандидатурой, рассчитывай на скидку при аренде павильона».
– Очень тонкий намек, – рассмеялась я. – Бизнесмен хочет дать работу отпрыску близкой знакомой. Что ж, ничего удивительного. Наверное, парень вчерашний студент?
Зарецкий сложил фотографии стопкой.
– Васькин не обманщик, расхваливая Олега, не скрыл, что принимает участие в его судьбе. Мог бы промолчать о дружеских отношениях своей мамы с бабушкой претендента, но не стал этого делать. И еще он упомянул про одно «но».
– Всегда есть какое-нибудь «но», – вздохнула я. – Что же с ним не так?
– Николаев окончил вуз давно, однако до сих пор служил вторым режиссером, то есть опыт имеет только как помощник. Тем не менее мне Олег понравился. Вопрос, стоит ли рисковать? Следует ли, так сказать, становиться первой женой девственника?
– Все великие когда-то были новичками, – изрекла я ходульную истину, – по крайней мере с этим претендентом возможен диалог. А с остальными нет.
