– Как поговорили? Что-то ты быстро вернулся. Я думала, вы пойдете обедать.

– Нет, мама. – Гай вздохнул и опустился на диван. – Все в порядке, но от проекта в Палм-Бич, видимо, придется отказаться.

– О, Гай! Почему? Мириам… в самом деле беременна?

Новость о Палм-Бич ее немного расстроила, совсем чуть-чуть. Гай про себя порадовался, что мать не подозревает, как много значила для него эта работа.

– В самом деле.

Гай устроился на диване полулежа, опершись затылком на прохладное деревянное изголовье. Он думал о пропасти, разделяющей его собственную жизнь и жизнь матери. Он не посвящал ее в подробности своих отношений с Мириам. В прошлом его матери было сытое и счастливое детство на Миссисипи, а в настоящем – большой дом и сад, за которыми она увлеченно ухаживала, и толпа друзей в городе, хороших и верных. Разве могла она понять злобную сущность Мириам? Или, например, почему он влачит в Нью-Йорке жалкое существование ради каких-то туманных рабочих перспектив?

– А при чем тут вообще Палм-Бич?

– Мириам хочет поехать туда со мной. Защитить свою репутацию. А я бы этого не вынес.

Гай сжал кулаки. Он вдруг представил Мириам в Палм-Бич, как она знакомится с Кларенсом Брилхартом, управляющим клубом «Пальмира». Однако укрепил его решимость даже не образ Брилхарта, скрывающего свой шок под покровом неизменной любезности, а собственное отвращение к Мириам. Он бы не потерпел эту женщину рядом с собой во время работы над таким проектом.

– Я бы просто не вынес, – повторил он.

Мать промолчала, лишь вздохнула с пониманием. Гай ждал, что она напомнит, как всегда была против их брака, но она воздержалась и кивнула:

– Да, ты прав. Это затянулось бы надолго.

Гай подскочил и взял в ладони ее мягкое лицо.

– Но мне наплевать, мама! – Он поцеловал ее в лоб. – Совершенно наплевать!

– Это я вижу. И почему?

Гай подошел к пианино:

– Потому что я собираюсь в Мехико к Анне.

– Да что ты говоришь! – Она заулыбалась, тут же забыв о тревогах и просто радуясь долгожданному обществу сына. – Ах ты гуляка!

– Хочешь составить мне компанию? – Гай начал играть сарабанду, которую выучил еще ребенком.

– В Мехико?! – переспросила мать с притворным ужасом. – Нет уж, благодарю покорно! Лучше привози ко мне Анну по пути назад.

– Может, и привезу.

Она подошла и несмело положила руки ему на плечи.

– Иногда мне кажется, что ты снова счастлив, Гай. Иногда, в самые неожиданные моменты.

Гай отправил телеграмму Кларенсу Брилхарту, управляющему клубом «Пальмира»:

Он внезапно подумал о том, что именно будет взято на замену его проекту – бледное подобие работ Фрэнка Ллойда Райта[3] авторства некой компании «Уильям Харкнесс и партнеры». Хуже того, руководство наверняка попросит этого Харкнесса скопировать идеи Гая, и Харкнесс, конечно, не откажется.

Гай телеграфировал Анне, что прилетит в понедельник и останется на несколько дней. И оттого, что впереди его ждала встреча с Анной, ему сделалось все равно, через сколько месяцев или даже лет к нему в руки попадет такая грандиозная работа.

В это время в Эль-Пасо Чарльз Энтони Бруно лежал на спине в гостиничной кровати и пытался удержать золотую ручку на своем тонком вздернутом носу. Спать ему не хотелось, а идти гулять по барам не было сил. Весь вечер он предавался размышлениям и пришел к выводу, что в Эль-Пасо ему не нравится. О Каньоне он также остался невысокого мнения. Его гораздо больше занимала идея, пришедшая в голову в поезде. Как жаль, что Гай не разбудил его с утра. Конечно, Гай не из тех, кто может стать надежным сообщником в убийстве, но Бруно он просто нравился. С такими людьми стоит водить дружбу. К тому же он забыл в купе книгу, и следовало ее вернуть.

Вентилятор над головой поскрипывал – у него не хватало одной лопасти. Будь четвертая лопасть на месте, может, было бы легче дышать. В ванной тек кран, ночник со сломанным креплением уныло повис на проводе, на дверце шкафа красовались отпечатки пальцев. А еще говорят – лучший отель в городе! И почему в гостиничных номерах всегда что-нибудь не в порядке? Бруно решил, что, если ему когда-нибудь попадется идеальный номер, он купит эту гостиницу, будь она хоть в Южной Африке.

Он сел на кровати и потянулся за телефоном.

– Дайте межгород. – Он тупо глядел на пятно рыжей грязи, оставленное его ботинком на белом стеганом покрывале. – Грейт-Нек, сто шестьдесят шесть… Да, Грейт-Нек… Лонг-Айленд… Это Нью-Йорк, бестолочь, впервые слышишь?

Не прошло и минуты, как мать взяла трубку.

– Да, доехал. А ты когда, в воскресенье? Ты уж давай не позже… Да, прокатился по Каньону на муле. Он меня чуть не обгадил… Ну, посмотрел я на этот Каньон… Ничего так, хотя цвета какие-то банальные… Ладно, у тебя там как?

Он начал смеяться. Скинул ботинки и завалился с телефоном на кровать, хохоча. Мать рассказывала, как пришла домой, а там Капитан развлекает двух ее друзей, с которыми она познакомилась накануне. И эти друзья подумали, что Капитан ей отец, и вообще ухитрились сморозить не одну бестактность.

Приподнявшись на локте, Гай смотрел на адресованное ему письмо, надписанное карандашом.

– Когда теперь мне придется будить тебя… – вздохнула мать.

Гай отложил письмо и взял другое, отправленное из Палм-Бич.

– Может, и скоро, мама.

– Во сколько завтра самолет?

– В двадцать минут второго.

Она наклонилась и с ненужным старанием поправила у него в ногах сбившуюся простыню.

– У тебя ведь не найдется времени заглянуть там к Этель…

– Ну конечно, я к ней загляну!

Этель Питерсон, давняя подруга матери, когда-то учила Гая играть на пианино.

Письмо из Палм-Бич было от мистера Брилхарта. Руководство компании решило поручить работу Гаю. Мистер Брилхарт также убедил их в целесообразности слуховых окон.

– Я сварила отличный крепкий кофе. Хочешь позавтракать в постели?

Гай улыбнулся:

– Еще бы!

Он внимательно перечитал письмо мистера Брилхарта, вложил его обратно в конверт и медленно разорвал в клочки. Затем распечатал второе. Оно представляло собой одну страницу, исписанную карандашом. Гай снова улыбнулся, обнаружив внизу пышный росчерк: «Чарльз Э. Бруно».