Зато в «наземных» делах недостатка не было. Я аккуратно бегал встречать самолеты после посадки, сопровождал машину, держась за крыло, к месту старта. Наловчился запускать мотор и перетаскал огромное количество бензина от границы аэродрома (туда он привозился на один полетный день) на свой «пятак», то-есть к месту, отведенному для работы нашей группы.
Операции с подноской бензина легли почти исключительно на меня, за что я и получил в группе шуточное прозвище «кухонный мужик».
Я досадовал. Несколько раз говорил с инструктором, просил:
- Дайте мне летать побольше.
Инструктор убеждал, что надо подтянуть всю группу, нехорошо, если я уйду вперед.
Так длилось полмесяца. А группа попрежнему шла неровно. По успеваемости группа получилась какая-то разношерстная. Наметились ученики сильные и слабые. Инструктор увидел, что трудно добиться, чтобы все шли ровно, и решил действовать иначе. Все стали получать более или менее равное количество полетов.
Мои дела быстро поправлялись. Погода стояла хорошая. Летали утром и вечером. Правда, уставали изрядно. Но кто на это обращал внимание!…
Очередные вечерние полеты. Я сделал уже четыре посадки и, решив, что на большее рассчитывать трудно, полетов мне больше не дадут, взялся за обязанности «кухонного мужика».
Захватил два огромных бидона и пошел за бензином. Бензин надо было наливать в бидон из бочки. Одному приподнять и наклонить тяжелую бочку было трудно, но мы как-то ухитрялись делать это. Только я схватился за бочку, как увидел вдали двух бегущих ко мне товарищей. Они что-то кричали и махали руками. Я оставил бочку и ждал. Запыхавшиеся товарищи подбежали и объявили:
- Инструктор не велел тебе носить бензин.
- Почему?
- Не знаем, он сказал, чтобы несли мы.
- Бросьте шутить, - рассердился я.
Но они вырвали у меня бидоны и налили их бензином. Мы пошли к своему «пятаку». По дороге товарищи не давали мне даже дотрагиваться до бидонов. [32]
«В чем дело? - недоумевал я. - Неужели инструктор заметил, наконец, что я больше всех ношу бензин, и решил сжалиться надо мной?…»
Пришли на «пятак». Самолет был в воздухе. Инструктор делал очередной полет с учеником. Вскоре он вернулся.
- Ну, давайте быстренько, заливайте бензин, - сказал он тем двоим. Потом расстегнул шлем, достал папиросу, закурил. Настроение у него было веселое.
- Спирин, - позвал он.
Я вытянулся в струнку.
- Садитесь, полетите сами.
- Один? - не поверил я.
- Один, - подтвердил инструктор.
Я был ошеломлен. Так вот в чем дело. Он щадил мои силы перед полетом и поэтому запретил нести бензин. Стараясь скрыть волнение, я быстро надел шлем, очки, перчатки, залез в кабину и привязался, как всегда.
Инструктор посмотрел, исправно ли работают все приборы, закрепил ремни в своей первой, сейчас пустой, кабине. Вынул подушку с сиденья, чтобы она не выпала в воздухе, и обратился ко мне:
- Ну, так вот - нормальный полет по кругу. Делайте так, как всегда делали, летая со мной. Оторвитесь, наберите высоту. Ниже 150 метров не разворачивайтесь. Нормальный разворот, коробочка и - на посадку. Поглядывайте за воздухом - машин летает много, если кто мешает, не смущайтесь, идите на второй круг.
Он говорил спокойно и добрым, хорошим взглядом смотрел на мое радостно-смущенное лицо. Он хорошо понимал, что творится с моими нервами, и старался успокоить меня.
А я сидел, слушал его и чувствовал, как у меня дрожат ноги. Каблуки сапог стучали о педальное управление. Я вылетал один! Первый самостоятельный полет. Не только в группе, но и во всей школе. Хотя и не было на моем самолете красных ленточек, но весь аэродром знал, что Спирин летит один, и тысячи глаз наблюдали за моим самолетом.
Этот первый полет я сейчас помню во всех мельчайших подробностях. Вырулил на исполнительный старт, поднял руку, прося взлета. Стартер махнул белым флагом. [33]
Сопровождавший меня ученик нашей группы взял под козырек. Можно итти в воздух…
Я взглянул на инструктора, стоявшего возле самолета. Он одобрительно махнул рукой. С неописуемым, небывалым волнением я дал газ. Самолет побежал по полю все быстрее, все быстрее. Вот он в воздухе.
Машина набирала высоту. Я внимательно осматривался кругом, чтобы не помешать какому-либо самолету, и чтобы он мне не помешал. Наконец, сделал первый разворот. Он прошел удачно. Немного успокоившись, я постарался дать себе отчет, что же происходит со мной. Удивительное состояние. Какое-то новое, радостное, широкое чувство заполнило всю грудь. Один. Самостоятельно. Смотрю на кабину, где обычно сидел инструктор. Да, да, она пуста. А машина летит. Летит свободно. И ничего тут нет странного. Я управляю. Самолет слушается. Хочу - поверну налево, хочу - направо. И, словно подтверждая свои мысли, словно желая убедиться, что это - явь, а не сон, я даю сначала левую ногу - машина идет налево, потом правую ногу - машина идет направо. Двигаю ручку - слушается. Исчезла дрожь в ногах. Хочется петь, кричать. Но контроль над движениями не ослаблен. Я уже подлетаю ко второму развороту. В настроении опять резкая перемена: надо делать посадку. А ведь это самое сложное, самое главное. Ведь больше всего на посадке и ломают машины. Постепенно гаснет радость. Я напрягаю нервы и мысли.
- Максимальное внимание, смотри вперед, по сторонам, - приказываю я себе.
Последний разворот. Выключаю мотор и перехожу на планирование. Машина все ниже и ниже. Земля мчится навстречу. Важно приземлиться именно на заданном месте. Сумею ли я это сделать? А если нет? Если ошибка? Что тогда скажет инструктор? Товарищи будут сочувственно поглядывать на меня. А что мне от их сочувствия, если я «смажу» первый полет?
До земли метров десять. Я. сразу успокаиваюсь. Теперь видно, что самолет коснется земли колесами там, где надо. Это хорошо. Но некогда радоваться. Земля молниеносно бежит под самолетом, который еще в воздухе. Вот она совсем рядом. Слегка тяну ручку на себя. Машина мягко касается земли. Пробег. Стоп! [34]
Я не выхожу из кабилы. К самолету бегут товарищи. Медленно, позади всех идет инструктор. Друзья тайком от него поднимают вверх большой палец. Это условный знак: «все хорошо». Подходит инструктор и спокойно, как будто ничего не произошло, говорит:
- Давайте еще один полет. Повторите все, что делали сейчас.
«Значит, слетал хорошо, - думаю я. - Значит, все хорошо», - и я вновь взлетаю в воздух. [35]
Вынужденная посадка
Скоро кончается цикл полетов на учебном самолете, переходим на боевую машину. Желая выкроить возможно большее количество полетов, мы в срок, отведенный для двух взлетов и посадок, ухитрялись сделать три и четыре. А задания были сложные. Мы делали в воздухе уже фигуры.
Как- то под вечер группа закончила программу дня. Но время еще оставалось. Инструктор поручил мне слетать на выполнение комплексного задания. Я должен был подняться на высоту 1200 метров, сделать несколько глубоких виражей, несколько глубоких восьмерок и четыре переворота через крыло.
Инструктор предупредил:
- Смотрите, вы не особенно круто закладывайте виражи. Машина старенькая, хвост уже был в ремонте.
- Слушаюсь, - ответил я и пошел в воздух.
Мне хотелось после заданного полета сделать еще один. Поэтому я соображал, как бы сэкономить время.
«А зачем я буду набирать 1200 метров? Кому это надо? - думал я. - Кто заметит, сколько у меня было высоты? Метров 700 наберу и хватит. Откручу - и на посадку. А там попрошу еще один взлет».
Решено - сделано. Набрал 750 метров, отошел в свою зону, встал против ветра и начал крутить виражи. Глубокие виражи на этой машине мне особенно нравились. Поставишь крыло вертикально к земле, потянешь ручку на себя, - машина волчком крутится. Очень приятное ощущение. Сделал один вираж. Показалось, что вышло не совсем четко, не особенно глубоко. Энергично вывел машину в горизонтальное положение и тут же [36] свалил ее в другую сторону, резко потянул ручку на себя, машина закрутилась, но едва описала полный круг, как раздался страшный взрыв и вслед за ним самолет сильно затрясло. Я мгновенно рванул рули в противоположную сторону и, выровняв машину, выключил мотор.