Говоря так, я отнюдь не кривил душой. И в самом деле, история с Марком стоила мне нескольких бессонных ночей, хотя я никогда ему в этом не признавался. Марк сидел молча, смущенно потупившись. Покончив с едой, я ополоснул руки в специальной чаше.

– Но теперь тучи над твоей головой, кажется, развеялись, – примирительно заметил я. – Так что поговорим лучше о делах. Ты подготовил все документы о передаче имущества Феттер-Лейн?

– Да, сэр.

– Я просмотрю их после ужина. Сегодня мне надо изучить еще кое-какие бумаги. – Я сложил салфетку и добавил, пристально глядя на Марка: – Завтра мы с тобой отправляемся на южное побережье.

Вкратце я объяснил ему суть порученного нам дела, умолчав, впрочем, о его политическом значении. У Марка глаза на лоб полезли от удивления, когда я рассказал ему об убийстве. Подавленность его исчезла без следа, и к нему вновь вернулось свойственное юности оживление.

– Выполнение этого поручения может быть связано с опасностью, – предупредил я. – Мы не имеем ни малейшего представления о том, что произошло там на самом деле, и должны быть готовы к любому повороту событий.

– Я вижу, сэр, что вы обеспокоены.

– Еще бы, ведь это чрезвычайно ответственная миссия. И скажу тебе откровенно, перспектива путешествия в Сассекс не слишком меня радует. Я предпочел бы остаться дома, – сообщил я со вздохом. – Однако, подобно Исаие, мы с тобой должны встать на рассвете и вступить в сражение за Сион.

– Если вы выполните поручение лорда Кромвеля, вас наверняка ждет награда, – заметил Марк.

– Я рассчитываю лишь заслужить его одобрение, – отрезал я.

Марк бросил на меня недоуменный взгляд, и я счел за благо сменить тему разговора.

– Тебе ведь еще ни разу не доводилось бывать в монастыре? – спросил я.

– Нет, – покачал он головой.

– Ты ходил в светскую школу, а значит, не имел возможности воспользоваться теми сомнительными преимуществами, что дает школа церковная. Увы, монахи столь мало сведущи в латыни, что с трудом сами разбирают древние книги, по которым пытаются учить. Если бы не мои природные способности, я был бы сейчас столь же безграмотным, как наша Джоан.

– А нравы в монастырях действительно до такой степени развратны, как об этом говорят? – полюбопытствовал Марк.

– Вижу, ты уже ознакомился с «Черной книгой», с выдержками из отчетов о проведенных в монастырях инспекциях.

– Да, как и большинство жителей Лондона.

– Людям нравятся истории о распутных и похотливых монахах, – произнес я и замолчал, так как в комнату вошла Джоан с блюдом заварного крема. – Тем не менее слухи недалеки от истины. В монастырях и в самом деле царят разврат и разложение, – вновь заговорил я, когда дверь за Джоан закрылась. – Правила, установленные святым Бенедиктом, с которыми я в свое время ознакомился, предписывают монахам вести жизнь, посвященную молитве и труду, избегать всех мирских соблазнов и довольствоваться лишь самым необходимым. Однако большинство монахов живут в каменных зданиях, в окружении слуг, получают со своих земель щедрый доход и предаются всем возможным порокам.

– Но говорят, монахи картезианского ордена вели самую что ни на есть аскетичную и строгую жизнь. А когда их повезли в Тайборн, чтобы предать казни, они пели гимны и возносили хвалу Господу.

– Да, разумеется, некоторые ордена строго соблюдают установленные правила. Но не забывай, картезианцы были преданы казни потому, что отказались признать короля главой Церкви. Все они – закоренелые сторонники папизма. А теперь, похоже, кое-кто из монахов не брезгует и убийством, – изрек я и добавил со вздохом: – Мне жаль, что тебе придется заниматься подобным делом.

– Благородный человек не должен бояться опасности, – провозгласил Марк.

– Чушь, – отрезал я. – Осторожность никому не помешает. Кстати, ты по-прежнему посещаешь фехтовальные классы?

– Да. Господин Грин говорит, я добился значительных успехов во владении мечом.

– Рад это слышать. Вполне возможно, твое умение нам пригодится. На дорогах орудуют целые шайки нищих, и, возможно, нам придется дать им отпор.

Марк помолчал несколько мгновений, не сводя с меня задумчивых глаз.

– Сэр, я очень хочу снова получить место в Палате перераспределения, но, честно говоря, там проворачиваются не слишком честные дела, – произнес он наконец. – Половина конфискованных земель отошла к Ричарду Ричу и его прихвостням.

– Ты преувеличиваешь, – покачал я головой. – Палата перераспределения – новое учреждение. И естественно, те, кто занимает там высокие посты, пользуются возможностью отблагодарить тех, кто им эти посты обеспечил. Таковы уж правила, на которых зиждется власть. Я вижу, Марк, ты по-прежнему мечтаешь об идеальном мире. Однако тебе следует быть осторожнее и не говорить все, что приходит на ум. Наверняка ты недавно перечитал «Утопию» Томаса Мора? Не далее как сегодня лорд Кромвель вспоминал об этой книге.

– «Утопия» оставляет человеку надежду на лучшее. А этот итальянец, которого вы мне посоветовали прочесть, погружает в пучину отчаяния.

– Ну, если ты хочешь взять за образец героев «Утопии», тебе следует отказаться от щегольских нарядов и обернуться в дерюгу, – с улыбкой заметил я и указал на его агатовые пуговицы. – Кстати, я никак не могу разглядеть, что изображено на этих пуговицах?

Марк с готовностью скинул куртку и протянул ее мне. Рассмотрев пуговицы поближе, я увидел, что на каждой изображен воин, одной рукой сжимающий меч, а другой обнимающий женщину. За их спинами возвышался олень. Работа, надо признать, была весьма искусная.

– Я купил их на рынке Святого Мартина, совсем дешево, – пробормотал Марк. – Это ведь поддельный агат.

– Теперь я и сам это вижу. Но что означает этот рисунок? Ах да, конечно, верность. Ведь олень – символ верности. – Я вернул Марку куртку. – Меня удивляет эта новая мода на загадочные изображения, над которыми приходится ломать голову, – заметил я. – В жизни и так более чем достаточно загадок и тайн.

– Но, сэр, вы ведь и сами рисуете.

– Да, когда мне удается выбрать для этого время. Но в меру своих скромных способностей я пытаюсь изображать людей и природу просто, без всяких затей – так, как это делал мастер Гольбейн. По моему разумению, искусство должно разрешать загадки бытия, а не запутывать их еще больше.

– Но неужели даже в юности вам не хотелось украсить себя чем-нибудь вроде… этих пуговиц?

– Мода тогда была совсем другая. И признаюсь, несколько раз я уступал ее искушениям. – Тут на ум мне пришла цитата из Библии, и я произнес с легкой печалью в голосе: – «Когда я был ребенком, я рассуждал по-детски. Став взрослым мужем, я оставил детские рассуждения». Ладно, мне надо идти к себе, – прибавил я после недолгого молчания. – В кабинете меня ждут бумаги.

Несколько неуклюже я поднялся со своего стула, и Марк поспешил ко мне, чтобы помочь.

– Я прекрасно справлюсь сам, – раздраженно остановил я его.

Резкая боль, пронзившая спину, заставила меня поморщиться.

– Разбуди меня на рассвете, – распорядился я. – И скажи Джоан, чтобы приготовила сытный завтрак.

Взяв свечу, я поднялся по лестнице. Меня ожидали загадки куда более сложные, чем головоломные изображения на пуговицах.

На следующее утро мы с Марком, как и собирались, покинули дом на рассвете. Было второе ноября, День всех усопших. Проведя весь вечер за чтением бумаг, я так утомился, что крепко спал всю ночь и утром проснулся в неплохом настроении. Как ни странно, я ощущал, что душу мою охватило волнение. Некогда я был учеником монахов; впоследствии стал убежденным противником всего того, что они защищали. Ныне мне предстояло проникнуть в их тайны и вывести на свет их злодеяния.

За завтраком я торопил Марка, который все никак не мог окончательно проснуться. Наконец мы вышли на улицу. За ночь погода резко изменилась; холодный, пронзительный ветер, прилетевший с востока, подморозил грязные колеи на дороге. Закутавшись в подбитые мехом дорожные плащи, подняв капюшоны и натянув теплые перчатки, мы уселись на лошадей; порывы ветра, бившего нам прямо в лицо, заставляли слезиться глаза. На поясе у меня висел кинжал; до сей поры он выполнял исключительно роль украшения, однако сегодня утром я не преминул собственноручно наточить его на кухне. Марк, разумеется, был опоясан мечом; этот превосходный клинок из лондонской стали он приобрел на свои собственные сбережения, дабы посещать фехтовальные классы.