— Пифагор! — выкрикнул Снеш и расхохотался. — Блеск! Супер!..

— Действительно, блестяще, — поддержал его Рин. — Особенно потрясает и умиляет срок, прошедший между воплощениями: две с половиной тысячи лет — это уровень Лао Цзы и Леонардо. Скажи, Снеш, вы сообща выдумывали ваш истории?

— Вот еще! — возмутился Снешарис. — Я просто нашел в Яндексе интересные сведения о Пифагоре и показал ей. А Дельфы, пифия и веселящий газ в непосредственной связи с Ли, — к этому я не причастен никоим боком. Исключительно ее богатая фантазия.

— Да, богатая! — запальчиво заметила Ханаан. — Особенно по сравнению с Рэной. Но не фантазия, а глубинная память.

— Не обижай сестренку, а то она сейчас заплачет, а я этого не люблю. Скажем дружное спасибо Яндексу! Вы сильно повеселили меня, ребята. Думаю, и друг друга тоже. Если резюмировать, то ближе всех к подлинному было рассказанное Снешем. А ты, Ханаан, увы!.. Блестяще, но далеко. Впрочем, в твоей истории меня позабавил один момент: ты словно считала одну из жизней Як-ки. Да-да. Не прошлую, разумеется, и не позапрошлую, но в одной из жизней наша Як-ки восседала на злотом треножнике и дышала бесплатным наркотиком, это факт.

— В таком случае она сильно… — Ли явно хотела сказать «деградировала», но запнулась, испугавшись возможных осложнений.

— Сильно изменилась, ты хотела сказать? — усмехнулся Рин. — Не так сильно, как тебе кажется. Итак! — Брат возвысил голос. — Нужно признать, что опыт потерпел фиаско. Я надеялся, услышав реальную историю, подключиться к ней, кое-что увидеть и потом передать вам детали и подробности. Но не вышло. Никто, по сути, себя не знает, не помнит. Или помнит, но по каким-то причинам скрывает истину. — Он обвел всех подозрительным цепким взглядом. — Древние друиды использовали нагрудник правды. Надевали на шею свидетелям, и он душил тех, кто лжет. Жаль, что эта деталь одежды вышла из моды!

— Иодхан моран! — обрадовался Маленький Человек. — Так он назывался. И еще друиды занимали деньги и вещи в одной жизни и обещали вернуть долг в другой.

— Спасибо. Эта деталь как раз в тему. Повторяю: опыт не удался! Поэтому я бессилен рассказать вам что-нибудь новенькое.

Маленький Человек сокрушенно покачал головой, а Снеш театрально заломил руки и посыпал макушку щепоткой пепла, взятой из остывающего камина.

— А мы так старались, так старались!..

— Но не все потеряно — не стоит рвать на голове волосы и посыпать лысины пеплом. Один я бессилен, но я хочу попросить о помощи Кайлин.

— Кого? — не поверила я своим ушам.

— Ты не ослышалась, сестренка. Один из женственных духов, навещающих нашу Як-ки. До этого я пользовался твоей незримой помощью, — брат отвесил мне церемонный поклон, — но для данного опыта ее не хватит. Одна надежда на Кайлин.

— Ты уверен, что Кайлин согласится тебе помочь? — язвительно поинтересовалась Ханаан. Раздосадованная неуспехом своего рассказа, она безуспешно пыталась скрыть злость.

— Не уверен. Давайте мы все ее об этом попросим. Сконцентрируем внимание на Як-ки и мысленно дружно попросим Кайлин навестить нас в ближайшие дни и помочь с нашим опытом.

Мы все воззрились на Як-ки. Не знаю, о чем мысленно просили остальные, но я искренне призывала таинственного бездомного духа: Рин заинтриговал меня, раскритиковав мою серенькую историю. А вдруг и впрямь мое прошлое воплощение было ярким и интересным — не в пример нынешнему?..

Як-ки засмущалась под нашими взглядами, густо порозовела и опустила голову с занавесью прямых соломенных волос.

Дружная просьба возымела успех: Кайлин явилась через четыре дня.

Я готовила скромный ужин на шестерых (бобы, помидоры, яичница), когда в кухню влетел взволнованный Снеш.

— Бросай все и несись в гостиную! Она пришла!

— Кайлин?.. — мгновенно сообразила я.

— Она всегда бывает недолго — пятнадцать-двадцать минут, поэтому нужно успеть всем! Только газ не забудь выключить!..

Я выключила газ под недожаренным блюдом и выскочила в коридор. Но в гостиную меня не пустили. Дверь была заперта, а под дверью слонялся Маленький Человек.

— Только что вошел Снеш, — объяснил он. — Потом моя очередь. Первой была Ханаан, она уже вышла.

— И как она?

— Подавлена и молчалива. Делиться увиденным не стала: подозреваю, показанное Кайлин резко отличалось от золотого треножника и купания в Кастальском ключе.

Я прислушалась, но из-за прочной дубовой двери не доносилось ни звука.

Томиться пришлось недолго: Снешарис выскочил минут через пять. Он выглядел растерянным и слегка ошалелым. Маленький Человек, ободряюще похлопав его по плечу, скрылся за дверью.

— Ну, как?

— После, Рэна. Нужно все переварить, уложить в голове. Обещаю, что поделюсь!

В каком настроении из гостиной вышел Маленький Человек, я рассмотреть не успела: следовало торопиться, учитывая краткость визитов Кайлин. И без того я была последней.

В гостиной сделали перестановку: большое старое зеркало в бронзовой оправе, стоявшее у стены, теперь было в центре. За ним угадывалась кушетка, на которой, по всей видимости, лежала в забытьи Як-ки.

— Встань перед зеркалом, Рэна, — велел Рин. Он был собран и строг. — Просто смотри в него, ни о чем не думая. Будет что-то вроде слайдов, мутных, неразборчивых. Но ты уж напрягись, чтобы понять, о чем речь. Каждый слайд будет стимулировать память. Когда увидишь собственную физиономию, это будет означать, что сеанс окончен. Следует, не задавая вопросов, быстро очистить помещение.

Я хотела сказать, что собственную физиономию вижу прямо сейчас, но прикусила язык. Физиономия была не моя. Хотя и похожа. Девица в старушечьей длинной кофте и бесформенной юбке до колен испуганно взирала на меня из мутного стекла. Видение быстро сменилось: та же девица, обхватив руками голову и зажмурившись, лежала в какой-то канаве, а над ее головой что-то жутко выло. «Бомбежка!» — догадалась я. Рядом валялся труп коровы с задранными ногами. Затем череда быстро сменяющихся слайдов показала колонну женщин, угоняемых в Германию, работу на немецкой ферме, беременность от хозяйского сына-имбецила… Родившийся ребенок был нелюбимым, и его смерть через несколько месяцев от дизентерии была воспринята с облегчением… Недолгая радость весны 45-го и снова плен, уже советский, по сравнению с которым немецкий показался санаторием… Лагерь под Воркутой, лесоповал, сорокоградусные морозы, цинга и дистрофия. И наконец, смерть от побоев и истощения в двадцать шесть лет…

Когда зеркало замерло, и на нем обрисовалось одно недвижное и очень белое лицо, я не сразу поняла, что это мое отражение. Поняв, молча вышла из комнаты.

Было на редкость тяжко. Не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать. Ощущение пылинки, песчинки, одной из миллионов, раздавленной гигантским механизмом зловещего государства, пригибало и давило. Вот откуда, оказывается, моя робость и неуверенность, ощущение собственной неяркости и ничтожности. Меня просто стерли в лагерную труху. Какая там уездная дворянская барышня с ее французскими романами и мечтами!..

Промежуток между двумя воплощениями — лет сорок, следовательно, душа, ко всему прочему, совсем сопливая, глупая и неумелая. Спасибо, хоть не два-три года…

Остаток дня и весь следующий день я просидела взаперти в своей комнате, заводя любимую музыку: Пинк Флойд, Вебера, Моцарта и Шнитке.

Вечером в дверь осторожно поскребся Снешарис. Поколебавшись, я открыла.

— Только не жди ответной исповеди. Слушать могу, говорить — нет.

Снеш поведал, что в прошлой жизни был женщиной. Талантливой пианисткой, блестяще образованной горделивой красавицей, из потомственных дворян. Только время ей выпало такое, когда дворянство следовало скрывать, а талант, горделивость и независимость были смертельно опасными качествами. В самом расцвете — красоты, успеха, вдохновения — когда ее концерты собирали полные залы, поклонники заваливали цветами, лучшие мужчины признавались в любви, она загремела в лагерь. Шел 49-й год, мать, к несчастью, была еврейкой. В лагере она продержалась меньше трех месяцев. Там нельзя быть гордым — сотрут, размажут по грязной земле. Приходится выбирать между бесконечными унижениями и смертью. Она выбрала второе: так сопротивлялась охраннику, пытавшемуся ее изнасиловать, что тот, в бешенстве, избил ее ногами, и через день, не приходя в сознание, она умерла.