Я помчался обратно на аэродром. Там этот слух, к сожалению, полностью подтвердился. Из-за отказа левого рулевого управления погибли летчик Денисов и слушатель Ларионов, которому я несколько минут назад передал свой планшет.
После происшедшего товарищи называли меня «счастливчиком», говорили, что я родился в рубашке, а те, кто был склонен к философским рассуждениям, упрямо повторяли, что у каждого своя судьба. Трудно сказать, кто из них был ближе к истине. Сам я уже тогда твердо знал [55] только одно: моя судьба навсегда связана с авиацией и ничто не заставит меня ей изменить.
Во время очередного полета меня заинтересовал один из ориентиров на местности, над которой мы пролетали. И попытался выяснить у летчика, что там такое, однако он так и не смог понять, о каком «наземном предмете» я говорю, а я был не в состоянии объяснить это. Подобные ситуации повторялись неоднократно.
Надо что- то придумать, чтобы летящие в самолете люди сразу понимали друг друга и без труда определяли, о каком именно предмете на земле идет речь. Такой прибор может пригодиться и в военное время.
Решение, которое удовлетворило меня, пришло довольно быстро. На самолете надо установить две трубки-визира, находящиеся на некотором расстоянии друг от друга. Механической связью они будут одновременно наводиться на один и тот же наземный объект. Одну трубку наведет тот, кто задал вопрос, а вторая автоматически покажет летчику объект наблюдения.
Вместе с товарищем, тоже слушателем первого курса, Анатолием Петровичем Сутягиным мы смастерили такой прибор с двумя одновременно действующими трубками-визирами. Прибор был назван синхроскопом и успешно прошел летные испытания…
Будучи уже на втором курсе, я во время зимних каникул побывал у сестры в Воронеже. Эта поездка сыграла большую роль в моей жизни. Там, в Воронеже, я встретил девушку, которая стала мне верной спутницей жизни и по сей день делит со мной радости и невзгоды…
* * *
Я навсегда запомнил наш разговор с П. С. Дубенским перед моим поступлением в академию и его вопрос: как думаете совмещать учебу с изобретательской работой? Тогда я без колебаний ответил, что на первом месте, конечно, будет учеба, а изобретения подождут. Но не сдержал своего слова - я не мог не изобретать, и это от меня не зависело. Голова моя была набита самыми разнообразными идеями, и, пока они не получали реального воплощения, не было мне покоя.
Однажды я сидел в столовой, ожидая обеда, и машинально вертел стакан, на котором был нанесен рисунок в виде винтовой спирали. Спираль то взбегала вверх, то [56] убегала вниз, в зависимости от направления вращения стакана.
«А что, если условно представить себе человека, помещенного в стакан. Что он увидит? По-видимому, перед ним будут непрерывно проплывать движущиеся витки спирали. Почти то же происходит при наблюдении земли с самолета - она совершает плавное движение относительно самолета. А если скорость движения предметов на земле согласовать со скоростью вращения стакана? В этом случае спираль, нанесенную на поверхность стакана, можно заменить металлическим винтом и гайкой, к которой прикреплен визир». Мысли мелькали одна за другой. Идея требовала конструктивного решения.
Своими соображениями я поделился со слушателями нашего курса М. А. Резуновым и К. А. Розенелем. Не долго думая, мы принялись за расчеты и в результате сконструировали синхронный прицел для бомбометания с самолета по наземным целям. А вскоре был объявлен конкурс на разработку такого прицельного устройства для бомбометания с самолета по земле. Предложенная нами конструкция была принята на конкурсе, и мы трое подготовили рабочие чертежи для постройки опытного образца. М. А. Резунов дал блестящее теоретическое обоснование нашего прицельного устройства и точности попадания, которой можно достигнуть с помощью прибора. Сам прибор имел электросвязь со сбрасывателем бомб: в необходимый момент он без участия бомбардира включал контакт, сбрасывающий бомбы.
Первый наш образец был испытан и показал хорошие результаты. Он явился прототипом для разработки последующих отечественных образцов прицелов для бомбометания с самолета по наземным целям. Нам удалось создать первый отечественный прицел для бомбометания, работающий на принципе синхронизации.
Через некоторое время мы прочитали в американском журнале статью инженеров Бурмильна и Брауна, в которой излагались схемы созданных ими прицелов для бомбометания и давались конструкции. Оказалось, что мы с Резуновым и Розенелем значительно опередили со своим прицелом американских специалистов.
Незадолго до защиты дипломного проекта в марте 1928 года Резунова, Розенеля и меня вызвали в Революционный Военный Совет СССР. Там за разработку прицела [57] каждому вручили грамоту и ценный подарок. Я получил часы «Омега», которые безотказно работают до сих пор.
Чтобы больше не возвращаться к изобретениям, сделанным в период учебы в академии, упомяну еще об одном - об авиаконтейнере для почтовых голубей, который был создан в соответствии с условиями официально объявленного конкурса.
Главным «голубиным консультантом» в период создания контейнера был мой однокурсник Сергей Федорович Смирнов, державший голубятню в одной из башен Петровского дворца.
Жюри конкурса присудило моему проекту первую премию, и мы с Сергеем торжественно отметили это событие…
Больше я не принимал участия в конкурсах - времени совершенно не было, приближался день защиты диплома. Но перед дипломной работой предстояло еще окончательно выбрать специальность, от этого зависело, куда ехать на практику.
Я решил специализироваться по военно-морской авиации. Большую роль в этом сыграло и то, что я провел детство и юность у моря. На курсе выбравших эту специальность оказалось несколько человек. Практику мне предстояло проходить в Севастополе, в воинской части гидроавиации и на кораблях Черноморского флота.
Изучая материальную часть гидросамолетов, мы участвовали во всех работах, связанных с их эксплуатацией. Одна операция особенно заинтересовала меня. Гидросамолет вытягивают из воды на берег и затем доставляют в ангар на специальных тележках. Но даже при самой незначительной волне донная часть лодки гидросамолета бьется о тележку и повреждается при этом. Я предложил такую конструкцию тележки, которая исключала возможность повреждения донной части гидросамолета во время подобной операции.
Мое предложение было одобрено инженером части, а впоследствии Комитет по делам изобретений выдал на него авторское свидетельство.
Изучив материальную часть гидросамолетов, мы в соответствии с программой перешли к полетам на них.
Самый первый полет мне довелось совершить на самолете типа «Савойя». Я сидел в кабине рядом с пилотом и отлично видел весь процесс взлета. [58]
На малом газу летчик вывел машину на участок старта, дал взлетные обороты мотору, гидросамолет вышел на редан и заскользил по гребешкам волн, получая при этом удары по донной части своей лодки. Впечатление было такое, будто мчишься по плохо мощеной дороге. Потом удары стали слабее, реже, море под нами опустилось, и начался полет. Только пенистый след на воде напоминал о том, что взлетел гидросамолет. На нашей машине мотор был снабжен винтом толкающего типа, и кабина располагалась перед мотором, поэтому шум в кабине был незначительный, можно было даже разговаривать с летчиком. Около двух часов мы летали над Крымом, прежде чем пошли на посадку.
Сразу после полета я отправился на Графскую пристань. Там нас с Олегом Земским ждал катер с крейсера «Профинтерн», на котором обоим предстояло проходить морскую практику.
Тепло встретили нас на крейсере. Помощник командира корабля сообщил, что завтра будет производиться артиллерийская стрельба по мишеням высотой в несколько метров и что нам разрешено находиться на палубе крейсера во время учений.
Это было грандиозное зрелище. «Профинтерн» проходил мимо мишени на заданной дистанции и скорости, давая залпы из нескольких тяжелых бортовых орудий. После каждого залпа мы потом долго ощущали качку. Неожиданно в одном из орудий произошел замедленный выстрел, и орудие при откате так сильно ударило матроса, что он упал и покатился по палубе. К моему удивлению, матрос почти сразу вскочил и снова кинулся к орудию, однако подоспевшие санитары уложили его на носилки и унесли в корабельный лазарет. Этот неприятный случай, разумеется, не входил в программу учений, но для нас с Олегом он создал иллюзию настоящего морского боя.
