– До Нового года осталось всего сто восемь дней! – воскликнула Роза Максудовна.

– И чего? – не понял Горохов.

– А того! Не морочь мне голову! Сказано – контрольная, значит, контрольная! Вот твой вариант, – Роза Максудовна положила перед ним листочек с заданием. – Молчим, думаем, решаем!

Мне досталась такая задачка:

«В сентябре горожане привели к дракону в пещеру столько красавиц, сколько он пожелал съесть за 14 дней. Но всех девушек спас славный рыцарь Артур. А с 15 сентября дракон стал требовать ежедневно на пять красавиц больше. За 12 последующих дней славный рыцарь спас столько же красавиц, сколько за предыдущие 14 дней. Скольких красавиц спас рыцарь Артур?»

Тут и решать нечего. Я отложил листок и посмотрел, что делают остальные.

Кто-то подсматривал в учебник или к соседу в тетрадку, кто-то, закатив глаза, выискивал ответы на потолке. Роза Максудовна обводила всех таким кровожадным взглядом, что я подумал: может, она по ночам превращается в дракона?

Ну и скольких девушек спас от чудовища славный рыцарь? Сейчас узнаем.

Допустим, за четырнадцать дней он вызволил икс красавиц. Значит, в день ему приходилось отбить у дракона икс, делённое на четырнадцать красавиц. А в те, другие двенадцать дней, он спас икс четырнадцатых плюс пять красавиц. Стало быть, 12 (х/14 + 5) = х. Лёгкие математические вычисления – и получается, что за четырнадцать дней дракон не слопал 420 красавиц, а всего, значит, за 26 дней – 840!

Ужас! Посадили дракошу на жёсткую диету! И чем он питался? Наверное, мхом. Стал вегетарианцем. А о чём думали горожане и глава города? По какому такому праву они распоряжались красавицами? Их что, для дракона растили и холили? Или, может, красавицы только и мечтали о том, чтобы их слопал дракон?

Вообще-то, они больше всего на свете мечтают о принце на белом коне. Вот их мечты и сбылись – появился Артур, почти принц, даже круче – рыцарь, и спас их! Была бы среди них Елена Прекрасная, я бы тоже показал дракоше, где раки зимуют!

– Я решил, – сказал я и поднял руку. – Можно выйти?

– Никто никогда не попросит ещё одну задачку… – Роза Максудовна отвернулась к окну и насупилась. – Никто не скажет: «Роза Максудовна! Я решил, можно ещё?!»

Класс промолчал. На самом деле мы любили Розу Максудовну и редко с ней спорили и говорили глупости. С её сыном, альпинистом Гариком, случилась в горах трагедия: он сорвался, повредил позвоночник и теперь лежит без движения. Уже три месяца. Нужны деньги на операцию, и очень много, а их нет.

– Решил – сдай! Можешь подышать свежим воздухом. И чтоб со двора ни ногой! – скомандовала Роза Максудовна и добавила: – Утро и вправду чудесное…

Я молча отдал учительнице решённую задачку про дракона, рыцаря и несделанных красавиц и вышел из класса.

Во дворе маялся дурью Кощей – Кощин. Лёха-боксёр. Он бил палкой по фонарному столбу и после каждого удара прислушивался к звуку. Ударит – и прислушается к гулу. Ударит – прислушается.

Кощина после шестого класса, в котором он учился вместе с нами, оставили на второй год за плохое поведение. Его и раньше оставляли. В первом классе – за неуспеваемость, и в третьем тоже. Поэтому он старше меня почти на два с половиной года. У нас в Синеграде остаться на второй год – это исключение из правил. Никто не помнит, чтобы кого-то не перевели в следующий класс, да ещё за плохое поведение. А вот Кощея не перевели. Хорошо хоть не исключили, ведь Кощей избил Горбунькова. Но из секции бокса выгнали.

Когда Лёху спросили, почему он избил Горбунькова, он и сам ничего не смог объяснить. Только пуще прежнего разозлился и долбанул по школьной стене кулаком, да так, что всё лето проходил в гипсе. Вообще-то, Кощин избил Горбунькова за то, что тот назвал его Кащеем, а не Кощеем. Хотя какая разница, не пойму.

Я кивнул Кощину, он зло бросил:

– Чего надо?

– Да так, – ответил я. – Подышать вышел.

– Иди там дыши! – прохрипел Кощей и изо всей силы врезал палкой по столбу.

Я вдруг захотел спросить: «Чего ты бесишься? Чего тебя всё злит? Может, у тебя какие-то неприятности в жизни? Ты скажи, поделись!» Но тут же подумал: «Да ну его! Что я – ангел-спаситель?» Пошёл к берёзке и сел на траву.

Кощей снова вмазал по фонарному столбу. Странный он тип. Силы девать некуда. Лучше б пошёл и дров наколол своему деду. У него дед хоть и без правой руки, а левой так ловко дрова колет, что смотреть приятно.

Тут из школы появилась баба Шура со своей метлой, подошла к Кощину, молча отобрала у него палку и ушла. Кощей даже не сопротивлялся. Бабу Шуру все опасаются, она церемониться не будет, той же палкой и огреет. Или метлой.

Лёха проводил уборщицу взглядом, сплюнул и направился ко мне.

– Слышишь, ты, юродивый?! Как там Ленка? Ни с кем не крутит?

Мне стало ужасно неприятно. Спросил он о девочке очень пренебрежительно. К тому же о Лене! Ему-то какое дело?

– Ты чего? Оглох? – сказал Кощей.

Я сжал кулаки. Он вдруг расхохотался, наклонился и дал мне щелчка в лоб. Так быстро, что я сразу и не сообразил.

У меня аж круги поплыли перед глазами. От возмущения.

Вставать в таком положении было не очень-то удобно, но я всё-таки изловчился и вскочил, в общем, тоже неожиданно для Кощея. Он даже отступил на шаг. И снова заржал. Это больше напоминало ослиный крик.

– Ну! – сказал Кощей. – Чего ты? Давай, левой! Ты же у нас левша! Или правша?

Я только размахнуться и успел. Всё-таки Лёха боксёр, выиграл первенство города в прошлом году. Я отлетел к берёзке, а он сказал:

– Слышь, ты? Когда спрашивают, отвечать надо! В следующий раз ваще прибью… Ленке передай, если кого рядом увижу, котлету сделаю. Из обоих. И из тебя тоже.

Ну из меня, значит, в первую очередь, пронеслось у меня в голове. Потому что я Лену люблю! А он снова сплюнул и ушёл вразвалочку, словно моряк, который все моря-океаны исходил.

Я о берёзку больно ударился. Из носа кровь пошла. Весь платок запачкала. И под левым глазом фингал набух. Я дотронулся до скулы и ойкнул. Здорово он меня припечатал.

– Как же я в класс вернусь? Такой красивый… – пробормотал я и поплёлся со школьного двора на улицу. – Пойду хоть умоюсь.

Я дошёл до колонки, которая стояла у булочной, и несколько раз подвигал рычагом.

Всю мою сознательную жизнь из этой колонки текла вода, но только не сегодня. Ну и утро! Хорошенькое начало дня! Я вошёл в булочную, где продавали не только хлеб. Здесь и воду можно было купить, из холодильника.

– Кто это тебя так? – вздохнула продавщица тётя Клава, она училась с моей мамой в одном классе.

Я заплатил за минералку с газом, но ничего рассказывать не стал. Пошёл к выходу.

– Говорила я твоей матери, чтоб за Пупса выходила! – запричитала вслед тётя Клава. – Ей – муж, тебе, охламону, – отец! Даст ремня – вмиг цуциком станешь!

Глупая она – тётя Клава, хоть и работает с людьми. Разве можно такое ребёнку говорить, да ещё про Пупса? И рассуждает, как старушка, а ей всего-то тридцать два года.

На улице я намочил платок холодной шипучей минералкой и приложил его к синяку под глазом. Говорят, если сделать это сразу, синяк быстро пройдёт. Поживём умилим…

Ну и что мне теперь делать?

Даже если я надену мамины чёрные солнечные очки, всё равно в школе заметят мой боевой позор. Пристанут с расспросами. Училки, они вообще заставят очки снять. Так что глупая эта мысль, с очками. О! А что если забинтовать голову да так и заявиться в школу и сказать, мол, споткнулся, упал, очнулся – бинт! Нет, нельзя. Розу Максудовну под монастырь подведу.

Ведь во время её урока получил увечье. Как же быть?

Так, размышляя о глупом своём положении, я оказался у подвальчика с вывеской: «Тату Восходящего Солнца».

Тату – это татуировка, всем известно. Лично мне не очень нравится, когда тело украшают разными рисунками. Ну ещё понятно, когда делают татуировку на время, потом она сходит, но вот когда на всю жизнь! А вдруг через год поймёшь, что картинка, которую накололи, ну никак тебе не подходит. Что же тогда, лазером выжигать? Это, между прочим, дорого! Зачем же выбрасывать большие деньги на ерунду? Хотя взрослые тратятся и не на такое.