Он отправит Блэка на конюшню, а рядом с Розамундой будет собака, которую он купил. И собака может везде ходить за ней днем, а Блэк этого не мог. Его оставляли в замке у камина, пока она работала на конюшне.

Когда Розамунда отказалась от того, чтобы ее охранял рыцарь, Эрик пытался убедить ее брать с собой коня. Но она посмотрела на него так, словно он лишился рассудка, а потом просто ушла. И чтобы больше не настаивать, Эрик в первый день после нападения сам ходил за ней по пятам. Но это закончилось для него не лучшим образом.

На Розамунде было серо-голубое платье, подчеркивавшее яркость глаз и светлые волосы. Однако оно явно было старое, возможно, подарок отца, когда тот временами навещал Розамунду. Платье было дорогое, но все же тесновато Розамунде, причем везде. Грудь была туго обтянута лифом и слишком приподнята, отчего казалась полнее. И хотя в талии платье было довольно свободно, оно подчеркивало изгибы фигуры, особенно когда Розамунда шла, покачивая бедрами.

Вспомнив, что король велел купить ей новые платья, Эрик рассердился на свою забывчивость. Он должен был позаботиться об этом в первую очередь! Ему следовало приобрести для Розамунды по меньшей мере дюжину платьев, и все большие и свободные, чтобы материя не грозила затрещать по швам каждый раз, когда она двигалась или тянулась к чему-то. И приглушенные, скромные тона вроде коричневого или черного подошли бы лучше всего, решил он, глядя, как она порхает в своем старом платье. Она казалась яркой птичкой во дворе, в конюшне, в замке – повсюду, где он видел ее.

И чем дольше тянулся день, тем мрачнее становился Эрик, наблюдая за ней. Ему казалось, что просто немыслимое число мужчин приходило к ней с больными животными, гораздо больше, чем женщин. Неужели у них нет другой работы? Они должны были послать вместо себя жен или дочерей, возмущенно думал он, окидывая сердитым взглядом любого, кто посмел улыбнуться Розамунде или выразить взглядом свое восхищение. И не важно, что это была скорее благодарность за ее помощь и способности. Нет, Эрик был уверен, что каждый взгляд был похотливым, и с каждым часом становился все более раздражительным.

Розамунда терпела его поведение молча, но он знал, что оба они испытали облегчение, когда настало время ужина и они вернулись в замок. По крайней мере до того момента, пока с ней не заговорил лорд Спенсер.

– Ах, миледи, – ласково сказал слепой старик. – Меня не перестает поражать, что, проработав целый день в жутком запахе конюшни, вы тем не менее умудряетесь в конце дня просто благоухать.

Эрик, не дав себе времени даже задуматься, рявкнул:

– Не суйте свой нос куда не надо!

Едва слова прозвучали, Эрик тут же пожалел, что не прикусил себе язык. Боже милостивый, только что он был невероятно груб со старым слепым человеком! И все из-за ревности, понял он с растерянностью и сожалением. Но прежде чем он успел извиниться и загладить свою вину, Розамунда ударила кружкой по столу и яростно набросилась на него;

– Ну, это уже сверх меры, милорд! С меня довольно вашей глупости на сегодня. Вам следует немедленно извиниться! Что касается меня, я не смогу есть в такой неприветливой компании. Я отправляюсь спать. Одна!

Вскочив, она бросилась наверх, оставив Эрика терзаться угрызениями совести во внезапно наступившей тишине. Остальные смотрели на него в молчаливом осуждении.

Он принес искренние извинения старику, но это не оправдало его в глазах окружающих, и Эрик понимал, что они правы. В последние дни он бывал груб и несдержан почти со всеми; с каждым воином, который посмел улыбнуться Розамунде и пожелать ей хорошего дня; с каждым фермером, который с улыбкой благодарил ее за помощь своему животному; даже с некоторыми слугами, которые застенчиво улыбались, когда она благодарила их за мелкую услугу.

Эрик тоскливо просидел весь ужин, выпив больше, чем съел, и гадал, насколько рассердилась жена. Он узнал это, когда отправился спать. Она молча лежала в постели и, как только он приблизился, тут же отвернулась, явно демонстрируя ему свое недовольство. Она холодно отвечала на все его попытки примириться весь прошедший день. И не оттаяла даже утром. Наверное, он этого заслуживал.

– Розамунда будет довольна,

Отвлекшись от своих мыслей, Эрик взглянул на отца, потом снова посмотрел на новую конюшню.

– Ты так думаешь?

– Да, – улыбнулся лорд Берхарт. – Может, она начнет снова разговаривать с тобой.

Сердито взглянув на подтрунивавшего над ним отца, Эрик взял тунику с лежавших в углу досок. Он работал с раннего утра. Наконец-то наступила настоящая летняя жара, и Эрик давно сбросил тунику. Сейчас он надел ее, взглянув на подходившего Шамбли.

– Доски уже почти убрали. Когда ты собираешься сказать Розамунде, что она может переводить сюда лошадей?

– Сейчас, – решил Эрик и направился к выходу. Его отец и Шамбли последовали за ним, и они втроем вошли в старую конюшню. Оглядев тускло освещенную старую постройку, Эрик скривился. Тут действительно царила водная разруха. Он решил, что прикажет снести старую конюшню, как только переведут лошадей в новую. Не увидев здесь жены, он нахмурился. Смизи тоже куда-то запропастился. В конце конюшни какой-то парнишка стоял к ним спиной и рылся в мусоре.

– О, милорд, – Смизи вышел из ближайшего стойла. – Вы что-то хотели?

– Да. Где моя жена? – прорычал Эрик. Он велел главному конюху присматривать за Розамундой. Если точнее, приказал следить за ней каждую минуту и не спускать глаз, иначе пригрозил свернуть ему голову, как хвостик у яблока. Но Эрик был раздражен, особенно потому, что Розамунда избегала его.

Смизи растерянно посмотрел на него и указал на парнишку в конце конюшни:

– Вот же она, милорд.

Эрик тупо смотрел на обтянутый штанами зад, только теперь узнав знакомый силуэт. Он начал наливаться медленной яростью, но, когда открыл рот, чтобы закричать, у него лишь вырвался возглас удивления, потому что отец и Шамбли внезапно схватили его за руки и потащили из конюшни,

– Только не это! Отпустите меня, черт бы вас побрал! – кричал Эрик, пытаясь освободиться и вернуться в конюшню, когда они остановились подальше от нее.

– Только когда ты успокоишься, – заявил лорд Берхарт.

– Успокоюсь? Ты видел мою жену?

– Конечно. Но она не делала ничего предосудительного. Она…

– Ты что, слепой? Ты разве не видел, что на ней надето?

– Ах, штаны, – вздохнул лорд Берхарт. – Тебе не нравится, когда она надевает их для работы на конюшне, так я понимаю?

– Они…

– Удобны, – подсказал Шамбли Эрику, подыскивавшему подходящее слово. Он кивнул, когда Эрик сердито взглянул на него. – Да, именно так, Эрик. В конюшне гораздо удобнее работать в них, чем в платье.

– Мне плевать, удобны они или нет. Они непристойны для дамы.

– Непристойны? – рассмеялся Шамбли. – Когда это ты успел стать таким праведником?

– Когда увидел жену в обтягивающих кожаных штанах и понял, что и все остальные видят то же самое.

– Ревнуешь?

Эрик замолчал. Одно дело понимать самому, что он слишком ревнив, и совсем иное, когда это понимает лучший друг. Как это унизительно!

– Именно, – сказал его отец. – На твоем месте я бы действовал помягче. Нельзя врываться туда и орать, словно она совершила смертный грех.

Эрик прищурился:

– Нельзя?

– Нет, конечно, – укорил его отец.

Роберт попытался сам убедить друга:

– Эрик, подумай. Она же не специально оделась так, чтобы привлечь внимание мужчин. Мы оба знаем, что она носила такую же одежду и в аббатстве, возможно, каждый день, и никто там не считал это непристойным.

– Но там были одни монахини, – возразил Эрик.

– Да, – неожиданно легко согласился лорд Берхарт. – И именно к этому она привыкла. Ей, наверное, и в голову не приходит, что твои люди – это сборище алчущих кобелей готовых гоняться за любой сучкой.

– Мои люди не… – негодующе начал Эрик, но остановился, когда те усмехнулись. Он попал в ловушку. – А, понятно, – сказал Эрик. Розамунда, одеваясь в удобные для работы штаны, вовсе не стремилась привлечь мужчин. Она даже и не догадывалась, насколько соблазнительна. Но его люди преданы ему и не допустят никаких вольностей. А он вел себя так, словно они именно это и делали.