Быстро подняв руку, она сердито смахнула слезы. Глупо было плакать. Слезы ничего не решают. Зная это, Розамунда плакала очень редко, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Ей стало казаться, что она ничего не может сделать правильно. Сначала костер, потом кролик. Закапывать кролика, чтобы исчез запах, тоже, наверное, неправильно. И судя по ее «везению» этим утром, она, вероятно, отвела лошадей пастись на поле с дурман-травой, и к полудню они будут мертвы.

– Я закапываю кролика, чтобы исчез запах, милорд, – тихо объяснила она.

– Не делай этого, – запротестовал ее муж, опускаясь на колени рядом с ней и быстро хватая ее за руки, пока она окончательно не закопала кролика. Когда она замерла, глядя в землю, он вздохнул и сказал уже спокойнее: – Прости меня. Я рычу, как медведь, по утрам. Я не должен был так кричать. Ведь ты не можешь ничего знать о грозящей опасности. Мне нужно было быть терпеливее. Прости.

Розамунда кивнула, но так и не посмотрела на него. Эрик отпустил ее руки и вытащил кролика из его несостоявшейся могилы.

– Давай посмотрим, можно ли его спасти.

– Но как же волки и собаки? – удивленно подняла она голову.

Эрик заметил высыхающие слезы и с досадой подумал, что это он виноват в том, что она плакала. Пока из него не получался хороший муж. Он отвратительно защищал ее, как щит, сделанный из сита, и доброты ему явно недоставало. Король скорее всего не на это рассчитывал, когда вверил ему заботу о ней.

Заставив себя улыбнуться, он слегка пожал плечами:

– Этот аппетитный запах способен привлечь не только четвероногих, но и двуногих тоже, и я один из них. Пахнет изумительно, он был почти готов, да?

– Да, – со вздохом признала она.

– Раз костер потушен, запах уже не будет разноситься ветром. Нет смысла переводить добро. – Говоря это, он уже начал счищать грязь с быстро остывающего мяса. – Ты давно проснулась?

Глядя с сомнением, как он отряхивает кролика, она рассеянно пожала плечами:

– Не знаю, наверное, часа два назад или больше. Было еще темно, когда я проснулась.

– Ты ранняя пташка.

– В аббатстве все вставали рано.

– Хм. – Поднявшись, он подошел к берегу реки, опустил мясо в воду и слегка поболтал им, чтобы смыть хотя бы часть грязи. Повертев его перед глазами, он удовлетворенно кивнул: – Сойдет.

Розамунда опять с сомнением посмотрела на мясо, потом на мужа, но ничего не сказала, когда он снова подвесил тушку кролика над почти потухшими углями. Несколько раз перевернув его, он с усмешкой повернулся к Розамунде, протягивая ей мясо, словно большой подарок:

– Вымыто и высушено, мадам, и готово к употреблению.

Чуть поколебавшись, Розамунда взяла мясо, внимательно рассматривая его. Эрик направился к Роберту. От удивления она покачала головой. Дикие травы, которые она нашла, порезала и посыпала на мясо, были смыты водой или счищены вместе с землей, а вот большая часть грязи так и осталась прилипшей к мясу. Она не представляла, как это у него получилось. Но, может быть, ему именно так нравится.

С легким отвращением она принялась заворачивать мясо, решив, что сама будет есть фрукты и хлеб, которые так предусмотрительно собрала в дорогу сестра Юстасия. А ее спутники, если им так хочется, могут есть кролика.

– Восхитительно!

– Да, в жизни не ел ничего вкуснее.

– Я счастлива, что вы довольны, милорды, – пробормотала Розамунда, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Трудно было серьезно относиться к их восхищению, когда они все время выплевывали кусочки земли и мелкие камешки. Рыцари просто старались проявить доброту. Оба были учтивы до тошноты с того момента, как они отправились в путь.

Розамунда вновь ехала с Эриком на его коне. Как и накануне, он не просил и не предлагал, а просто подхватил ее одной рукой и усадил в седло перед собой. Как и накануне, Розамунда промолчала, хотя на этот раз сделать это оказалось труднее. Саднящее ощущение между ногами уже прошло, но еще ей не нравилось, когда ее обнимают. В монастыре приветствовалась сдержанность, и Розамунда научилась этому с юных лет. Кроме того, она была независима. Сейчас она все же промолчала, пытаясь выполнить данное отцу обещание повиноваться мужу.

За все утро она не произнесла ни слова, то рассеянно изучая окрестности, то разглядывая коня Роберта. Когда они только начинали путь, ей показалось, что конь прихрамывает на одну ногу. Понаблюдав за ним некоторое время, она решила, что ошиблась, однако время от времени посматривала на жеребца. К тому моменту, когда Эрик наконец объявил привал, Розамунда готова была умереть от скуки. Мужчины решили съесть замечательного кролика, которого она приготовила для них.

Сейчас они уплетали мясо и, похоже, не замечали, что она отказалась от кролика, предпочтя еду, которую собрала для них Юстасия. Наверное, они были слишком заняты тем, что выковыривали землю из своего завтрака.

Скривившись и выплюнув еще один камешек, Роберт проглотил кусок мяса и посмотрел на Эрика:

– Насколько я помню, до следующей деревни не больше часа езды.

– Да, я собирался поменять там лошадей.

Розамунда замерла. Она не прислушивалась к разговору, но эти слова привлекли ее внимание.

– Сменить лошадей?

– Да, – ответил Эрик, стряхивая грязь с куска мяса. Он понял, что, наверное, не так хорошо вымыл кролика, как ему казалось. Не было ни одного куска, чтобы вместе с ним не попался камешек. Он решил, что, видимо, заслужил это. Утром он вел себя совершенно непростительно, и справедливо, что ему досталась еда, пригодная лишь для свиней.

– Нет!

Эрик замер, услышав растерянный возглас жены, и, отвлекшись от еды, повернулся к ней.

– Нет, милорд. Вы не можете обменять мою Ромашку. Это подарок от аббатства. Нельзя продавать подарки.

Эрик удивленно заморгал, не понимая, о чем речь, а Роберт мягко переспросил:

– Ромашка?

– Моя лошадь. Ее зовут Ромашка. Это я ее так назвала. И кстати, именно я помогла ей появиться на свет. Поэтому аббатиса и решила отдать мне ее. У нас с ней особая связь, Вы не можете продать ее, милорды.

Роберт слегка нахмурился, увидев непроницаемое выражение лица Эрика, смотревшего на жену, и мягко пояснил:

– Мы должны ехать быстро, миледи. Лошадям очень трудно скакать день и ночь без отдыха. Мы должны сменить их.

– Но Ромашка – подарок. Она моя. – Понимая, что эмоциями тут не поможешь, Розамунда торопливо добавила: – И потом, лошади отдыхали прошлую ночь, когда мы спали.

Мужчины переглянулись, и Роберт пробормотал:

– Мы действительно долго отдыхали.

– Да, но мы и скакали во весь опор все утро.

– Не так уж долго, – возразил Роберт. – Мы встали поздно, если ты помнишь.

– Да. – Нахмурившись, Эрик задумался и наконец произнес: – Ну ладно, мы сменим только наших лошадей. Может, пока оставить Ромашку? Она ведь все время скакала налегке, без всадника.

– Благодарю вас, милорд, – прошептала Розамунда, и в ее глазах засветилась искренняя благодарность. Она широко улыбнулась ему и поспешила к своей драгоценной лошади, чтобы отдать ей яблоко, которое только что хотела съесть сама.

– Ромашка, – насмешливо пробормотал Роберт. – Только женщина может выбрать такую кличку для лошади.

– Да. – Эрик смотрел, как жена протягивает яблоко лошади, потом вздохнул. – В конце концов нам все равно придется обменять ее. Даже без седока будет жестоко заставлять ее скакать день и ночь до самого Шамбли.

После небольшой паузы Роберт предложил:

– Мы можем и сегодня сделать привал на ночь и дать ей отдохнуть.

Эрик пристально посмотрел на него:

– А я думал, ты хочешь поскорее убедиться, что отец действительно идет на поправку.

Роберт отвел взгляд и пожал плечами:

– Он, конечно, уже на ногах, ведь он всегда быстро поправлялся.

Эрик внимательно смотрел на друга. Что-то тут было не так, он чувствовал это. Что скрывает от него друг?