Литмир - Электронная Библиотека

Лицо Эрика вспыхнуло от нарастающей ярости. Мысль о том, чтобы вернуть Розамунду в аббатство, огорчала его гораздо больше, чем то, что она превратила его дом в хлев, позволила соколу испражняться на его кресло. На мгновение он вспомнил ее милую улыбку, звонкий голосок, когда она пыталась успокоить этого несчастного коня, ее страстность прошлой ночью. Сама мысль о том, что этот высокомерный осел стоит здесь и пытается уговорить его отказаться от нее, да еще утверждает, что она там будет счастливее, вызывала в Эрике желание задушить епископа своими руками. Когда ярость достигла предела, он закричал:

– Убирайтесь! Убирайтесь! И немедленно, сейчас же!

Гордон Берхарт опешил при виде такой вспышки ярости у сына и взглянул через плечо на епископа.

– Пожалуй, лучше будет, если вы… э… удалитесь на некоторое время, епископ, – деликатно посоветовал он. – Например, прогулка верхом – неплохая идея.

– Пойдемте! – решительно сказал лорд Спенсер, смело взяв на себя обязанность сгладить неприятный момент. – Мы вернемся в деревню и там поужинаем, А они пока тут со всем разберутся, да? Джозеф, найди Смизи и вели ему приготовить коляску.

Откашлявшись, Смизи вышел из стойла, где он буквально прирос к земле с того момента, как Эрика втащили в конюшню. Он быстро стал запрягать лошадь, пока Джозеф провожал во двор лорда Спенсера и Шрусбери.

Эрик, Роберт и Гордон молчали, пока Смизи не закончил работу. Как только он ушел. Гордон со вздохом повернулся к сыну:

– Ну как, здравый смысл вернулся к тебе?

– Вернулся? – горько рассмеялся Эрик. – Да там сокол пачкал мое кресло.

Гордон снова вздохнул:

– Эрик, ты теперь женат, и нужно привыкать…

– Привыкать! – взревел Эрик. – Там козел жевал мое знамя.

– Розамунда хотела как лучше, – вмешался Роберт, и Эрик сердито взглянул на него.

– А в углу корова наложила целую кучу!

Роберт расхохотался, но тут же отвернулся и закашлялся. А Гордон спросил:

– Почему бы тебе тогда просто не разрешить ей заниматься животными в конюшне?

Эрик тут же захлопнул рот. Прищурившись, Гордон продолжил:

– Она казалась вполне счастливой среди своих подопечных.

Эрик нахмурился, и перед его глазами возникла картина: его жена заботливо склонилась над уткой, перевязывая ей крыло, широко улыбалась и весело разговаривала. Трудно сказать, с кем она беседовала – с уткой или с ребенком, но одно было ясно: с животными у нее полное взаимопонимание. И все равно – разрешить ей посещать конюшню, куда будут приводить животных? Там же столько мужчин! Он скривился от этой мысли.

При виде его мрачного лица лорд Берхарт вздохнул:

– Я здесь всего лишь полдня, но мне уже кажется, что ты ведешь себя как идиот. – Увидев удивленное лицо Эрика, он пожал плечами. – Ты сделал Смизи старшим конюхом. Зачем?

Явно растерявшись, Эрик пробормотал:

– Потому что он умеет обращаться с животными.

Гордон кивнул:

– А кого ты выбрал командиром для своих рыцарей?

Эрик заморгал:

– Прирожденного предводителя, организованного и хорошо соображающего в бою.

– Именно. И я учил тебя использовать таланты людей. Я говорил тебе, что если ты этого не сделаешь, то они найдут им применение в другом месте или заскучают, ожесточатся, попадут в беду. Разве нет?

– Да.

– И, однако же, именно так ты поступаешь со своей женой.

Эрик дернулся, словно его ударили. Но отец еще не закончил.

– С твоими страхами по поводу ее возможной неверности и попытками не допустить подобного ты сам подтолкнешь ее именно к этому. – Он коротко рассмеялся при виде изумления на лице Эрика. – Что? Думал, я тебя не понимаю, сын? Ты не против того, чтобы с ней советовались в замке, как лечить животных. Ты, возможно, не возражал бы и против их присутствия в замке, если бы они не испражнялись повсюду. А раз дело не в животных, то к кому ты пытаешься ее не пустить?

Когда Эрик, устыдившись, отвернулся. Гордон с силой повернул его лицом к себе:

– Поверь мне, сын. Ты ведь не допустишь в отношении своей жены такую же ошибку, какую я допустил с твоей матерью.

Эрик застыл:

– Что?

Гордон вздохнул, прислонился к стене, и его невидящий взгляд устремился куда-то вдаль.

– Твоя мать была талантливой целительницей, когда мы поженились.

Эрик вздрогнул:

– Я не знал этого.

– Да, это была моя вина. – Покачав головой, Гордон продолжил: – Она помогала своей матери ухаживать за больными, когда была еще малышкой, слугам в замке, воинам и даже больным и раненым в деревне. Потом мы поженились. – Гордон на мгновение опустил голову. – Она хотела и дальше заниматься целительством, но я запретил ей. У нас уже был деревенский лекарь, и я не видел причин для того, чтобы моя благородная жена тоже занималась этим. Она постоянно уговаривала меня, но я был тверд… вернее, упрям, – с горечью произнес он. – Я сказал ей, что ее дело – рожать мне детей и следить за порядком в замке. Через некоторое время она как будто смирилась. И поначалу мне казалось… Я убедил себя, что она довольна жизнью. Но это было не так. Она думала, что я ценю ее только как племенную кобылу. И хотя она любила тебя, твоего брата и сестер, она охладела ко мне. Ее любовь умерла. Замолчав, он устало покачал головой. – Она была прекрасна. И меня не должно было удивлять, что другие видели в ней то, чего не понимал я. И ее неудовлетворенность не осталась незамеченной. В конце концов появился другой мужчина, который смог убедить ее, что ценит в ней то, чего не вижу я, и уговорил бежать с ним. Я бы понял, в чем дело, если бы не был так увлечен делами в своих владениях. – В этих словах явственно сквозило отвращение Гордона к самому себе. – Не повтори моей ошибки, сын. Цени таланты своей жены. Используй их. Дай ей возможность быть здесь не только племенной кобылой.

– Черт! – расстроился Эрик, выслушав рассказ отца. – Но почему тогда ты так злился, что она ушла? Ты даже ни разу и словом не обмолвился…

– Конечно, я злился, – нетерпеливо прервал Гордон и отвернулся. – Она была счастлива без меня, а я был одинок и несчастен. Я видел ее еще раз, незадолго до ее смерти. Она была довольна, ухаживала за больными, ее ценили за это больше, чем за рождение детей. И хотя она не могла выйти замуж за человека, с которым жила, зато была уверена в его любви, знала, что он ценит ее, и ей было хорошо. Даже когда неважно себя чувствовала. И она умерла без сожаления, зная, что выполнила свое предназначение в этой жизни. А я остался сожалеть о своих ошибках.

Встав, Эрик подошел к отцу и положил руку ему на плечо.

– Спасибо, что ты рассказал мне об этом, отец. Я знаю, как тебе трудно было.

– Да, это было тяжело. Но я страдал не зря, если ты сделаешь выводы из моих ошибок. Избавь себя от сердечной боли, мальчик, – сказал Гордон, глядя перед собой.

– Думаю, я уже сделал это, – заверил его Эрик и отвернулся. – А сейчас я, пожалуй, пойду к Розамунде. Я был больше чем глупец. Я скажу ей, что она может ухаживать за животными на конюшне, как она это делала в аббатстве.

Роберт молчал, пока Эрик выходил из конюшни. Ему было не по себе оттого, что он присутствовал при этом разговоре. Чтобы как-то сгладить напряженность, он сказал:

– Значит, мать Эрика тоже была целительницей?

Он кое-что слышал о матери друга, но лишь некоторые детали.

– Хм? – Оглянувшись, лорд Берхарт непонимающе посмотрел на Роберта, потом скривился. – Мать Эрика была шлюхой. Она так часто ложилась под моих друзей и знакомых, что я удивлен, что мальчик вообще видел ее.

– Но как же тогда все эти слова о том, что она была счастлива, делала то, что ей предназначалось? – удивленно спросил Роберт.

Отец Эрика поморщился:

– У нее не было ни знаний, ни желания лечить людей. Даже собственных детей. Она умерла в колонии для прокаженных. Заразилась от одного из своих любовников. Одному Богу ведомо, от которого из них.

– Но вы сказали…

– Я солгал, Роберт, – сухо прервал его лорд Берхарт. – Эрик сильно страдал из-за поведения матери. Это оставило след на всех детях. А распутное поведение Делии лишь усугубило ситуацию.

38
{"b":"26459","o":1}