– Ата потопит нас, если поймает! – Одна мысль об этом ввергала меня в состояние плохо контролируемой паники.

– Да у нее кишка тонка. Это мое ремесло, и со мной никто не сравнится в целом мире. Фокусы. Дело. Я занимался этим десятилетиями.

– Замечательно, но у нее восемьдесят кораблей, – напомнил я.

– Готовка. Бульон. Да брось, Янт, я хочу доказать, что я – лучший, ко всем чертям.

– Прости. Я не могу.

– Наверное, до меня никогда не дойдет, каким образом изнеженный риданнский хлюпик сумел добиться расположения такой пылкой красотки, как Терн.

– Я никогда не поднимал на нее руку.

Туман ехидно скривился. Он никогда не понимал, как нужно себя вести с Атой. Ее гордый нрав и самоуверенность заставляли его забывать, что перед ним женщина, и он обращался с ней, как с мужчиной, – думаю, если бы она была одним из его моряков, то он бы выпорол ее перед всем флотом.

Наш спор начал привлекать внимание заскаев, которые с суеверным страхом косились на меня. Туман заметил это и, забыв о препирательствах, во всю мощь голосовых связок и легких разразился потоком отборной брани. Он прижал руку ко рту и перегнулся через штурвал, хрипя и задыхаясь. Смущенный, я больше минуты ждал, когда закончится приступ. Наконец он сплюнул и вытер рот подолом своего плаща.

– Стоило убить Сейкера, когда у меня был шанс, – прокаркал он.

Я сложил крылья и приземлился на палубу. И тут же, вытащив из-за пояса флягу, допил остатки тернового джина. Вот она, риданнская храбрость.

– Ты знаешь о том, что у нее в распоряжении часть фюрда Молнии?

Туман поднял брови – очевидно, он об этом и понятия не имел.

– Ну и черт с ним, – рявкнул он и тряхнул головой. – Я направляюсь в Рейчиз через Перегрин, и они не остановят меня. Все они – турнирные лучники. Микуотер стреляет по мишеням, он осыпает стрелами тухлые фрукты, прах его побери!

Продолжая одной рукой держать штурвал, он выхватил шпагу из ножен и ткнул ею в карту.

– Эти каравеллы, как они погонятся за нами? Стоя на якоре? Со свернутыми парусами? Палки. Грязь.

Подружка Тумана сидела на ступеньках, которые вели на капитанский мостик, и наслаждалась морским воздухом. Одаривая меня типичным взглядом заскаев «я вовсе не любопытствую, но, может, чего-нибудь нужно?», она тем не менее во все глаза пялилась на меня, когда думала, что я этого не замечаю.

Мне уже было нехорошо. Опустившись на корточки, я развернулся лицом к носу корабля – специально на тот случай, если возникнет необходимость быстро смыться. Сапоги Тумана с заправленными в них синими штанами, а также борта, украшенные искусной резьбой, полностью заслоняли мне весь обзор. Глаза слезились. Я прополз немного вперед и устроился на мятой карте, испещренной дырочками, которые оставил кончик шпаги. Травяной остров, напоминавший по форме орех, имел в длину километров тридцать и находился сравнительно недалеко от побережья Авии. Берега практически по всей длине были скалистыми, а у северной оконечности – там, где высился маяк, – неопытных моряков подстерегали малозаметные, а потому крайне опасные рифы. Для того чтобы избежать встречи с «Ортоланом», мы решили идти вдоль южного побережья, между островом и большой землей. Это был весьма мелководный проход при таком слабом приливе. Флот Аты растянулся поперек пролива.

– Они расположились отсюда досюда, – прошептал я, проведя линию между бухтой Сентябрьской башни и побережьем Перегрина.

– Хорошо, – взглянув через плечо, откликнулся Туман.

Я сжался, сидя напротив выполненного в стиле барокко штурвала, и попытался расправить крылья, чтобы спрятать лицо в перьях.

Я сидел на палубе корабля. Вот дерьмо.

– Нам не о чем беспокоиться, – – пророкотал Туман. – Я хорошо знаю эти места. Киль. Ловкость.

Волнорез уже придумал, как будет действовать, и, пока он мысленно просчитывал отдельные тактические шаги, моряки сновали по главной палубе. Толстуха бездумно пялилась за борт, а я, не в силах пошевелиться, практически уже глядел смерти в глаза. Холодные волны были такими гладкими и медлительными, что, казалось, один толчок превратит замерзшую воду в лед.

– Я хожу по морям с пятнадцатого столетия. Мой дед тоже был торговцем. Так что нечего так пугаться, черт тебя возьми. Рожден. Взращен. От погрузки бочек до командования флотом Замка. С тех пор как мы выкупили Перегрин у Стрелка, здесь всегда ходили каравеллы. Именно это и сделало Авию великой, и я не хочу, чтобы что-то менялась. Но Ата хочет. Гусь. Золотые яйца. Почему она не могла быть счастливой? У нее было все лучшее из обоих миров. Пирог. Ешь. – Это было не совсем верно. Ата хотела все пироги мира. – Как она может думать, что лучше меня, Янт? Как она смеет вызывать меня на состязание?

Настоящий, мать его, корабль. Как такое могло произойти?

– Я знал, что она этого хотела, – продолжал он своим глубоким басом. – Я не дурак. Но победить. Вызвать. Это такие вещи, о которых даже думать не хочется.

Ход «Медового канюка» стал замедляться – мы входили в бухту Травяного острова. Он встретил нас желтыми от лишайника и потрескавшимися от времени и непогоды скальными уступами. Они не спеша проплывали мимо, пока Туман вел корабль по глубокой воде вдоль берега. В той стороне, где находился Перегрин, море казалось очень светлым и прозрачным. Под скалами вода была темно-синей, а в том месте, где шли мы, – просто черной. Множество морских птиц, черных и белых, облепляли уступы, забирались в узкие щели в камнях, кружили вокруг покрытых гуано, остатками дохлой рыбы и хлопьями пены зазубренных скал.

Внезапно корабль страшно тряхнуло. Я заскользил и вцепился в штурвал, отчаянно пытаясь спасти свою шкуру. Волны по левому борту вздыбились выше поручней, а киль заскользил по воздуху.

– Что ты делаешь? – завопил я.

– Крадусь, – спокойно ответил Туман.

Он курил одну сигарету за другой и раздавал приказы, которых я не мог слышать, потому что почти оглох от страха. Тогда я попытался понять, чем заняты матросы, и обнаружил, что они таскают из-под палубы самое разное барахло – от сложенных в мешки и наскоро перевязанных спальных принадлежностей до досок и наскоро откуда-то отодранных железных листов, – после чего размещали все это вдоль бортов по обеим сторонам палубы между поручнями и такелажем. В результате этих действий по периметру корабля образовался дополнительный довольно высокий щит.

– Нам нужно прикрытие от лучников Аты, – пояснил Туман.

Я был поражен его дальновидностью. Можно сказать, что я увидел его в новом свете. Он вел «Медового канюка» опять под всеми парусами и на полном ходу, лавируя между выступающими из воды скалами и крошечными островками.

– Ага! Вот и она.

С воздуха корабли Аты производили впечатление грозной силы. Теперь, с ужасом взирая на них снизу вверх, я понимал, что все хуже. Гораздо хуже. Флот Аты выглядел монолитным, незыблемым и неуязвимым. Прямо напротив нас вальяжно покачивались на волнах четыре деревянные громады. В обе стороны от них растянулись цепочкой похожие суда, и чем дальше они были, тем казались меньше.

На флагмане Аты появились один за другим несколько сигнальных флажков. Это рассмешило Тумана.

– Вот он, «Буревестник»! – воскликнул он. – Ата предлагает мне сдаться. Какая наглая женщина, черт ее возьми!

Внезапно толстуха взвизгнула и уставилась через плечо на Тумана.

– Старлинг, дорогая, – обратился он к ней, – почему бы тебе не спуститься вниз, в каюту? Не в кормовую часть, слышишь меня! Когда все закончится, я присоединюсь к тебе. – Она торопливо надела сандалии и ушла прочь. – И держись покрепче, – добавил Туман. – Если бы у тела Аты был еще и разум… Черт! Этот корабль недостаточно быстроходен! Поднять марсель! Да не смотрите на меня как на чокнутого – за работу! Метод. Безумие. И еще. Я хочу, чтобы лучники были наготове.

На палубе каждого корабля Аты я видел готовых к бою лучников. На самом деле стрелять по нам могли только с тех кораблей, которые находились строго по нашему борту, в противном случае пострадали бы их же собственные суда. Мы приближались к эскадре Аты с безумной скоростью, и я начал всерьез задумываться, не стоит ли нам идти немного потише. Даже морская болезнь, мучившая меня с того момента, как я опустился на палубу «Канюка», отпустила – настолько я был напуган лучниками.