– Вряд ли!

– Внимательно присматривай за ней. И если ты еще раз принесешь в мой дворец наркоту, я запру тебя в этой комнате.

– Вот и славно.

– Я не могу допустить, чтобы слуги застукали тебя. Пожалуйста, веди себя как подобает эсзаю.

Если ты эсзай, то твое поведение является поведением эсзая. Я долго обдумывал эту мысль, но озвучить ее не решился.

– Мне нужно поговорить с его величеством. Я не для того пятнадцать столетий защищал Микуотер, чтобы теперь его разрушили Насекомые.

Он поцеловал руку Свэллоу и бережно положил ее обратно на простыню.

В конце третьей недели лихорадка Свэллоу перешла в озноб, и я понял, что кризис миновал. Я перевел лечение с заживляющих растений на жаропонижающие, продолжая прилагать все усилия, чтобы содержать швы в чистоте. Гончий очень мне помог – он оказался совершенно не брезгливым и очень способным учеником. Мне пришлось заняться и его ранами, на которые он до сих нор просто не обращал внимания.

Гончий был приятным человеком – спокойным и расслабленным, когда его хозяина не было рядом. Довольно молчаливым, но не скрытным, вежливым, но не подобострастным – слугой, который стоял за плечом хозяина с высоко поднятой головой. У него остался дом в Донэйсе, однако он вместе с семьей жил в качестве управляющего во дворце и очень гордился явным благорасположением Молнии.

Король Станиэль извиняться не собирался и постоянно держал своих гвардейцев под рукой. Молния работал с ним над планом окопов и бастионов в парке Рейчиза. Бессрочное расквартирование большого числа солдат вызывало в городе бунты, и нам приходилось посылать жителям пищу и вино, чтобы немного остудить их пыл. Деревни Слейк-Кросс и Тамбрин были уничтожены в результате нападения Насекомых. Создавалась новая защитная зона, с востока на запад, от побережья до предгорий Дарк-линга, вдоль реки Рейчиз и границ поместных владений. Насекомые на это ответили постройкой собственной Стены, которая ввергала в ужас мирных жителей. Нам понадобился месяц непрерывных боев, чтобы замедлить наступление коричневых тварей.

Все это время Свэллоу спала, не приходя в сознание. Проснулась она лишь на исходе второго месяца.

– Она будет ходить? – донимал меня Молния, пока мы шли по полузатопленным в это время года садам к импровизированной палате Свэллоу.

Сады были пустыми и темными, все деревья облетели, и только на нескольких дубах, стоявших возле озера, еще желтели пожухлые листья.

– Насекомые ободрали все мышцы с ее ноги. – Я решил наконец сказать ему всю правду. – Не думаю, что она сможет ходить самостоятельно. Но она будет стараться – с упорством, присущим людям. К тому же я очень сомневаюсь, что теперь она сможет когда-либо выносить ребенка. Я еще не говорил ей…

Лучник остановился и уставился на меня.

– Она не сможет иметь детей?

– Ее рассекли от ребра до бедра, Молния. У меня не было возможности пригласить Райн, чтобы она самолично обследовала Свэллоу. Брось!

Неторопливому Стрелку с трудом удавалось идти и одновременно выражать сильные эмоции.

– У Свэллоу не будет детей. Ты уверен?

– Я не могу сказать точно. Однако это однозначно большой риск.

– Это ужасно! Я… Она была… Мы собирались… Как я понимаю, жить ей осталось не очень долго. Император ей откажет. Что же случится с поместьем Ондин?

Я пожал плечами.

– Свэллоу еще повезло, что она вообще выжила. Я поражен способностью ее организма к регенерации. А еще ей повезло, что у нее осталось восемь пальцев, две ладони и гитара. А о судьбе Ондина она позаботится позже.

Свэллоу удобно устроилась среди хорошо взбитых белых подушек. Когда мы вошли в золотисто-сапфировые апартаменты, она одарила нас бриллиантовой улыбкой. Мне нравилось ее мужество, и Молния тоже не мог его не оценить по достоинству. Кровать была завалена кучей исписанных бумаг; на сползших на пол листках, подобно Насекомым, маршировали ряды нот. В руках девушка держала блокнот, вырванные страницы из которого и заполняли собой все вокруг.

Молния быстро подобрал несколько листков и изучил их. А затем начал искренне смеяться. Невозможно завидовать гению или ревновать его, ибо тебе невольно хочется пожелать такому незаурядному таланту удачи. Гении видят свет, сияющий за пределами кругов тьмы, в которых мы обитаем. Даже без слов музыка Свэллоу может заставить слушателя смеяться. Это потому, что сама композитор видит веселье как обратную сторону всего сущего. После ее концертов люди чувствуют, что их словно бы наполнила всемогущая истина, которую они пытаются сохранить в своей душе навсегда.

Свэллоу тоже улыбнулась.

– Дождись грома битвы, это будет партия генерал-баса[1]. Тогда ты уже не будешь смеяться.

– Ты должна остаться здесь и дописать это, – серьезно сказал Молния.

– Я сдержала клятву. Я же сражалась с Насекомыми, ведь верно? Хоть это и закончилось не так, как я надеялась.

– Не стоит волновать себя мыслями о Лоуспассе. Не копайся в этих воспоминаниях. – Мы с Молнией знали, что Насекомые – это самый большой ужас нашего мира, и после встречи с ними было трудно избавиться от ночных кошмаров. Никто из нас не хотел, чтобы эти твари отравляли сон невинной Ондин. – Ты можешь оставаться здесь, сколько пожелаешь, и набираться сил. Увидишь, как прекрасен дворец весной. Я попрошу императора еще об одной аудиенции, и мы снова поддержим твои притязания на членство в Круге.

Я потихоньку продвигался к двери, думая, что лучше предоставить этой парочке возможность поговорить наедине.

– Нет! – вдруг сказала Свэллоу и засмеялась.

Я немедленно вернулся к ее кровати.

– Что?

– Забудь об этом, Лучник.

– Что?!

Свэллоу замолчала, глядя на камчатный полог своей кровати и пытаясь разделить бесконечную муку на отдельные уколы боли. После того как девушка два месяца находилась без сознания, металась в лихорадке и ничего не ела, она очень похудела. В широкой постели она казалась изящной, особенно в своей мильфлеровой шали, наброшенной на выцветшую шелковую блузу.

– Теперь передо мной открылась новая перспектива. Я больше не боюсь смерти, хоть и едва разминулась с ней в той битве. Я поняла то, что не могу пока выразить. Я не могу даже сыграть это, воплотить в музыке, – так что же говорить о словах?

Я предложил ей хотя бы попробовать, а уж мы постарались бы понять.

– Я могла бы попытаться, и, быть может, у меня бы даже вышло что-нибудь толковое, однако объяснять это вам нет никакого смысла, поскольку вы бессмертны и вам никогда не придет в голову озадачиваться подобными материями… – Свэллоу вдруг замолчала, но я ощущал радость, искрившуюся в ее душе. Недавний страшный опыт вызывал у нее неподдельный смех, и она действительно расхохоталась. В ее глазах плясал веселый и невесомый, но в то же время настоящий огонь. – Бессмертие теряет всякий смысл по сравнению с тем, что доступно мне.

– Возможность умереть? – скептически спросил Молния.

– Возможность меняться. Для меня очень важно никогда не забыть этот урок – я буду постоянно думать о нем, пока он не станет частью меня самой… Всю свою жизнь я стучала в двери и просилась войти. Но теперь я знаю, что отказ Сана не более чем мелкая нелепость. Ну да и хорошо.

Я перевел свой взгляд с одной на другого – Свэллоу явно чувствовала себя куда более уверенно, чем Молния. Если между ними целый год длилась затяжная битва, то сейчас девушка, без всякого сомнения, победила.

– Но я все равно люблю тебя.

В ответ она просто закинула голову назад и рассмеялась еще громче. Он уставился на нее, не зная, что делать, а потом резко развернулся и вышел, громыхнув дверью.

Я слышал, как с грохотом – бах, бах, бах – захлопыва лись вслед за ним двери по всему длинному коридору, который тянулся по нашему крылу дворца.

– Ох, дорогой мой, – отсмеявшись, сказала она. – Думаю, это конец.