* * *
Тридцать два года спустя в Центральном институте авиационного моторостроения имени П. И. Баранова, в связи с семидесятилетием со дня рождения Петра Ионовича, состоялся вечер. Хорошо знавшие Петра Ионовича товарищи выступили с воспоминаниями о своем бывшем друге и начальнике. Предоставили на этом вечере слово и профессору Евгению Васильевичу Урмину. Он направился к трибуне со своим старым дневником: «Путевые заметки. С комиссией П. И. Баранова по США».
Нет, не только о прошлом говорил в тот вечер профессор. Былое перекликалось с настоящим и будущим. Для такой аудитории естествен был вопрос, с которым профессор обратился к слушателям: какую линию в авиационном моторостроении отстаивал Баранов еще там, за океаном?
В Америке Баранов говорил советским специалистам:
- Мы выберем самый лучший тип мотора самой передовой фирмы и скопируем его. Этот лучший заграничный образец наши конструкторские бюро и институты должны рассматривать лишь как исходный рубеж, чтобы в кратчайший срок создать лучшие, чем у заграничных фирм, моторы.
Жизнь подтвердила реальность такой задачи. Уже в годы Великой Отечественной войны советские моторы имели такие параметры, каких лучшие заграничные фирмы не знали. А развитие турбореактивных двигателей - разве оно не подтвердило правильность целеустремленной [120] линии, которую проводил Баранов на заре отечественного моторостроения?
И еще рассказал профессор о приеме авиаторов в Кремле, когда один из членов правительства сказал:
- Хороший договор составили мы с фирмой «Кертисс-Райт». Десять лет назад именно такой договор нам и нужен был…
5
«Амторг» оформил договор с «Кертисс-Райтом», заключены торговые соглашения с другими фирмами, и пришла пора возвращаться домой. Теперь, на досуге, можно обменяться впечатлениями об Америке.
Все отдали должное практической сметке американских инженеров, по достоинству оценили удобные автострады и даже рекламы на дорогах. Вспомнили чудесные пейзажи Тихоокеанского побережья. Всякое бывало на большом маршруте по Америке.
Корабль вышел в океан. Исчезли, будто растворились в белесом тумане, очертания Нью-Йорка. До Европы далеко, еще дальше до Москвы… Думая о Родине и чужбине, Петр Ионович сравнивал их не географическими масштабами, а судьбами людей. Для него, политического работника, это самый верный критерий. В тетрадку-дневник Баранов записал лишь несколько слов. Когда-нибудь он прочтет их и вспомнит еще об одной встрече на американской земле.
* * *
Случилось это в Детройте, в кафе, где за стойкой отпускал безалкогольные напитки немолодой, светловолосый официант.
- Пошли, Петр Ионович!
- Стойте! - крикнул человек за стойкой. - Не уходите, бога ради. Вы русские? - обратился он к Баранову и сопровождавшему его сотруднику «Амторга».
Официант оказался из числа тех, кого мутный поток эмиграции захлестнул вместе с остатками бежавшей из Крыма белогвардейской армии Врангеля. Судьба сыграла злую шутку с солдатом, на время приставленным денщиком к генералу, - он оказался с чемоданами генерала на [121] борту корабля как раз тогда, когда матросы отрубили концы. И только тут понял, что с ним стряслась беда. Броситься в воду? Он не умел плавать. Не соображая, что и генерал бессилен ему помочь, денщик стал его просить, умолять. Жена генерала посочувствовала. «Дубовый листок оторвался от ветки родимой…» - эффектно продекламировала она.
В Турции русскому генералу было не до денщика, самому бы прокормиться. И пошло мотать бобыля по белу свету, пока не занесло его в Америку. Здесь он тоже намаялся, хватил лиха, пока не устроился официантом в кафе. Хозяин, тоже русский, из семьи казанских купцов, вместе с отрядом барона Унгерна бежал от Красной Армии в Монголию, оттуда перебрался в Китай, в Японии на каком-то деле разбогател и подался в Америку, где приобрел помещение и оборудовал его под кафе.
Подобных историй Петр Ионович наслушался в Америке, но перебивать человека, с такой охотой рассказывающего свою «одиссею», было неудобно. В Детройте официант обзавелся семьей. Двое детишек у него; жена-американка и малыши русского языка не знают. Так и живет тут, постепенно приглушая тоску по Родине. Вспоминают Россию только на встречах земляков-эмигрантов. Одни проклинают Советы, другие не верят клевете на большевиков и осуждают себя за то, что бездумно порвали с Отечеством. Сходились в одном: старая Россия жила в беспросветном невежестве. Советам досталось разрушенное войной хозяйство, - значит, долго еще будут россияне пустые щи лаптями хлебать да скрипеть немазаными телегами. А в Америке, между прочим, даже авто - не роскошь…
- Вот тут и спикировала на наши головы русская телега об два крыла… Эх, что творилось нынешней осенью в Детройте! - воскликнул официант. - Сам Генри Форд оказал почести русским летчикам. В день их прилета я отсюда сбежал, хоть и досталось мне от хозяина, хотелось посмотреть своих, русских! С тех пор сверлит в мозгу одна мысль: как же так? Ничего у них в России нет, коптят лучины под соломенными крышами, а такие крылья отковали! Это как понять? И опять между тутошними русскими спор разгорелся…
Официант внезапно смолк. В дверях показался хозяин - тучный, в пикейном жилете, без пиджака. Видимо, [122] он подслушал разговор, так как сразу подошел к Баранову.
- Рад видеть русских бизнесменов. Мне говорили, что вы рядом, в отеле остановились. Приехали в Америку дела делать? Правильно! Мы никак не вылезем из кризиса, а вы хорошие оптовые купцы. Купцы из России!
Дымящаяся сигара прыгала перед мясистым носом хозяина, но он ее изо рта не вынимал. Только что подчеркнуто разделил себя и приезжих на «мы» и «вы» и вдруг перешел на панибратский тон:
- Кем бы ни был, - сказал он Баранову, - а русский. И раз пожаловал, то надо… Эх, да разве здесь, да еще из-за этого проклятого «сухого закона», отметишь встречу? - Он оглянулся и тоном заговорщика прошептал: - Есть одно прелестное местечко!…
- Нет! - резко оборвал Баранов.
- Зря! Виски будут, девицы… И все шито-крыто. Это мы умеем. Деньги ваши, хлопоты наши. Цыганские романсы послушаем… Не желаешь? Стран-но! А можно и русскую песню заказать. Есть одна актрисочка, в лучших ресторанах Петербурга пела. - Он оперся растопыренными пальцами в бока и, притопывая ногой, перевирая слова и мотив, запел: «И-эх да по речке, и-эх да по Казанке, утка с селезнем плывут».
Петр Ионович чувствовал, как приливает кровь к лицу: «За кого он меня принимает?» Но тут же укротил гнев. Не расскажешь же этому типу, как жандармы вели солдата-каторжника Баранова вдоль Казанки в губернскую тюрьму и как пели про свою речку Казанку и сизого селезня солдаты пульроты 94-го Казанского полка, отправляясь воевать в Карпаты. «Кем бы ни был, а русский…» Врешь! Даже здесь, на чужбине, вы разные. Петр Ионович убедился в этом, взглянув на официанта: тот стоял, потупив взор, испытывая жгучий стыд за хозяина.
Протягивая официанту руку, Петр Ионович попрощался только с ним.
Выплюнув сигару, хозяин кафе зло бросил вслед Баранову:
- Чалдон! Эй, чалдон, своих не признаешь?
Баранов задержался в дверях. Обращаясь только к официанту, спокойно сказал: [123]
- Право, земляк, я не жалею, что послушал ваш рассказ. Задержался и увидел… казанского селезня!
6
Теперь можно представить себе удивление детройтского хозяина кафе и его официанта, когда им в руки попала газета «Нью-Йорк Америкэн». Там была помещена фотография знакомого им посетителя. Под ней - краткое описание необычайной для американцев человеческой судьбы под сенсационным заголовком:
«Баранов, сын крестьянина, командует воздушными силами».
«Нью- Йорк Америкэн» публиковала выдержки из книги английской журналистки и путешественницы леди Друммонд Хей -первой женщины, перелетевшей Атлантический океан на дирижабле «Граф Цеппелин».
