Ее приглашение не было угрозой, а лишь учтивой просьбой. Скрывающаяся под плащом женщина демонстрировала изысканные манеры, от нее исходила незаурядная сила. Открытый взгляд кошачьих глаз свидетельствовал о твердом характере человека, не привыкшего к отказам. Невзирая на сгущающиеся сумерки, незнакомка направилась к выходу, увлекая меня за собой. Галереей, соединявшей трапезную с церковью, обычно пользовались только монахи. Откуда она могла так хорошо знать эти переходы? Вокруг не было ни души. Так никого и не встретив, мы вышли на улицу и, по настоянию моей провожатой, ускорили шаг.

Десять минуг спустя мы подошли к церкви Санто Стефано, которая находилась в четырех или пяти кварталах от нашего монастыря. К этому времени уже наступила ночь. Обойдя храм справа, мы углубились в узкий переулок, который я сам никогда бы не заметил. В конце его мерцал освещаемый факелами кирпичный фасад величественного двухэтажного особняка. Моя собеседница, которая, впрочем, не проронила ни слова с тех пор, как мы покинули стены Санта Мария, шла впереди, указывая путь.

— Мы уже пришли? — поинтересовался я.

Мажордом в узком шерстяном камзоле с капюшоном вышел нам навстречу.

— Если святой отец не возражает, — церемонно произнес он, — я провожу вас к моему господину. Ему не терпится встретиться с вами.

— К вашему господину?

— Именно. — Он поклонился с несколько преувеличенным почтением.

Моя фехтовальщица улыбнулась.

Дом был полон предметов необычайной ценности. Древнеримские мраморные колонны, статуи, совсем недавно снятые со своих постаментов, живописные полотна и ковры громоздились на лестничных площадках и украшали стены. Это необыкновенное здание с просторным двором посередине, в центре которого виднелся лабиринт. Туда мы и направились. Вокруг царила гнетущая тишина. Вдобавок то там то здесь нам то и дело встречались люди, которых, судя по выражению их лиц, ожидало неминуемое несчастье.

И действительно, когда пересекли двор, мы увидели толпу слуг, которые не сводили глаз с двух мужчин, свирепо смотревших друг на друга. Одетые лишь в рубашки, они держали в руках обнаженные шпаги с узкими клинками, и, несмотря на холод, оба взмокли от пота. Моя гостеприимная хозяйка сняла берет и с восторгом наблюдала за происходящим.

— Уже началось, — разочарованно произнесла она. — Мой синьор хотел, чтобы вы это увидели.

— Это? — всполошился я. — Дуэль?

Она не успела ответить, потому что в этот момент старший из дуэлянтов — высокий, тучный широкоплечий мужчина с остатками волос на голове — бросился на своего противника, обрушив всю мощь своей шпаги.

— Domine Jesu Christe! — вскричала несчастная жертва, отражая атаку и одновременно осеняя себя крестом. В его широко раскрытых глазах застыло выражение неподдельного ужаса.

— Rex Gloriae! — отозвался агрессор.

Сражение было нешуточное. Неистовство атак лысого нарастало с каждой секундой, клинки скрещивались все более ожесточенно. Звук быстрых и сильных ударов разносился по двору подобно какой-то смертельной, неистовой в своем исступлении мелодии.

— Марио Форцетта, — прошептала моя спутница, указывая на юношу, который пятился, пытаясь перевести дух. — Это ученик живописца, он из Феррары. Негодяй хотел надуть моего господина во время сделки. Дуэль ведется до первой крови, как в Испании.

— В Испании?

— Побеждает тот, кто первым ранит своего противника.

Борьба накалялась. Один, два, три, четыре... Новые удары более походили на пушечные залпы. Блики от скрещивающихся клинков отражались в застекленных дверях балконов.

— Тебе спасет жизнь не твоя молодость, а мое милосердие, — прорычал лысый.

— Выбери себе место для падения поудобнее, Джакаранда!

Но надменность Форцетты оказалась недолговечной. Три последующих мощных удара полностью сломили его сопротивление, вынудив упасть на колени и упереться руками в помост. Противник торжествующе улыбнулся, а зрители шумно зааплодировали. Юноша уже выронил из рук шпагу — оставалось лишь завершить ритуал. И вот клинок победителя с хирургической точностью рассек щеку молодого художника, тут же окрасившуюся в алый цвет.

Первая кровь.

— Получил? — удовлетворенно пробормотал лысый. — Господь воздал тебе за твою ложь. Теперь ты никогда более не осмелишься подсовывать мне фальшивый антиквариат.

Никогда. — Затем, повернувшись в мою сторону и с удовлетворением увидев в толпе мою белую рясу и черную шапочку, отвесил мне поклон и добавил так, чтобы все слышали: — Правосудие над этим мошенником уже свершилось... Однако я полагаю, что такая важная персона с подобным еще не сталкивалась, не так ли, падре Лейр?

Я не ответил ему. Дьявольский блеск его глаз заставил меня насторожиться. Кто этот человек, которому известно мое имя? Какое правосудие он имеет в виду?

— Для проповедников двери этого дома всегда открыты. Хотя вас я велел позвать для того, чтобы вернуть честное имя одному нашему общему другу.

— У нас есть общий друг? — пробормотал я.

— Был, — уточнил он. — Или вы не входите в число тех, кто считает, что за смертью нашего брата Александра кроется нечто странное?

Победитель, которого, как я вскоре узнал, звали Оливерио Джакаранда, спрыгнул с помоста и, приблизившись ко мне, в знак дружбы слегка похлопал меня по плечу. После этого он скрылся в глубине своего особняка. Сопровождавшая меня девушка попросила дождаться его возвращения. Тем временем небольшая армия слуг Джакаранды пришла в движение. Менее чем за десять минут они разобрали помост, на котором происходила дуэль, и отвели раненого Форцетту куда-то в полуподвал особняка. Когда он проходил мимо меня, я рассмотрел его еще по-мальчишески круглое лицо. Во взгляде изумрудно-зеленых глаз читалась мольба о помощи.

— Испанцы — люди чести, — дружелюбно обратилась ко мне стоящая рядом женщина с пышной белокурой шевелюрой и шпагой на поясе. — Оливерио родом из Валенсии, как и Папа. Кроме того, он его любимый поставщик.

— Поставщик?

— Антиквар, падре. Это новое и очень прибыльное занятие, позволяющее отвоевать у прошлого сокровища, которые наши предки оставили под землей. Вы не представляете, что можно найти в Риме, всего лишь проведя ладонью по верхнему слою почвы на семи холмах.

— А вы, девушка, кто будете?

— Его дочь. Мария Джакаранда к вашим услугам.

— Но почему ваш отец хотел, чтобы я стал свидетелем его драки с этим Форцеттой? Какое отношение все это имеет к памяти падре Тривулцио?

— Сейчас вы все поймете. Всему виной торговля древними книгами. Я не знаю, известно ли вам, что в этих местах имеют хождение тома, которые стоят дороже золота. При этом находится достаточно мошенников, вроде Форцетты, желающих нагреть на них руки, или, хуже того, выдать за древние вполне современные книги, заломив за них несоразмерную цену.

— Вы полагаете, что это входит в мою компетенцию?

— Будет входить, — загадочно пообещала она.

Вскоре хозяин дома вновь появился во дворе. Слуги заканчивали устранять следы дуэли, и постепенно все вокруг приобретало небрежный вид обычного жилища.

Отец Марии и не пытался скрыть самодовольства. Он принарядился и благоухал дорогим парфюмом. Мантия из новой шерсти спадала с плеч почти до щиколоток. Учтиво поприветствовав свою дочь, он пригласил меня проследовать за ним в кабинет, поскольку хотел побеседовать со мной наедине.

— Я знаю, что служители веры вроде вас, падре Лейр, не одобряют того, чем я занимаюсь.

Первая же его фраза привела меня в замешательство. Речь этого субъекта представляла собой какую-то смесь испанского языка и миланского диалекта, придававшую ему своеобразный колорит. Речь его была такой же странной, как и кабинет — до отказа забитый музыкальными инструментами, картинами и обломками античных капителей.

— Разве вас не восхищает все это? — Его вопрос вывел меня из состояния задумчивости. — Позвольте мне кое- что объяснить вам, падре. Моя работа заключается в том, чтобы извлечь из забвения то, что наши предки оставили под землей. Иногда это монеты или просто останки тел. Однако часто попадаются изваяния языческих богов, ко-торые, по мнению таких, как вы, не следует вновь извлекать на свет Божий. Я безумно люблю эти скульптуры времен Римской империи. Они красивы, пропорциональны... совершенны. И дороги. Очень дороги. Мой бизнес, чего греха таить, процветает как никогда. — Джакаранда разлил вино в серебряные бокалы, не переставая хвастаться: — Полагаю, Мария вам уже сообщила, что Его Святейшество благословляет мою деятельность. Много лет назад, еще будучи кардиналом, он закрепил за собой привилегированное право первым осматривать мои находки. И щедро со мной расплачивается.