Далее последовала бодрящая пешая прогулка по городу, после чего мы очутились в отделении местной полиции как раз в тот момент, когда часы пробили десять. Нас приветствовал высокий кряжистый полицейский в форме сержанта, чье румяное лицо, равно как и глаза, выражало живейшее любопытство.

— Так зачем мы вам понадобились, джентльмены, в столь прекрасное утро?

Я объяснил ему, что мой друг накануне телеграфировал инспектору Джеральду Джону Макинсону о нашем скором прибытии.

— Так вы, значит, мистер Шерлок Холмс? — сказал полисмен.

Мой друг поставил сумку на ступеньку лестницы и, сняв с правой руки перчатку, протянул сержанту руку.

— Он самый, — подтвердил Холмс.

Тот улыбнулся улыбкой, как мне показалось, несколько принужденной и пожал протянутую ему руку.

— А вы, должно быть, мистер Ватсон, — сказал он, поворачиваясь ко мне.

— Вообще-то я доктор Ватсон, — сказал я, пожимая его руку.

Пожатие его было таким же неуклюжим, как и его манеры.

— А я сержант Хьюитт. Пойдемте в комнаты! — Он разом поднял обе наши сумки со спальными принадлежностями. — Чай у нас свежий, а я вам быстренько сейчас тосты приготовлю. Инспектор Макинсон скоро будет. Подождите его, пожалуйста, будьте любезны!

Он проводил нас в небольшую комнату с круглым столом, окруженным стульями. Поставив на один из них наши сумки, он помог нам раздеться — принял наши пальто и головные уборы и повесил все это на вешалку возле горящего камина.

— Чай сейчас будет. Тостов хотите?

— С большим удовольствием, — отвечал Холмс.

— Ну, тогда тосты…

Речь его была прервана хлопком входной двери, и он отвернулся, прислушиваясь:

— А-а, это инспектор Макинсон приехал! — Он вновь повернулся к нам: — Я сейчас вернусь!

Хьюитт отступил, пропуская в дверь коротенького господина, чьи жесткие усы топорщились самым необыкновенным образом. Сняв котелок, господин сделал знак сержанту, и тот попятился к двери, которую, выйдя, бесшумно прикрыл за собой.

— Доброе утро, джентльмены, — сказал господин, протягивая для рукопожатия руку без перчатки, оказавшуюся совершенно ледяной на ощупь. — Джеральд Макинсон!

Мы представились, после чего расположились возле огня.

— Я крайне рад вновь встретиться с вами, мистер Холмс, сэр, — заговорил Макинсон, энергично потирая руки перед пламенем камина, — пусть обстоятельства нашей встречи не слишком-то радостны.

— Хоть «терпение», а по-французски «пасьянс», стало наименованием карточной игры, подарившей мне немало приятных часов, — с тонкой улыбкой заметил Холмс, — боюсь, к числу моих добродетелей оно не принадлежит, почему я и попрошу вас хотя бы намеком объяснить мне суть дела. Если я не ошибаюсь, с момента нашего выезда из Лондона события получили продолжение.

— Именно, именно! Дело, джентльмены, в общем обстоит так. Без малого две недели назад, второго ноября, если говорить точно, был найден труп Теренса Уэзеролла, человека весьма известного в городе, домовладельца. Труп обнаружил один из его жильцов. Уэзеролла убили.

Последнее слово инспектор сопроводил жестом столь нелепым в своей театральности, что я с трудом сдержал улыбку, чего, слава богу, никто не заметил.

— Каким способом было совершено убийство? — осведомился Холмс.

— Его задушили. Орудие преступления не найдено, но характерные следы на шее дают основание предполагать веревку или же бечеву. В ране найдены грубые нити и волоконца. Но самое ужасное, что у трупа удалено сердце.

— Господи боже! — не выдержал я.

— Да, доктор Ватсон. Грудная клетка была вскрыта, и сердце несчастного вырвано. Причем, скажу я вам, проделано все крайне грубо, зверски. Наш полицейский медик исследовал рану и пришел к заключению, что о какой бы то ни было хирургической операции в данном случае говорить не приходится. Судя по всему, сердце просто рвали руками. Грудная клетка выглядит так, будто ее терзала стая собак.

— Подозреваемые?

Инспектор покачал головой:

— Мистера Уэзеролла, насколько мы понимаем, все любили. Его жена — то есть, простите, вдова — не может вообразить причины, по какой преступник мог бы затаить на него зло. И уж конечно, она понятия не имеет, кто мог бы решиться так жестоко изуродовать тело.

— Наверное, нам стоит осмотреть труп, — сказал я.

— Конечно, доктор. Мы их все вам покажем.

Я покосился на Холмса, который, сложив руки домиком, внимательно разглядывал кончики пальцев.

— Продолжайте, инспектор.

Тут в комнате вновь появился Хьюитт с подносом, на котором стояли чайник, три чашки с блюдцами, молочник, блюдо намасленных тостов, вазочка с джемом и другая — с медом и три закусочные тарелочки. Трапеза простая, но тем не менее являвшая весьма отрадную картину нашим усталым взорам. Мы принялись наливать чай и уплетать тосты, в то время как инспектор Макинсон продолжил рассказ:

— Через несколько дней, седьмого ноября, был зверски убит фермер в Хэмпстуэйте, соседней деревушке. Застрелен прямым прицельным выстрелом в затылок. Он вышел из дома проведать скотину в хлеву, что всегда делал по вечерам в одно и то же время. Убийца, как видно, его караулил. — Инспектор сделал глоток чаю и поставил чашку обратно на блюдце. — И опять сердце у несчастного оказалось вынутым, хотя тело изуродовали не столь жестоко. А третье убийство произошло на той неделе, одиннадцатого, и это было, пожалуй, самое гнусное из этих преступлений. Десятого ноября Гертруда Ридж, школьная учительница, утром не пришла в класс. Молодую женщину потом нашли на железнодорожной насыпи, вернее, не всю нашли, а частично…

— Вы сказали, частично? — Холмс подался вперед.

Инспектор сурово кивнул и потянулся за чашкой.

— Нашли только туловище. Труп опознали по одежде. Обеих ног, рук и головы бедняга лишилась.

— А сердце? — спросил я.

— Торс был не тронут, доктор Ватсон! А после мы отыскали ноги и голову и одну руку.

— Где были найдены эти части тела, инспектор? — задал вопрос Холмс.

— Немного в стороне от насыпи, в кустах.

— Они лежали рядом?

Инспектор Макинсон нахмурился:

— Да… да, думаю, рядом.

— Насыпь осмотрели тщательно?

— В обоих направлениях. Прочесали как следует, мистер Холмс.

Холмс поднял свой чай и поглядел, как закручивается жидкость в чашке.

— А теперь, полагаю, случилось и еще одно убийство.

Макинсон кивнул и стал смущенно крутить себе ус:

— Да, о четвертом теле стало известно сегодня рано утром. Доложил участковый. Тело найдено в закоулке за городским рынком. Убит также прицельным выстрелом, но на этот раз — в лицо. Часть головы снесло. Личность убитого была установлена по содержимому его карманов. Это Уильям Фицью Кросби, управляющий местным отделением Дейлсайдского банка.

— А сердце трупа? — спросил я.

— Вырвано, как и в первых двух случаях.

— Кто нашел труп? — спросил Холмс.

— Старуха-уборщица в рыночных павильонах. Она и живет там, возле рынка. Услышала выстрел, выглянула в окно и увидела тело.

Я смотрел, как мой друг опустошил свою чашку и поставил ее перед собой на поднос. Как откинулся в кресле и взглянул сперва на меня, а потом на инспектора.

— Скажите, инспектор, — наконец заговорил он, — много ли беспорядка было вокруг тела учительницы?

Джеральд Макинсон нахмурился:

— Беспорядка?

Я заметил легкое раздражение Холмса, с которым он взмахнул рукой:

— Крови, инспектор! Много ли крови было на земле?

— Очень мало, мистер Холмс. Одежда на девушке тем не менее промокла.

Холмс кивнул.

— А на траве, по пути к тому месту, где лежали отрезанные части тела, и обратно, от кустов, были следы крови?

Макинсон покачал головой.

— Нет, ничего такого мы не заметили, — сокрушенно молвил он.

Казалось, Холмс обдумывает услышанное. Поразмыслив, он спросил:

— А вокруг трупа банкира были следы крови?

— Опять же очень небольшие. Мы отнесли это тоже на счет…

— …изъятия у трупа сердца.