Я обернулась к Гастону. Тот подошел к клошару, поднявшемуся со своей картонки. Они о чем-то пошептались, затем Гастон вернулся ко мне.

– Осторожно, теперь ни слова лишнего. – Он пожимал руки вновь пришедшим, улыбаясь им лучезарной улыбкой. – Мадам! Месье! Рад, что вы пришли! Вы не пожалеете! – Он указал на меня. – Моя ассистентка Анна Берг. Анна, позволь представить тебе мистера Коллистера и его внучку Мэри из Нью-Йорка.

– Генри, – представился мистер Коллистер. – Прошу вас, просто Генри! Очень рад с вами познакомиться! – Он с дружелюбной улыбкой протянул мне руку. Из-под кустистых седых бровей сверкали живые глаза любителя приключений. Его лицо избороздили морщины, и рука, опиравшаяся на трость, слегка подрагивала, но он явно чертовски радовался предстоящей экскурсии. Его внучка Мэри пребывала не в столь хорошем настроении, она выглядела как человек, который чувствует себя сильно не в своей тарелке. Я готова была поспорить, что она только в виде одолжения согласилась сопровождать деда на эту экскурсию. Если бы она знала, что сейчас произойдет, то с криком бросилась бы прочь.

– Что-то не так, мисс Берг? – озабоченно спросил меня мистер Коллистер. Он говорил на изысканном английском, по звучанию скорее британском, чем американском. – Вы кажетесь какой-то… испуганной.

– Нет, – солгала я. – Все в порядке. И все-таки называйте меня, пожалуйста, Анной.

– Только если вы будете называть меня Генри.

– А меня Мэри, – сказала внучка. Навскидку я бы дала ей двадцать с небольшим. Улыбка делала ее еще более красивой. И она ни малейшего представления не имела, что ее ждет. Гастон пренебрежительно назвал Мэри и Генри туристами – в Венеции Стражи времени называли таких людей Неведающими. Неведающих отправляли в прошлые столетия, и они оставались там, не видя в этом ничего странного. Дело в том, что в прошлом они находили новую жизнь, но им казалось, что они жили там всегда. Там для них все было готово: дом, родня, друзья, прислуга. Совершенная иллюзия и вместе с тем абсолютная реальность. Для этого требовалось еще, чтобы они полностью исчезли из настоящего. Не только как конкретные люди, физически, но абсолютно и бесповоротно, даже из чьих-то воспоминаний. Так, словно их никогда и не существовало. Именно это казалось мне особенно ужасным. Стоило только об этом подумать, у меня перехватывало дыхание. Человек, которого многие любили, вдруг исчезал, а оставшиеся даже не замечали его отсутствия. Ведь для них его как бы и не было вовсе. Его попросту стирали из этого времени и вставляли в какое-то другое.

Конечно, людей отправляли в прошлое не для того, чтобы над ними поиздеваться, они решали там всякие значительные, важные для будущего задачи.

Например, полгода назад мы с Себастьяно переправили в шестнадцатый век одного молодого физика. Пройдет всего несколько лет, и он совершит революцию в производстве навигационных приборов, благодаря его открытиям мореплавание шагнет далеко вперед.

Такое сопровождение входило в обязанности Стражей времени, но мне эти поручения казались ужасными. Себастьяно давно считал их рутиной, ему частенько приходилось их выполнять, а я, видимо, никогда не смогу к ним привыкнуть.

У физика были жена и маленькая дочка, обе отправились вместе с ним, хотя их единственная задача состояла в том, чтобы делать его счастливым, просто быть рядом. С одной стороны, я радовалась за него, а с другой, бесконечно сочувствовала, стоило только представить, чего они лишились при переходе. Родителей, друзей – всей их жизни, всех воспоминаний. У малышки никогда не будет Барби, и она никогда не пойдет в кино. Я несколько часов прорыдала после той операции. Она стала для меня последней. Себастьяно с тех пор еще несколько раз переправлял Неведающих, но я на такие задания больше не ходила.

Обо всем этом я невольно подумала теперь, когда передо мной стояли Генри Коллистер и его внучка Мэри. Какая жизнь ожидала их в прошлом? Одному из них – вероятно, Мэри, она ведь еще молода – предстояло совершить что-то важное. Но действительно ли она захотела бы ради этого отдать ту жизнь, которой жила здесь? Вряд ли. Больше всего на свете мне хотелось предупредить ее, но я не могла вымолвить ни слова, и виной тому была не блокировка, а здравый смысл. Никто не мог сказать, что случится, если я вмешаюсь. Может быть, Мэри суждено стать – ну, к примеру – матерью человека, который изобретет средство от оспы или еще что-то подобное, что совершит прорыв в развитии человечества. И своим призывом как можно скорее сматывать с этого моста, пока ее не умыкнули в прошлое, я на корню погублю фундаментальное открытие.

– Вы заказали для нас машину, Гастон? Когда же мы начнем? – Генри огляделся в радостном ожидании.

Клошар – или, точнее, Старейшина – молчал, облокотившись на ограду моста, он явно предпочитал оставаться в тени, как большинство из них.

– Я бы сказал, прямо сейчас и начнем, – предложил Гастон.

Бросив взгляд на вопиюще дорогие часы (видимо, он не особо придерживался своих же собственных правил), он слегка усмехнулся.

– Полночь. Очень кстати!

И это послужило единственным сигналом. Я услышала, как где-то вдали глухо били часы на башне собора, и тут же все вокруг стало заметно меняться. Я видела, как разрастается мерцающая линия, знакомая мне по венецианским порталам, она становилась шире и ярче, и точно так же, как при прошлых переходах, к ней присоединилась вибрация. В то же время казалось, что весь мост засиял изнутри, он превратился в светящуюся арку, словно сделанную из чистого искрящегося золота. «С ума сойти!» – благоговейно подумала я. Быть может, я хотела произнести это вслух, но голосовые связки словно парализовало, и внутри распространился ледяной холод. Казалось, что золотой мост бесконечно растянулся и уходил в вечность. Я была убеждена, что если бы могла пошевелиться и побежать по нему, то вышла бы на другой конец Вселенной. Но эти чувства прервал мощный взрыв, через мгновение выключивший все мысли и швырнувший меня во вневременную черноту.

Когда я очнулась, голова у меня раскалывалась. С этим сопутствующим явлением при переходах во времени я пока так и не научилась справляться. Голова болела не всегда, но сейчас – почти невыносимо. Не сумев подавить стон, я попыталась наконец собраться с мыслями.

В следующее мгновенье меня обдало омерзительным запахом. Одно это уже доказывало, что я в прошлом. Несло смесью клоаки, рыбы, навоза, тухлых отходов и людей, которым не мешало бы помыться. Это было сочетание всего, что воняет, когда город со стотысячным населением вынужден обходиться без очистных сооружений, холодильных складов, организованного вывоза мусора и, прежде всего, без таких важных достижений цивилизации, как душ и дезодоранты.

Все вокруг покрывала тьма, но не кромешная, я видела отсветы факельных огней и очертания крыш на фоне усеянного звездами неба. Где-то мяукала кошка, и, как сквозь вату, я слышала вблизи голоса.

Я лежала на чем-то твердом, но меня накрыли простыней или каким-то другим тряпьем. Даже не заглядывая под покрывало, я знала, что на мне ничего нет. Это еще одно сопутствующее явление переходов в прошлое – с собой нельзя брать никаких вещей, кроме тех, что в данном конкретном прошлом уже существуют. И причем не теоретически, а на самом деле.

Хосе и Эсперанца держали где-то тайники с историческими костюмами всевозможных эпох, и Себастьяно приносил мне для наших заданий то одно, то другое. Но для этого перехода я не могла воспользоваться тайниками, и, так как Гастон никакими вещами меня не снабдил, я прибыла, в точности как в моем самом первом путешествии, без малейшего лоскутка ткани на теле.

Обернувшись простыней и придерживая ее, чтобы не соскользнула, я с огромным трудом поднялась. И увидела, что стою в темном переулке. Ставни домов закрыты, кругом ни души. Только кошка, внезапно спрыгнув со стены, зашипела на меня, словно я была каким-то монстром из «Ходячих мертвецов».