Казанова на него не обиделся, он слишком радовался вновь обретенной свободе. Сидя рядом со мной, он отжимал насквозь мокрую штанину и оживленно вспоминал последние события.

– Вы видели, как я сокрушил стражника ответным ударом? Он действовал быстро, а я быстрее! Парировать я всегда был мастер. Ха, мастерство не пропьешь! А еще этот болван Лоренцо! Он, конечно, и через сто лет все будет спрашивать себя, чем же я проковырял дыру в крыше камеры! Мой побег даст пищу для множества домыслов!

Он еще какое-то время продолжал в том же духе. Роль Себастьяно во всей этой истории почти свелась к нулю. Задним числом он стал кем-то вроде ассистента, который случайно болтался на крыше, когда началась заварушка. К сожалению, эти разглагольствования слегка подпортили мое первое, положительное, впечатление о Казанове, он показался мне страшным позером. Но потом я увидела, что его руки, которыми он все еще судорожно отжимал мокрую брючину, дрожат почти так же сильно, как мои. Теперь я заметила, как заключение истощило его физически. Он был слишком худ для своего роста, бросалась в глаза нездоровая бледность кожи, усыпанной блошиными укусами. В книге, которую он написал о своем побеге (или, точнее, напишет через много лет), упоминалось и о крысах. Пятнадцать месяцев в этой жуткой дыре были, вероятно, сущим адом. Всем этим бахвальством он лишь старался скрыть, что находится на пределе сил. И для такого состояния, отдадим ему должное, дрался он невероятно здорово.

Хосе вел гондолу сквозь ночь с интуитивной точностью. Перед нами показалась оконечность острова Джудекка, и мне невольно вспомнился ужасный финал моего первого путешествия во времени в 1499 год. Но на этот раз мы свернули направо, не доплывая до Джудекки, и двинулись вдоль южной стороны Дорсодуро[4]. И здесь берег неравномерно освещали факелы. Парочка подвыпивших щеголей в шляпах-треуголках, кюлотах и башмаках с пряжками, выйдя из какого-то помпезного палаццо, радостно замахала руками, чтобы поприветствовать нас. Мимо собора тяжело прошагали двое караульных, и Казанова поспешно втянул голову в плечи, не решаясь выпрямиться, пока Хосе не свернул направо в другой канал. Плыть нам оставалось уже недалеко. Как всегда, перед прыжком во времени меня охватило волнение. До сих пор каждый раз все проходило гладко, но я никогда не забывала, что однажды сказал мне Себастьяно в самом начале нашего знакомства. Случается, что путешественники просто-напросто исчезают.

И все же я радовалась скорому возвращению в настоящее и карнавалу. Нам оставалось только попрощаться с Казановой. В укромном месте у пересечения с Большим каналом ждала шлюпка с экипажем из двух человек, которая отвезет его на материк. Шлюпка принадлежала одному из них, за эту поездку Себастьяно заплатил ему баснословные деньги. В обязанности второго входило обеспечить Казанову всем необходимым, чтобы тот смог безопасно продолжить путешествие. Он был местным Посыльным, так назывались помощники Стражей времени. Посыльные жили в соответствующих эпохах и, среди прочего, отвечали за предоставление одежды и жилья. Поэтому их достаточно подробно посвящали во все планы, пусть даже из-за блокировки мы и не могли ничего рассказать им о будущем.

Казанова не верил своему счастью, он все время допытывался, почему мы сделали для него так много.

– Ну, вероятно, у вас есть какой-то знатный покровитель, – наконец предположил раздраженный Себастьяно.

Эта идея неожиданно восхитила Казанову.

– Это Брагади́н? – поинтересовался он. – Ну, точно, это он! Я знал: старый друг не бросит меня в беде!

– Лучше бы вам просто забыть о том, что получили помощь от кого-то со стороны, – посоветовал ему Себастьяно.

– О вашем участии я буду молчать как могила, клянусь жизнью! Но скажите только, кто вас послал!

– Сядьте в лодку и отправляйтесь в путь, – предложила я. – Когда-нибудь вы сами выясните, кому обязаны свободой.

«Или не выясните», – с сожалением добавила я про себя, ведь он никогда так об этом и не узнает. Казанова всегда будет пребывать в поисках своего высокого покровителя. Он будет странствовать по всей Европе и заводить знакомства с сиятельными особами при дворах разных королей. Он будет влюбляться, влезать в долги, играть, лгать и мошенничать и войдет в историю как величайший соблазнитель женщин всех времен. А спустя много лет он напишет увлекательную книгу о побеге из Свинцовой тюрьмы. О нас с Себастьяно в этой книге не будет ни строчки, тут Казанова сдержит свое слово. И хорошо, ведь наша работа должна оставаться в тайне.

– Прощайте, друзья мои! – воскликнул Казанова. Себастьяно он удостоил лишь кивка, а со мной никак не мог расстаться. Взяв мою руку, он покрывал ее поцелуями. – Я никогда не забуду вас, прекрасная Анна!

– Вот ни за что не поверю, – со злостью бросил Себастьяно.

– Пора, – напомнил Хосе. Он взглянул на небо. Круг полной луны стоял над высокими крышами. Казанова поднялся на борт шлюпки и помахал нам на прощание. Я махала в ответ до тех пор, пока он не скрылся из виду, а наша гондола тем временем скользила дальше, свернув на Большой канал. По набережной шли люди, и по каналу проплывали своей дорогой немногочисленные гондолы. Мы были не одни, но это не имело значения. Самый крупный и мощный портал в Венеции не только сам был невидимым, но маскировал и весь процесс перемещения во времени. Нашего перехода никто не заметит. Людей, возможно, удивит, что гондола у нас не черная, как это предписано, а красная. Но спустя мгновение они об этом уже забудут.

– Начинается, – сказал Хосе, когда мы приблизились к набережной, к тому месту, где нам предстояло высадиться на берег. Через двести пятьдесят с лишним лет. Себастьяно крепко обнял меня, а я уже видела, как гондолу все больше охватывает мерцание, похожее на тонкую линию яркого света.

– Этой ночью ты была неотразима, – пробормотал мне на ухо Себастьяно. – Я уже говорил, что с ума по тебе схожу?

– В этом столетии еще нет.

Мерцание уже объяло лодку целиком, воздух словно наэлектризовало. Свет так слепил глаза, что я зажмурилась. По телу распространился жуткий холод. Этого холода я всегда боялась больше всего. Так, должно быть, ощущается приближение смерти. Лодка задрожала, чуть позже ее страшно затрясло, а затем закачало вверх-вниз, как на американских горках. Себастьяно страстно целовал меня, а я вцепилась в него изо всех сил, чтобы не рухнуть в пропасть. Взрыв прогрохотал как обычно, и я в который раз ощутила, будто мое тело разнесло на мириады крошечных осколков и разбросало по всей вселенной. Больше ничего ощущать я была не в состоянии, даже объятия Себастьяно.

А в следующий миг все вокруг поглотила абсолютная тьма.

Никто не видел, как из ниоткуда появилась гондола, просто в одно прекрасное мгновенье – в ту же секунду, когда закончилось наше путешествие в прошлое, – мы оказались здесь, в эпицентре карнавала ранним вечером. На балконе одного палаццо стояла дама в маске Арлекина и дудела в рожок – то же самое она делала, когда мы уплывали в 1756 год. Мужчина, который только что вооружился фотоаппаратом, все еще снимал своего наряженного львом малыша, бросавшего в воду конфетти. Казалось, мы никуда и не пропадали. Такова уж магия красной гондолы. Время в настоящем как бы останавливается, не важно, сколько ты пробыл в прошлом. На берегу царила та же суета, что и при нашем отправлении. В этот Жирный вторник, последний день перед началом Великого поста, праздновали повсюду.

Хосе высадил нас у причала, постучал пальцем по тулье шляпы в знак прощанья, перед тем как отчалить и тут же раствориться в кильватере тарахтевшего мимо вапоретто[5]. Никто этого не заметил, кроме нас с Себастьяно.

– Вот мы и дома. – Он обнял и поцеловал меня. – Устроим вечеринку?

– Устроим, – согласилась я.

Но сначала мы заглянули к Джорджио, отцу Себастьяно, который жил неподалеку. Он принял меня восторженно, восхитился нашими аутентичными костюмами и стал убеждать нас отужинать, прежде чем мы окунемся в суету праздника. Тут была и его подруга, несколько чрезмерно накрашенная блондинка по имени Карлотта, засыпавшая нас тысячей вопросов. Себастьяно объяснил, что, к сожалению, у нас нет времени и нам нужно идти. Его мама четыре года назад погибла в результате несчастного случая, но он все еще не мог свыкнуться с тем, что у отца новая пассия. Карлотта надулась из-за того, что мы так быстро уходим, ведь появлялись мы у них не слишком часто. А Джорджио, вовсе не обидевшись, сердечно обнял нас на прощание.