- Записки действительно не нашли?
- Действительно. Или, как бы тебе более доступно ответить- «зуб даю». Устраивает? Так она все таки была?
Солдат натянуто улыбнулся.
- Не знал, что прокуроры могут так разговаривать.
- Прокуроры могут разговаривать по разному. Ладно, не буду тебя долго мучить. Говори, что произошло. Пока коротко. И пойду я заниматься своими делами. Да, вот тебе копия постановления о возбуждении уголовного дела, прочти, на досуге.
Солдат немного помолчал и начал рассказывать.
Он прибыл в полк после учебки полгода назад. В учебке служба шла нормально. Он хорошо учился и командиры пророчили ему безбедную жизнь в части. Он даже начал подумывать о службе по контракту. Отличные характеристики и оценки послужили основанием для назначения на престижную должность в шифровальный отдел. Именно этой специальности его и учили в учебке. Попасть на эту должность являлось вершиной мечтаний очень многих солдат. Службу несли в отдельном здании. Основной контингент контрактники, в основном, женщины. Все размерено и спокойно. Никаких тебе неудобств, в виде торчания на посту в мороз, рытья окопов и еще многого другого. Питание в столовой командного пункта по летной норме. В свободное от дежурств время никто не мешает отдыхать, так как на смене требуется предельная внимательность, и никто не желал рисковать, подставляя себя в качестве виновника в срыве боевой задачи пусковых установок ядерных ракет находящихся на постоянном боевом дежурстве. В общем, перспективы самые радужные. Были . . .
С первого дня у него не заладились отношения с непосредственным начальником – старшим лейтенантом, требовавшим зазубривания наизусть огромного количества инструкций и других документов. Сначала он попытался выполнять поставленные задачи, но скоро понял, что такое ему не под силу. Бесконечное зазубривание огромного количества материала отнимало много сил, что мешало качественно выполнять прямые должностные обязанности. Он стал рассеянным и начал допускать ошибки. Чувство ответственности заставило обратиться к старшему лейтенанту, с просьбой избавить от зазубривания ненужного, по его мнению, материала. Например, положений Устава гарнизонной и караульной службы, инструкций и должностных обязанностей других подразделений. Это вызвало у старшего лейтенанта вспышку агрессии. Офицер обвинил подчиненного в тупости, а потом и избил. С этого времени жизнь превратилась в настоящий кошмар. Старший лейтенант с нескрываемым наслаждением издевался над ним, оскорблял, бил. При этом, как ему показалось, офицер при этом испытывал наслаждение.
Понимая, что необходимо попытаться найти выход их сложившейся ситуации он обратился к замполиту роты и попросил перевода в другое подразделение. Действительно, если он не справляется с этой работой, путь назначат на другую, не такую ответственную.
Решение оказалось явно ошибочным. Замполит роты передал содержание разговора старшему лейтенанту, что привело того в ярость. С этих пор офицер начал еще более жестоко и извращенно издеваться над подчиненным. Например, теперь бил аккуратнее, без следов. Кроме этого, он нашел другой эффективный способ издевательства. К этому времени наступила зима. Морозы стояли под тридцать градусов. Старший лейтенант заставлял его одевать на летнюю форму общевойсковой защитный комплект (ОЗК) и противогаз, после чего он по несколько часов выполнял различные упражнения на улице. После этих занятий он в таком виде находился на боевом посту. Любое отклонение от установленных требований заканчивалось избиениями. От такого напряжения он стал часто терять сознание. Наконец, измотанный до предела он не выдержал и заснул во время дежурства, пропустив поступивший сигнал. Это происшествие вызвало волну разбирательств и наказаний. Досталось и старшему лейтенанту. Произошедшее потом оказалось настолько страшным, что он даже сейчас не может об этом рассказать без содрогания. Закончив «воспитательные мероприятия» старший лейтенант отправился домой, пообещав в случае повторения подобной ошибки устроить такое, что по сравнению с уже произошедшим, покажется приятным времяпровождением.
В пять утра он проснулся от того, что в дверь аппаратной кто- то настойчиво стучал. Его разбудила женщина- контрактница, испуганно сообщившая, что опять пропущен сигнал. Девушка так расстроилась, что заплакала. По ее виду он понял, что эта ошибка оказалась еще более серьезной, чем предыдущая.
Когда девушка ушла, он написал записку с признанием, что именно он допустил ошибку в работе и просит никого другого не наказывать, снял брючной ремень и повесился на перекладине стойки аппаратуры.
Смирнов слушал солдата очень внимательно. Он пытался найти в его рассказе нестыковки, неточности, любое, что могло бы позволить выявить неискренность. Он внимательно следил за выражением лица собеседника. И этому имелись весьма веские основания.
Обычно, Александр по ходу беседы заполнял протокол. Сейчас изменил этому правилу, стараясь как можно лучше разобраться в произошедшем. Изучая материалы уголовного дела, он очень внимательно ознакомился с материалами, характеризующими личность солдата. К этому времени, по его поручению уже отправился по месту жительства до призыва потерпевшего офицер, причем, которому Смирнов доверял. Пока подтверждений психических отклонений, о чем упорно свидетельствовали представленные ему материалы проверки, он не находил.
Большую часть свидетелей Смирнов уже допросил. Как и следовало ожидать, «рука» командования уже сильно ощущалась. Свидетели очень неохотно шли на контакт и по большей части откровенно лгали. Будучи опытным следователем, Александр сразу изъял всю имеющеюся документацию из шифровального отдела, упаковал ее в ящик и передал на ответственное хранение в секретную часть дивизии. Начальник секретной части доверия не внушал но, Александр искренне надеялся, что тот вряд ли решиться самостоятельно вскрывать опечатанный ящик и фальсифицировать документы, хотя, к моменту изъятия ушлые командиры уже основательно ее подчистили. Оставалось надеяться, что не все, и при внимательном ознакомлении с документацией, факты фальсификации удастся доказать.
Наконец солдат устало замолчал. Александр задал еще несколько уточняющих вопросов и переместился за стол оформлять протокол.
Солдат явно нервничал и когда получил протокол для ознакомления, вдруг заявил, что Смирнов допустил много неточностей. Уточняя, что именно не понравилось потерпевшему, Смирнов вдруг поймал себя на мысли, что боец занял позицию «и Вашим и нашим». Постепенно, услышанный рассказ превращался в нечто, весьма отдаленно напоминавшее услышанное Александром. Кроме этого, именно теперь содержание протокола стало противоречивым и непоследовательным.
Такое его категорически не устраивало. Дело в том, что при расследовании такой категории уголовных дел требовалось, что бы потерпевший однозначно определился с тем, чего именно желает добиться. Или наказания виновных, или максимальной материальной выгоды. Метание из стороны в сторону приводило, как правило, к «нулевому» результату. То есть, виновный избегал привлечения к ответственности, а осознавший что его обманули потерпевший, начинал судорожно писать во всевозможные инстанции жалобы о том, что следствие проведено недостаточно грамотно и объективно. На что же еще ему жаловаться? Ведь не на себя же любимого, собственную жадность и трусость.
Вот и сейчас, разговаривая с солдатом, Смирнов так и не мог определиться с вопросом, а как же именно ему поступить. Сложившаяся обстановка позволяла откровенно заволокитить дело, позволить потерпевшему «срубить» по максимуму, и благополучно избежать негативных оценок его работы со стороны вышестоящих прокуроров. А потом можно и прекращать дело. Благо, что фактически, он добро на такое получил.
Так и не решив как поступить, Смирнов заставил солдата сформулировать ответы на интересующие его вопросы и скрупулезно изложил их на бумаге.
