— Но ведь он не стал просить брата, чтобы тот тебя не сдавал храмовникам, — последняя соломинка, за которую цеплялся Дар.

— Это я так ему велел. Он хотел, но я запретил.

— Почему?!

— Там была очередная ловушка Рисмуса. Я получил бы отсрочку, небольшую, но взамен он заставил бы меня, да и Эйгеля страдать до последних дней. Вместо меня храмовникам отдали бы другого мальчишку, как я понял, очень хорошего, всеобщего любимца. И вина была бы на мне и на Эйгеле. А я себя бы не простил.

— Я дал слово…Эй, кто там? Позовите Компеса!

Когда командир личной графской сотни вошел в покои графа, Дарберн встал и, обращаясь к нему, сказал:

— Барон, я обещал Эйгеля завтра казнить. Вы это слышали. Я приношу вам свои извинения за то, что я не смогу выполнить обещание. Мой брат против, а раз так, то как я сказал на приеме, те мои приказы и распоряжения следует отменить, если они противоречат решениям моего брата. Следовательно, мое сегодняшнее обещание вступает в противоречие с моими словами на приеме. И вот что еще, барон. Вина Эйгеля не столь велика, как он здесь говорил. И она окупается последующими его поступками. Поэтому, барон, я прошу вас передать начальнику стражи мое распоряжение освободить Эйгеля.

— Как прикажете, милорд. А что делать с ним? Взять в сотню?

Дар повернул голову к Сашке. Тот, глядя на барона, сказал:

— Да, в отряд Ястреда мальчиком — посыльным.

Компес перевел взгляд на Дарберна.

— Барон, вы слышали ответ. Слова виконта — мои слова.

— Слушаюсь, милорд.

Когда барон спустился на первый этаж к начальнику стражи, он сообщил ему распоряжение графа освободить мальчишку.

— Никак, передумал?

— Так решил виконт Ксандр. Наш граф под полным его влиянием.

— Но ведь милорду виконту всего пятнадцать.

— Вот об этом и я подумал. А мы о нем ничего не знаем. Может быть, он будет более решительным?..

Кто из них двоих оказался несдержанным на язык, сказать трудно, могло случиться, что оба рассказали про этот случай, но с тех пор в замке, а затем и по всему графству распространилось мнение, что виконт Ксандр имеет неограниченное влияние на графа. Сашка с этих пор совсем не испытывал проблем внимания со стороны ларской знати. Правильнее даже сказать, испытывал из — за этого неудобства. Ведь многие хотели заручиться поддержкой столь влиятельно человека. Тем более, по сути, еще мальчишки. Мальчишки — несмышленыша, ведь что он видел в своей жизни? Рабский угол и хлыст хозяина? По крайней мере, так почти все считали. И ошибались. Да, действительно, Сашка многого не знал, для него жизнь и обычаи Атлантиса до сих пор во многом были непонятны. Но он родился не здесь, в обществе, застрявшем где — то на полпути от древности к средневековью, а был продуктом цивилизации двадцать первого века. И пусть он был всего лишь мальчишкой, но опыт и память десятков поколений его предков, генетически заложенные где — то в глубинах его разума, не могли остаться без вызова.

После ухода барона Компеса, Дар повел брата в свою спальню.

— Ты хочешь похвастаться своим малышом?

— А…, видишь ли, Винтольд находится на женской половине, а Эльзине в последние дни после приема что — то нездоровится. Поправится, вот тогда покажу сына.

— Жаль. На кого хоть похож?

— На меня. Вылитый я, — Дар расцвел.

— Ну, ты даешь! А Эльзина? Как она?

— Она? Она хорошая. Ласковая, внимательная, умная. Очень умная. Чтобы я без нее делал!

— А ее брат?

— Ильсан? Я не знаю. Нет, знаю! Что — то не то. Он ведь ее брат, дядя Винтольду. Я пытаюсь хорошо к нему относиться… Нет, в самом деле, я хорошо отношусь к Ильсану, но почему- то душа не лежит к нему. Как будто какой — то червячок у меня в душе завелся. Мне кажется, что он высокомерный, но, наверное, он просто другой, не такой как ты. С тобой я, как со вторым собой. А с Ильсаном я почему — то в напряжении. И мне порой кажется… нет, я не прав. Нельзя так думать о близком родственнике.

— Что думать?

— Я не могу… Ой, что это я? Вот что значит долгое расставание. Видишь ли, Сашка, порой мне кажется, что Ильсан меня… презирает. Я, наверно, дурак?

— Презирает? За что?

— Ну, не совсем так. Может, не презирает, а видит во мне, простолюдина что ли. Это как тогда, в Гендоване, в удаче. Я был изгоем, Обрубком. Даже мальчишки — рабы из удачи были меня выше. Я это видел, чувствовал. Это было постоянно. И вот с Ильсаном у меня появляется такое же чувство. Почему это? Ведь Эльзина полная ему противоположность. Может, это из — за того, что он проиграл два сражения? Потерял с тысячу солдат.

— Я слышал об этом. Рассказывали. Так бездарно воевать! Даже я никогда не бравший меч в руки и то это понимаю. Ведь должна же быть какая — то стратегия и тактика… Хм! Вот заумные словечки сказал! Сам не могу объяснить, с чем их есть.

— А если бы ты вел войска? Как бы поступил?

— Не знаю. Я ведь не военный. Да и откуда мне знать? Хотя… раньше что — то читал, слышал. А что сделал бы? Так просто не скажешь. Надо знать, что за войска, что за местность, что за враг. Насколько опасно оставлять вражеские замки в тылу. И уж в дурацкую лобовую атаку на замок людей бы не повел. И без разведки ехать нельзя, а он поехал.

— А говоришь, не военный.

— Но все это элементарно!

— Да? Но почему — то не для Ильсана. И граф Тратьенский с ним был, опытный человек, а получили полный разгром.

— А правда, что здесь войска сходятся друг с другом и просто рубятся между собой. Кто более сильный, тот и побеждает?

— Конечно. А как иначе? Слабый не может победить.

— Но Ильсана разбили. А лоэрнцев было, как мне говорили, в несколько раз меньше, чем вас.

— Это случайность. Не заметили врага. Вот если бы в поле сошлись друг с другом, мы бы их разбили.

— Но ведь получилось наоборот. Что мешает такую тактику повторить? Так можно бить любого более сильного противника.

— Нет. Там была только случайность. На то и случайность. В обычной ситуации все было бы наоборот.

— Так нужно создавать такие случайности.

— Если бы это было возможно, считаешь, раньше бы не додумались до этого? Нет, не зря уж сколько столетий в Атлантисе по — другому не воюют.

— А что мешает попробовать? Ведь глупо же выстраивать войска друг против друга и биться на мечах, выясняя, чьи солдаты лучше.

— Хорошо рассуждать в спальне.

— А это у тебя такая спальня?

— Что, нравится?

— Наверное. Но как — то непривычно, очень большая.

— Это спальня моего отца. Была.

— Будешь мстить Черному Герцогу?

— Буду! Но он не один виноват. Фредриг, оказывается, тоже замешан. А, значит, и Пургес. Они все заодно были. Но сейчас рано. Войско у меня маленькое. Черный Герцог, Пургес и Эймуд — каждый порознь меня сильнее. Одна надежда, что перегрызутся между собой. И у меня нет командующего. Я не могу вести в бой за собой, за безруким не все пойдут. Ильсан дважды опозорился. Назначь его снова командовать, половина войска сразу же разбежится, а вторая половина уйдет к врагу. Среди ларских баронов нет явного лидера. Это, с одной стороны, хорошо, не будут мечтать о моей короне, но назначь одного барона, другие обидятся. Ведь вся военная верхушка графства полегла при штурме города войском Черного Герцога. Вот и получается, что командовать ларским войском тебе.

— Мне? Ты в своем уме? Мне всего пятнадцать!

— Скоро будет шестнадцать.

— Вот обрадовал. Как много. Старый умудренный муж!

— Сашка, другого выхода я не вижу. Тем более вон как ты рассуждаешь. Попробуй воевать по — своему. Может и получится? И к тому же все равно больше некому. Да и в Ларске ты единственный виконт. Кроме Винтольда, конечно. Но ему еще рано брать в руки меч.

— А мне, боюсь уже поздно. С какого возраста дети знати учатся владеть мечом? Да меня любой двенадцатилетний баронет побьет.

— Так уж и побьет? Вот как вымахал.

— А сам — то? За два года на голову выше стал.

— Я на голову, а ты на полторы. Раньше мы были одинакового роста, а теперь ты выше меня на полголовы. И еще будешь расти. А я уже всё. Почти всё. Мне уже семнадцать лет. Отец и братья были выше меня.