— И когда же Леонардо приступит к «Тайной вечере»?

— Ты же его знаешь! Magistro уверяет, что уже начал приготовления, но он так рассеян! Остается надеяться, что он не станет углубляться в изучение молитв ради того, чтобы пририсовать наши фигуры со сложенными руками.

Чтобы не встречаться глазами с сестрой, Изабелла старательно делала вид, будто разглядывает «Распятие».

— Значит, ты победила свое нежелание позировать magistro?

Голос предательски дрогнул. Изабелла прекрасно понимала, что не в силах скрыть свою заинтересованность, но не могла же она уйти, не узнав, осталась ли у нее надежда!

— Не совсем. Мне по-прежнему трудно усидеть на месте. Да еще этот пристальный взгляд magistro! Я восхищаюсь его работами, к тому же он неизменно мил и любезен со мною, но в его присутствии я теряюсь. В этом человеке есть что-то тяжелое и мрачное.

— Вряд ли на свете встречаются простодушные гении, Беатриче. По крайней мере, Леонардо красив и хорошо воспитан в отличие от вечно хворого и недовольного Мантеньи.

— Лодовико считает, что портрет работы величайшего мастера наших дней будет способствовать возвышению семейства. Он уверяет, что поручил Леонардо написать мой портрет из любви ко мне. «Я сдвину с места горы, чтобы убедить этого человека взяться за кисть! — Беатриче широко раскинула руки, подражая манере Лодовико. — Я готов пойти на все ради той, которую люблю!»

Изабелла предпочла промолчать. Она не собиралась выражать одобрение или порицание поступкам Беатриче. Сестра вольна в своих желаниях. Теперь вот она собирается позировать Леонардо, но не ради собственного удовольствия, а потому, что этого хочется Лодовико. Кто знает, зачем это ему? Удовлетворить свое честолюбие? Ублажить Савонаролу? Или прочно связать в памяти потомков имя величайшего художника со своей могущественной семьей? Что бы ни задумывал Лодовико, он всегда знал, что делает. Ясно одно: побуждения Беатриче чисты и бескорыстны.

— Кроме того, — промолвила Беатриче, сложив маленькие руки поверх громадного живота, — Лодовико был влюблен в Цецилию, когда заказывал ее портрет. А теперь он любит меня. Он не устает повторять мне это. Я же вижу, каких усилий стоит ему уговорить Леонардо закончить любую из картин. Уверена, Лодовико не стал бы так стараться, если бы не его любовь ко мне и нашим детям.

Покинув трапезную, сестры вышли во внутренний двор и увидели прямо перед собой широкую спину мужчины. Он сидел на земле, скрестив по-восточному ноги. Словно в трансе мужчина уставился в стену. Пышные кудри ниспадали на синий бархат дорогого плаща. Полуденное солнце подчеркивало темно-каштановый цвет волос и отбрасывало на стену причудливые тени. Тени накладывались на влажные пятна на штукатурке.

— Сударь! — окликнула Изабелла.

Magistro, прервав свои размышления, обернулся. Увидев герцогиню миланскую и маркизу мантуанскую, он привычным движением привстал, даже не изменив положения скрещенных ног.

— Чем вы, ради всего святого, занимаетесь? — поинтересовалась Беатриче.

Леонардо показал на влажные пятна.

— Я вижу здесь большую человеческую драму, ваша милость.

— А я всего лишь плесень на стене, — сказала Изабелла. — Если герцог действительно хочет отремонтировать церковь и монастырь, ему следует нанять маляров.

— Если позволите, маркиза, — Леонардо приблизился к стене. — В тенях и пятнах можно увидеть все, что угодно, если смотреть на них свежим взглядом. В этих бесцветных пятнах я вижу великие битвы, картины жизни и смерти, рыцарские поединки, детей, которым еще предстоит родиться, умирающих старух, богинь, выходящих из морской пены, корабли, налетевшие на рифы в шторм. Чтобы увидеть все это, необходимо всего лишь сосредоточиться.

Изабелла пристально рассматривала стену, но не видела чудес, о которых рассказывал Леонардо. Ей доводилось различать предметы и лица в рисунке облаков, но вряд ли Изабелла смогла бы сочинить о них связную историю. Беатриче, напротив, вежливо кивнула, словно и вправду разглядела на стене видения magistro.

— Ваша милость, — обратился Леонардо к Беатриче с оттенком беспокойства и нетерпения в голосе, и Изабелле показалось, что художник и хочет и боится задать вопрос, — что слышно о бронзе?

— О бронзе? — переспросила Изабелла.

— Magistro хочет изваять свою конную статую в бронзе, чтобы она сохранилась в веках или хотя бы столько времени, сколько может выдержать бронза. Не думаю, что мир настолько стар, чтобы мы могли судить о том, как долго способен сохраниться хороший кусок бронзы.

— Глина так хрупка, маркиза, — промолвил Леонардо с похоронным выражением на лице. — Теперь я дни напролет провожу в литейных мастерских, обсуждая с мастерами будущую работу.

— Magistro стал знатоком в металлургии и алхимиком, — заметила Беатриче.

— Ваша милость слишком добры ко мне.

— Вовсе нет. Я надеялась найти вас здесь, чтобы сообщить новости. Вы можете приступить к работе хоть сейчас.

Беатриче улыбнулась, исподтишка бросив взгляд на сестру. Так вот в чем заключалась цель сегодняшней прогулки! Беатриче захотелось похвастаться перед Изабеллой своей властью над magistro!

— От всей души благодарю вас, герцогиня.

Леонардо склонил голову. Лицо художника вспыхнуло. Он выглядел польщенным, задетым за живое и слегка смущенным своей радостью.

— Поздравляю, magistro, теперь ваш монумент сохранится для потомков, — промолвила Изабелла.

На самом деле она не разделяла радости художника: теперь один Бог знает, насколько отодвинется написание ее портрета!

— Magistro изобрел новый чудесный способ отливки скульптур. Не удовлетворите ли любопытство моей сестры? — спросила Беатриче.

Как всякая женщина, Беатриче знала, как польстить мужчине.

Леонардо наклонился, вытащил из большой кожаной сумы, лежащей на земле, свиток и развернул его перед Изабеллой. Две статуи были изображены рядом. На одном рисунке конь и всадник сливались в одно. Другой изображал лошадь сверху, причем рисунок делился на равные части. Сложные математические вычисления и измерения, нацарапанные невозможным почерком художника, покрывали лист сверху донизу.

— В поле за замком рабочие уже начали рыть громадную яму. Внутрь ямы я хочу поместить литейную форму и затем перевернуть ее вверх дном, чтобы бронза постепенно заполнила объем.

— Потрясающе! — воскликнула Изабелла. — Кто-нибудь раньше делал подобное?

— Нет, ваша милость, никто и никогда не пытался сделать этого прежде. Это будет первая конная статуя в мире, отлитая из металла! Естественно, подобное новшество потребовало изобретения новой технологии. Старыми методами мою задачу не решить, они только замедлили бы работу. — Леонардо значительно посмотрел на Беатриче. — Нельзя подгонять изобретателя! Когда некто, как, например, наш прославленный хозяин, желает создать памятник невиданных размеров, он должен быть терпимым к нуждам исследователя!

Изабелла никогда не слышала от художника таких страстных речей. Вероятно, приятное известие наполнило душу и тело мастера силой и энергией. На мгновение он даже утратил привычную отчужденность. Перед Изабеллой предстал юноша с горящими щеками и пламенными речами.

— Герцог просил передать вам следующее: вы получите вашу бронзу, только если немедленно приступите к работе над фреской. Он обещал доминиканцам завершить ремонт церкви и монастыря к концу года. Не вынуждайте его краснеть перед настоятелем.

Слова Беатриче не смутили magistro.

— Мадам, — заявил он, — я уже несколько недель изучаю лица, чтобы найти модели для Создателя и апостолов. Картина, которую я задумал, станет величайшей духовной драмой!

Колокола в церкви прозвонили полдень. Облаченные в черно-белые одежды доминиканцы заспешили к дверям трапезной. Беатриче взяла Изабеллу под руку и поспешила попрощаться с художником. Изабелла решила, что сестра не хочет встречаться с настоятелем, известным своей многоречивостью и нелегким характером.

— Как замечательно, что Лодовико дает magistro возможность осуществить все эти грандиозные проекты! — не выдержала Изабелла.