Нежное щебетание прервало тишину. Вот и утро, решила Беатриче. Открывать глаза не хотелось. Лоб холодила влажная ткань, тело покоилось под тяжелым одеялом. Наверное, она в Неаполе, и нянька укрыла ее от ночной прохлады. А почему на лбу влажная тряпка? Разве у нее лихорадка? Теперь нянька будет бранить ее за то, что она выезжала верхом без плаща, а день выдался прохладный. Беатриче вспомнила конные прогулки по ветреному берегу залива и короткие частые простуды, которые считала невысокой платой за безумные танцы со свежим океанским бризом. На лоб легла незнакомая тяжелая рука.

— Беатриче? — Мужской голос перекрыл щебет птиц. — Ты слышишь, милая женушка?

Беатриче открыла глаза. Лицо мужа было в дюйме от ее лица, а взгляд так напряжен, словно Беатриче воскресла из мертвых. Испугавшись его близости и озабоченного взгляда, она отпрянула. Голова упала на подушку. Память медленно возвращалась: ужасный разговор с Изабеллой на берегу стоячего пруда, оскаленная волчья пасть, кровь, вопли боли, Драго, взвившийся на дыбы, словно безумный танцор, и подбросивший ее в воздух. Беатриче поморщилась. Выходит, они отнесли ее во дворец Виджевано. Ей захотелось снова закрыть глаза, так душили гнев и унижение.

— Болит? — спросил Лодовико. — Доктор сказал, что кости не сломаны и череп цел.

Беатриче выдавила слабую улыбку и отвернулась. Почему он смотрит с такой заботой, если на самом деле собирается заменить ее своей французской невестой или даже отравить? Заботливость Лодовико удивила бы Беатриче, даже не наслушайся она злобных обвинений Изабеллы. Неужели он действительно успел привязаться к ней?

Ставни были открыты, шторы подняты. Беатриче смотрела, как солнце завершает свое дневное путешествие. Небо стало багровым, и в комнате потемнело. Кто-то зажег маленькую лампу. Лодовико возвел глаза к небесам, по-латыни — на языке, угодном Создателю, — благодаря Бога за то, что он не забрал его маленькую женушку, а вернул «к тому, кто любит ее больше всех на свете».

Рядом с постелью Беатриче возник Галеазз. В руках он держал позолоченную клетку, в которой сидел маленький красный зяблик. Галеазз опустил клетку ниже, чтобы Беатриче увидела, как трепещут алые крылья.

— Я говорил, что пение птиц вернет вас обратно.

Он улыбнулся, белоснежные зубы сверкнули в темноте комнаты.

— Мадонна Беатриче, вы должны кое-что рассказать нам, — раздался холодный и неприятный голос.

Астролог Лодовико мессир Амброджо выступил из тени. Беатриче его не жаловала. Мессир Амброджо был тощ, как и ее отец, но худоба астролога заставляла гадать, не набита ли его утроба червями, которые поглощают все, что он проглатывает. Беатриче никогда не понимала, почему Лодовико доверяет этому человеку.

— Отойдите, сударь, вы загородили мне солнце.

Беатриче сказала именно то, что хотела сказать. Наверное, от падения с лошади и удара о землю в голове у нее все перемешалось. От сознания своей дерзости Беатриче чуть не прыснула от смеха. За спиной астролога Лодовико с Галеаззом ухмыльнулись.

— Смотри-ка, кто здесь, — сказал Лодовико.

Просунув руку ей под шею, он помог Беатриче сесть. В комнату с дьявольским хохотом влетела Матильда и сделала стойку на руках. Карлица никогда не носила белья. Матильда поболтала ногами в воздухе, бесстыдно показывая свою волосатую промежность, затем радостно вскочила на ноги.

Беатриче слабо похлопала любимой карлице.

— Ты выздоровела, герцогиня, верно?

У Матильды на лице была написана та же озабоченность, какую чуть раньше Беатриче прочла в глазах Лодовико. Они оба вглядывались в Беатриче с таким напряжением, словно искали вшей в волосах у ребенка.

— Да, Матильда, я здорова. Ты можешь идти. Скажи дворецкому, что я велю ему выдать тебе бутылку красного вина из погреба. Лучшего вина, которое мы недавно получили из Остерии.

Демонстрируя свою радость, Матильда выкатилась из комнаты кувырком, показывая господам голый зад и кудахтая, как курица.

Галеазз поставил клетку на столик, опустился на колени у постели Беатриче и взял ее руку в свою.

— Вы самая храбрая женщина на свете. Вы были великолепны. Мы сделаем из этого волка чучело. Прекрасный трофей!

— А Драго?

— Повреждения неглубокие, — отвечал Лодовико. — Дикому зверю не одолеть такого коня. Сейчас он в конюшне, а его раны смазали целебной мазью.

— Я приготовил для ее милости сонный порошок, — провозгласил мессир Амброджо.

— Нет, теперь, когда я проснулась, я собираюсь бодрствовать так долго, как смогу, — сказала Беатриче.

— Но ее милости нужен отдых…

Беатриче перебила астролога:

— Господа, если вы не возражаете, я хотела бы остаться наедине с мужем.

Галеазз несколько раз поцеловал руку Беатриче, прижимая ее к лицу. Ни сказав больше ни слова, он улыбнулся и вышел вон. Астролог остался на месте. Оглох он, что ли? Или голос Беатриче стал таким слабым и неразборчивым? Она вежливо подождала еще несколько секунд, затем спросила:

— Разве вы мой муж, сударь?

— Ваша милость нездорова или вы изволите шутить?

— Я прошу вас уйти.

Мессир Амброджо замер, возмущенный ее приказом, затем повернулся к Лодовико. Тот кивком головы дал ему понять, что пока не нуждается в услугах астролога. Возмущенно стуча каблуками по плитам пола, мессир Амброджо без дальнейших пререканий покинул комнату.

— Вы заставили нас испугаться. — Лодовико снял повязку со лба Беатриче и поцеловал ее. — Хвала Господу, вы не пострадали!

Беатриче показалось, что слова Лодовико не начало долгого задушевного разговора, как хотелось ей, а прощальная фраза, небрежно брошенная перед уходом. В ней заклокотало возмущение. Неужели Цецилия Галлерани скрывается где-то во дворце Виджевано?

— Господин мой, — сказала Беатриче, — я хочу поведать вам свой страшный сон.

— Что за сон, дитя мое?

Дитя. Ничего, скоро он забудет о том, что некогда называл ее так.

— Мне снилось, ах, нет, это так страшно и удивительно, — начала Беатриче, пытаясь найти верный тон. — Мне снилось, что вы вступили в заговор с французским королем Карлом против моего деда Ферранте. Вы должны понять, что это причинило мне страшную боль, ведь я выросла при его дворе. Я знаю, многие его не любят, но я все детство провела, сидя у него на коленях и играя с его бородой. Ферранте обожает меня. В моем сне вы собирались воевать с Неаполем. Это привело в ярость мою кузину Изабеллу Арагонскую, и она предложила мне объединиться с ней и с домом Арагона, чтобы выступить против вас, моего собственного мужа!

Беатриче слегка улыбнулась, словно спрашивая Лодовико, ну не глупа ли эта Изабелла? Она ждала ответа. Лодовико мрачно смотрел на нее.

— И как же закончился ваш сон?

— Плохо, мой господин, по крайней мере для вас. В моем сне я приняла предложение Изабеллы. Вы же знаете, моя мать родом из дома Арагона, к тому же меня поддержала родная Феррара. Тогда и Мантуя не осталась в стороне. Однако самое печальное, что у Венеции появился повод напасть на Милан, ведь Франческо — командующий венецианской армии. Венецианцы вас не любят, мой господин, и уж это-то мне вовсе не приснилось!

Казалось, Лодовико заинтересовал ее детский лепет. Лодовико присел на постель и задумчиво спросил:

— Скажите, Беатриче, в чем состоял ваш план? Вы сбежали вместе с Изабеллой Арагонской в Неаполь?

— Ах нет, мой господин. Мы послали за неаполитанцами. Мой дядя Альфонсо скакал впереди армии, ведь всем известно, как он вас ненавидит. Нет, мы не оставили Милан — нас освободила неаполитанская армия! Они подошли с юга, а венецианцы под командованием Франческо при поддержке Феррары и Мантуи атаковали с востока. Вы не поверите, но мне снилось, будто бы, сидя на коне у стен замка, Франческо громко обвинял вас в том, что вы хотели отнять у него жену!