Из Милана вместе с датой грядущей свадьбы пришли скверные новости, ужаснувшие Беатриче. Юный Джан Галеаццо оставался источником постоянных скандалов. Его жена герцогиня Изабелла Арагонская, подружка Изабеллы по детским играм в Неаполе, умоляла семью вытащить ее из змеиной ямы своего брака. Герцог без стеснения изменял жене с юными любовниками, а герцогиня грустила на брачном ложе. Злые языки по всей Европе болтали, что Лодовико потакает содомским наклонностям Джана Галеаццо, поскольку, будучи регентом, не заинтересован, чтобы тот произвел на свет законного наследника. Только после того как король Ферранте уведомил Лодовико, что не выплатит последнюю (громадную) долю приданого Изабеллы Арагонской, регент задумался о том, как подтолкнуть Джана Галеаццо к исполнению супружеского долга. Люди судачили, что только при помощи стимулирующих снадобий и в полной темноте герцог смог осеменить бедняжку Изабеллу. Герцогиня забеременела, и в скором времени у Лодовико должен был появиться еще один законный соперник в борьбе за миланское герцогство.

Да уж, поистине, интриги, что процветали при миланском дворе, не уступали венецианским козням. Беатриче слышала, что Изабелла Арагонская больше смерти страшится ее свадьбы с Лодовико. Регент и так захватил слишком много власти, и Изабелле не хотелось, чтобы будущий отпрыск, если ей удастся выносить и произвести его на свет, соперничал с наследниками Лодовико. Вдруг Изабелла видит в Беатриче не детскую подружку, а опасную конкурентку?

Отец позволил Беатриче прочесть адресованное ему письмо мессира Тротти. Феррарский посланник сомневался в способности Лодовико удержать власть — слишком много врагов успел нажить миланский регент: «Герцог Бари достиг многого, и сегодня он на коне, но кто знает, долго ли это продлится? Может статься, в скором времени он станет никем».

Герцог Эрколь уверял дочь, что мессир Тротти просто пытается подбодрить их, смягчив весть об очередном переносе свадьбы. Будь это во власти Беатриче, она желала бы никогда не покидать родную Феррару, до самой смерти оставаясь под родительским кровом. Впрочем, ей было слишком хорошо известно, что дочери — лишь жертвенные барашки в политической игре своих отцов.

Влажные щенячьи носы уткнулись Беатриче в бок. Закутавшись в покрывало, она лежала на спине и сравнивала свою судьбу с судьбой, выпавшей на долю сестры. Вот Беатриче плывет на этой погребальной барке по бурной реке навстречу ужасному Лодовико. А вот Изабелла в задрапированном золотой материей экипаже торжественно въезжает в ворота Мантуи рядом с Франческо и герцогом Урбино. Со всей Италии на свадьбу съехалась знать, и Изабелла купается в лучах славы.

Целый год перед свадьбой Изабеллы герцог и герцогиня Феррары заставляли трудиться сотни художников, ювелиров, плотников, ткачей, гончаров, стеклодувов, золотых и серебряных дел мастеров, готовясь к великому событию. Леонора послала в Неаполь за гобеленами из местной сокровищницы — говорили, что фламандские ткачихи вышивали их целых сто лет. Сундуки с приданым расписывали итальянские мастера, роскошная резная кровать манила молодых насладиться радостями супружеского ложа. Леонора со старшей дочерью весь этот год вели себя словно два генерала, готовящиеся к величайшей битве в истории. Они не упустили ни единой детали. Беатриче ничего не оставалось, как униженно наблюдать со стороны за лихорадочными приготовлениями сестры.

Кто устроил так, что Изабелла получила все, и самое главное, мужчину, который смотрел на нее, словно она Ева до грехопадения? Мужчину, который не мог дождаться встречи с ней и трепетал от каждого поцелуя и прикосновения? Просто находясь рядом с Изабеллой и Франческо, Беатриче ощущала исходящий от них внутренний жар, особенно нестерпимый оттого, что ее помолвка приносила пока одни разочарования. Младшая сестра вынуждена была признать, что старшая в день своей свадьбы выглядела образцом красоты и изящества. Беатриче не испытывала зависти, разве только к тому, что отныне Изабелла получала неограниченный доступ к великолепным конюшням семейства Гонзага. Внимательный Франческо смог угодить Беатриче даже тут — он обещал, что каждый год будет присылать ей лучшего жеребца, если на то будет ее воля.

Насколько же они с сестрой разные! Изабелла всегда хотела славы и признания, жаждала управлять королевством и видеть у своих ног всех могущественных властителей и творцов в Италии. Беатриче, напротив, никогда не обращала внимания на чужое мнение.

Наверное, эта разница в характере сестер была заложена еще в детстве. Старшая выросла в Ферраре под придирчивым оком взыскательных родителей. Младшую в Неаполе воспитывали няньки, которые одним глазком приглядывали за своей воспитанницей, другим подыскивали себе новых ухажеров среди королевской челяди. По возвращении домой Беатриче долгое время казалось, что проще умереть, чем соответствовать суровым родительским требованиям. Она страстно тосковала по беззаботным верховым прогулкам по берегу Неаполитанского залива, по пикникам, на которых она вместе с непослушными сверстниками воровала вино со столов, а поздней ночью подглядывала за распутством взрослых. По сравнению с необузданным солнечным Неаполем Феррара казалась ей холодной и мрачной тюрьмой, где царили суровые интеллектуальные нормы и художественные критерии.

Изабелла выросла за высокими стенами этой тюрьмы, готовясь шествовать по жизни от одного публичного триумфа до другого. Беатриче просто хотела быть счастливой, и в ее понятие о счастье не входил брак с человеком, который имел заслуженную репутацию бесчестного интригана, к тому же сердце его принадлежало другой. С каждым вдохом морозного воздуха сердце Беатриче остывало, становясь твердым и безжизненным. Что ж, пусть таким и остается, раз уж судьба уготовила ей долгие годы прожить в браке, лишенном любви и теплоты.

— Il Moro! Il Moro!

Сотни людей выкрикивали имя ее жениха. Беатриче ехала рядом с ним во главе свадебной процессии по широкой Страда Нова. Все население Павии — города сотни башен, древнего дома ломбардских королей — высыпало на улицы встречать юную новобрачную. Даже бюсты славных правителей прошлого, выстроившиеся вдоль улицы, и персонажи фресок, которые украшали стены домов, казалось, вытянули шеи, разглядывая невесту Лодовико. С одной стороны широкого бульвара скупые лучи зимнего солнца падали на великолепные дворцы, с другой — на мраморную колоннаду одного из старейших университетов в Европе.

Сегодня настал черед Изабеллы скакать позади сестры, что она и делала с присущим ей изяществом. Беатриче гордо гарцевала рядом со своим могущественным женихом. При свете дня рядом с этим выдающимся мужем на улицах его прекрасного города она стыдилась своих недавних страхов.

— Мой предок Висконти перенес столицу в Милан, но я очень привязан к Павии, — рассказывал Лодовико, приветствуя толпу горожан, которые, закутавшись в самую теплую одежду, оставили свои дома только для того, чтобы увидеть Il Moro и его невесту.

Потеплело, с неба сыпал легкий снег. Сквозь просветы в облаках проглядывало солнце, волшебным образом преображая все вокруг, даже настроение Беатриче. Снежинки касались лица так нежно и тихо, словно сам Господь благословлял вступление младшей из сестер в новую жизнь.

Беатриче довелось услышать столько плохого о своем будущем супруге, что она никак не ожидала, что ломбардцы его уважают. Беатриче заподозрила, что многое из услышанного ею не соответствует истине. Лодовико оказался вовсе не стар. Конечно, скоро ему должно было исполниться сорок, что по сравнению с ее пятнадцатью выглядело возрастом солидным, но он был высок и внушителен. В прямых и блестящих черных волосах Беатриче не заметила проплешин, которые она видела у многих мужчин его лет, что делало их похожими на монахов. Густая грива подчеркивала овал лица, словно выписанный рукой живописца. Резкие черты свидетельствовали о сильном характере. Нос — широкий и прямой, каким и должен быть нос мужчины. Резкий очерк скул смягчался некоторой полнотой, свидетельствующей о любви к обильным трапезам. Единственным физическим недостатком, который Беатриче обнаружила у своего будущего мужа, был вялый подбородок. Наверное, когда они узнают друг друга лучше, она сможет, пользуясь своим полудетским возрастом, игриво ущипнуть его за щеку.