Их глаза еще искали, куда стрелять, Анна, как пружина, прыгнула вперед, врезалась в грудь канзорца с огнестрелом, его оружие отлетело в сторону, оба свалились, девушка вскочила на спину солдата, не давая ему встать, упала на него всем весом, он как раз поднял голову, пытаясь скинуть насевшую - она ухватила его лицо и шею перчатками и выпустила испепеляющий огонь.
Лицо его заполнило яростное пламя, солдат страшно закричал, первый арбалетный болт свистнул у Анны над головой; второй пробил доспех и впился в ребра, но совсем не глубоко. Застонав, она удержала захват, запах горелого мяса и волос ударил в ноздри. Оба стрелявших бросили арбалеты и кинулись на нее, выхватывая оружие. Огненную смерть они не метали, потому что еще не понимали, что их товарищ обречен. Бьющийся в конвульсиях, сгорающий заживо солдат скинул девушку, он скреб руками обугленное лицо и шею, но затихал на глазах.
Анна, словно ветер, увернулась от удара клевцом, перехватила руку, рванула бьющего на себя, и с силой швырнула его вниз по склону холма. Солдат не мог ожидать такой силы от женщины, да и не от всякого воина-мужчины - вскрикнув, пролетел два метра по воздуху, еще метра три прокатился по склону, но черноволосая уже не смотрела. Удар коротким, тяжелым моргенштерном пришелся ей в грудь и вмял недостаточно мощные пластины легкого доспеха. Торчащие шипы дотянулись до тела. Переборов инстинкт отшатнуться, девушка наоборот, качнулась вперед, удерживая доспехом засевшую в ней шипастую палицу, поймала перчаткой лезвие меча, дернула изо всех сил и сломала клинок, тут же вонзив осколок солдату глубоко в руку. Изумление, вспыхнувшее в глазах канзорца, сменилось ненавистью и болью, он выдрал из Анны моргенштерн и сразу обрушил снова. Она инстинктивно прикрылась уже поврежденной левой рукой, шипы пробили наруч и врезались глубоко в руку, боль на мгновение оглушила - ничего не соображая, черноволосая с криком накинулась на врага, молотя здоровой рукой воздух; тот увернулся и ударил ее ногой в живот.
Упав, не стала откатываться в сторону, вопреки его ожиданиям. Терять ей было совершенно нечего, Анна схватила его рукой за ногу, дернула со всей своей силищей и свалила на землю. Хрипя, дважды врезала ему ногой в пах, и хотя там был надежный, железный канзорский гульфик, девушка вмяла его, и с наслаждением услышала, как наконец ее враг тоже орет от боли, сгибаясь пополам.
Не теряя ни секунды, она вскочила во весь рост, подтянув израненную руку к здоровой, насколько смогла - и всем весом рухнула латными перчатками согнувшемуся канзорцу прямо в лицо. Удар, он дернулся, потерял сознание, но и сама черноволосая выла от боли, сжавшись на земле рядом с ним. Пуля в кости нарывала так, что небо в глазах стало черным.
Отброшенный канзорец снова вскарабкался на вершину, и метнулся вперед. Анна поняла, что сейчас умрет с раскроенной топором головой. Она начала подниматься, уходить влево от рушащегося топора, уже зная, что не успевает даже подставить руку; транс позволил ей за долю секунды увидеть, как именно это будет - топор со всего размаха врежется в плечо сверху-вниз, косо пройдет сквозь наплечник, врубится в шею, кромсая артерию и горло, фонтан крови хлынет косо направо, солдат упрется ей ногой в грудь, с чавканьем вырывая топор, к этому моменту она уже перестанет чувствовать, бояться, плакать и быть, искалеченное нечто повалится на землю как мешок, прощайте...
Топор косо врезался ей между шеей и плечом.
Но щит света вспыхнул и встретил его, выдержав удар. Алейна стояла на вершине Холма, вскинув руку, волосы ее бились по ветру, в глазах сиял гнев. Ее стремление защитить и спасти оказалось сильнее его желания убить. Канзорца повело, сила удара, отпружинившего от щита, развернула его. Анна зашипела от невероятного облегчения, выпуская всю боль и весь страх, схватила руку врага, дернула в неудобный ему разворот и яростным рывком сломала предплечье о свой армированный наколенник. Вытаращенные глаза, болезненный высокий то ли визг, то ли стон, латная перчатка врезалась ему в лицо, вламывая нос, еще раз, еще. Безвольное тело рухнуло наземь.
Черноволосая знала, как снять с цурштурунгера огненную смерть, не приведя к ее взрыву: прижав узел, дернула короткий шнур, узел сохранился, а шнур расплелся. Мягкий, пружинящий пузырь лег ей в руку.
Выстрел герртруда раздался совсем близко, снайпер, не скрываясь, стоял в двадцати метрах от них. Пуля попала Алейне в грудь, но перед ней раскрылся такой же сияющий щит, яркие брызги взметнулись во все стороны. Из-за снопа искр в снайпера ударило обездвиживающее заклятье - Что же ты делаешь, девочка, церштурунги защищены от магии Чистотой! Лучше бы вешала на себя еще один щит! - он упал на колено, но справился со спазмом мышц, и резкими, быстрыми движениями начал перезаряжать огнестрел.
Анна бросилась, не к герртруду, она точно знала, что не успеет, а к Алейне, помня, что еще двое канзорцев взбегают к вершине Холма, и понимая, что жрица, освещенная снопом искр, стала отличной мишенью.
- Ложись! - на бегу хрипло крикнула она.
Но было поздно: справа практически одновременно грохнули два выстрела. Двое взбежали на вершину Холма. Кровавое пятно раскрылось у Алейны на груди, второе на плече, губы ее задрожали, молитва угасла, и девушка рухнула в траву... Первый стрелявший бросил ручной огнестрел на траву, тренированным движением снял с пояса огненную смерть и, крутнув, швырнул ее в Анну.
Он не знал, что делает.
Она точно так же крутнула огненную смерть и метнула в ответ - а вместо того, чтобы увернуться от вражеской, встретила ее сдвоенным блоком своих перчаток. Пузырь лопнул, огонь расплескался вокруг - но весь втек, впитался в латные перчатки Анны, а брызги обтекали ее лицо, не причиняя вреда, и впитывались в кожу, волосы, озаряя черноволосую воительницу алыми всполохами - и стекаясь к ее рукам, в перчатки, в узорах которых снова замерцал угасший было огонь.
Второй церштурунг стоял за первым и быстро перезаряжал огнестрел. Он не ожидал огненную смерть со стороны противника, и потому лишь завизжал с искаженным лицом, когда осознал, что обречен - пузырь взорвался о его лицо, и жидкий огонь заглотил его.
Первый уже выхватил меч и шестопер, прикрывая друга, но против воли обернулся, руки его дрогнули, и когда он развернулся обратно, встречая Анну во всеоружии, на его лице была написана такая смесь ненависти, что девушка внезапно злобно ощерилась.
- Спасибо, - шепнула одними губами, зная, он поймет.
Объятый огнем солдат кричал, катаясь по склону, у его друга от злобы тряслись губы и по подбородку текла слюна, а выкаченные глаза, казалось, сейчас лопнут. Его меч свистнул чуть ли не в двух ладонях от ее лица - так торопливо он нанес удар, так сильно хотел причинить ей боль. Анна хищно крутнулась на месте, уходя от следующей атаки шестопером, подсекла его ноги, однако он перекатился, увернулся от удара ее окованного сапога, только брызнули в стороны комья земли. Вскочил, но Анна была быстрее и врезала ногой ему в живот, воин согнулся, резанул мечом Анне по голени, еще одна рана, еще одна боль - внутри нее все скрутило судорогой, руки тряслись, ноги слабели, сколько еще держаться, сколько еще... Зашипев, она снова ударила его ногой, попала в бедро, он отлетел назад и упал, вскочил... Кровь застилала ей лицо, но девушка увидела, как внезапно за спиной врага воздвиглась монолитная фигура в полном тяжелом доспехе.
Дмитриус! Наконец-то!
Солдат развернулся на одном инстинкте, врезал оба удара в стального воина, но они не оставили даже порядочной вмятины на бронированном теле. Ответный удар молотом-кулаком размозжил его череп, как тыкву с рыхлым нутром. Стальной воин бил медленно, но с нечеловеческой силой.
Объятый огнем прекратил кричать, его тело мятой грудой чернело ниже по склону, но продолжало пылать и дымить черным дымом. Зашипел и грохнул его собственный пузырь, жидкое пламя наконец-то проело закаленный алхимической пропиткой внешний слой и пузырь взорвался - мертвый лежал в погребальном костре из двух жадно пылающих луж.
