Амвросий задает весьма значимое для всей средневековой, особенно католической, традиции, различение двух родов обязанностей - заповедей, предписаний (praecepta) и советов (consilia), обозначенных в стоическом духе соответственно как “средние” и “совершенные” обязанности. Они относятся к содержательно разным классам действий - заповеди носят обязательный характер (они собственно и суть обязанности как таковые), это предписания Декалога Моисеева, позволяющие предотвратить зло. Исполняющий их избегает греха, но не имеет возможности накопить заслуги для спасения. Советы же как совершенные обязанности только рекомендуются к исполнению, но зато благодаря им “исправляются все дела, имеющие какой-либо изъян”. Это так называемые “сверхдолжные” (super-rogatoria) деяния добродетели, составляющие содержание новозаветной морали Христовой - милосердие, сострадание, кротость. Именно в их исполнении за человеком оставлена свобода выбора, но они же дают ему право заслужить божественную милость и удостоиться особых даров.
По Амвросию, естественный закон, существующий в мире, не может сам по себе быть достаточным для падшего человека и нуждается в дополнении писаным религиозным законом. Отсюда и две формы оправдания человека - закон государства и Закон Моисея, и
510
две соответствующие им силы - гражданская и церковная власть (различение “Богова” и “кесарева”). Епископ Амвросий прославился не только как выдающийся организатор церкви, но и как крупнейший христианский апологет, автор многочисленных аскетических трактатов, названия которых говорят сами за себя, в частности, “О бегстве от мира”, “О даре смерти”. Высокий моральный авторитет снискала ему и его практика действенного христианского милосердия - известно, что он отдал золотые церковные чаши, чтобы выкупить у варваров христианских пленников: “Если кровью Христовой были выкуплены их души, то разве чаши, которые заключают в себе эту кровь, не стоят того, чтобы ими были выкуплены их тела?” (Ibid. II, 138).
§ 2. АВРЕЛИЙ АВГУСТИН
В необозримом творческом наследии великого отца церкви Августина Гиппонского (354-430) моральная проблематика занимает важнейшее место - не говоря уже о том, что она составляет предмет специальных исследований (например, в большом трактате “О свободном выборе”), моральная тема пронизывает знаменитую “Исповедь”, ей посвящены книги исторического трактата “О Граде Божием”, ее касается автор в догматических (“О троичности”), экзегетических (“О Книге Бытия”), герменевтических (“О христианской доктрине”) и многих других произведениях в самых разных жанрах, в том числе и в проповеди и письмах. Кроме того, важнейшие этические положения были сформулированы Августином в разные периоды его жизни в целом цикле его полемических произведений, направленных против манихеев, донатистов и пелагиан. Очень условно развитие этических идей Августином можно разделить на два периода: первый, относительно ранний, характеризующийся более умеренной редакцией проблемы человеческой свободы, когда Августин во многом опирался на античные модели нравственной жизни, соединяя их с христианскими началами веры и благодати; и второй, более поздний период, подчиненный задачам отстаивания догматического и организационного единства церкви (особенно это относится ко времени пелагианских споров), потребовавший ужесточения некоторых его доктринальных позиций. Здесь абсолютно доминирующей стала тема первородного греха и божественной благодати.
511
Классическим произведением, в котором сфокусированы основные мотивы раннего и зрелого творчества Августина, во многом задающим тон всей средневековой латинской традиции в моральной философии, является трактат “О свободном выборе” (“De libero arbitrio”). В нем целью стремления всякого разумного существа вполне традиционно объявляется “высшее благо” (summum bonum), достичь которого можно, обладая “доброй волей” (bona voluntas). Добрая воля определяется как такое начало, благодаря которому человек “стремится жить правильно и достойно на пути к высшей мудрости”. К мудрости добрая воля присоединяет и остальные три главные добродетели античной этики - мужество, умеренность и справедливость.
Как же человек пользуется своей волей, если мы знаем, что не всегда его воля оказывается доброй? Есть ли что-то, что лежит в основании самой воли? Здесь Августин формулирует одно из кардинальных положений своей волюнтативной метафизики, которое позже будет подхвачено наследниками его мысли, среди которых можно назвать и Дунса Скота, и Декарта: высшим принципом воления оказывается сама воля человека - “Что еще в такой степени в нашей воле (в нашей власти), как сама воля? (De lib. arb. I, 1)”. Воля сама может выбирать, какой она хочет быть - доброй или злой. Она обладает возможностью свободного выбора (liberum arbitrium volunta-tis), т.е. свободным (произвольным-voluntarius) движением к тому или иному началу. Отсюда еще один значимый термин этики Августина - это определение воли как “среднего блага” (medium bonum), т.е. ни доброй, ни злой (или vis media - “промежуточной способности”). Моральные квалификации душа обретает, включаясь в объективную иерархию космоса, - от Бога на вершине сущего до чистого ничто на перифении бытия.
Добро и зло определяются у Августина диспозиционно или интенционально - в зависимости от установки нашей воли, ее направленности: добро - когда воля утверждается в высшем благе, зло - когда воля отворачивается от неизменной истины и обращается к себе, к собственному благу. Это есть грех гордыни, желания принадлежать только самой себе (suae potestatis esse), свидетельство “превратной воли”. Еще более низкий моральный статус обретает душа, взыскующая вещественных благ внешнего мира. Вполне в духе стоиков Августин говорит о том, что плохи или хороши не вещи как таковые (сами по себе они безразличны), а предпочтение, отдаваемое им нашей волей. Правда, здесь же очень отчетливо звучит и специфически христианский мотив осуждения своеволия души, отвергающей Бога, даже если в этом и проявляется ее свобода, которой она злоупотребляет. Что же заставляет волю совершать это “отступничество” (aver-512
sio)? Августин отказывается отвечать на этот вопрос: воля есть причина греха, а можно ли искать причину самой воли? Тем не менее такая причина существует: злая воля (обратим внимание - злая, потому что собственная, propria, воля) берет начало в ничто (ex nihilo). Это еще одна важная тема, заданная Августином всей средневековой моралистике: самооопределение воли ко злу как следствие ее беспричинного склонения. Ведь сказать, что причиной злой воли является ничто - все равно, что утверждать ее самоукорененность, самопроизвольность, отсутствие другой причины ее побуждений, кроме нее самой.
Однако более пристальный взгляд на онтологию Августина открывает иной аспект понятия ничто - ничто действительно выступает как причиназлой (греховной) воли, но причина не производящая, а изводящая (умаляющая) (efficiens-deficiens). Ничто, из которого ветхозаветный Бог сотворил мир, становится у Августина фактическим началом любого греховного движения, правда, только в возможности. Воля к греху как превратное стремление оказывается противоречащим природе души, искажающим ее сущность. Августин, основываясь на теологических реалиях, высказывает замечательную мысль, значимую для любой моралистики: именно потому, что греховное стремление идет не от природы, или необходимости, злое деяние становится вменяемым человеку. Своевольный, ненатуралистический характер свободной воли человека делает его одного ответственным за свои поступки. Правда, в этом случае речь идет почти исключительно о злой воле; позже Августин, следуя той же логике ненатуралистической трактовки морального деяния, делает ответственным уже за благие деяния человека божественную благодать - сверхприродное начало (божественное своеволие).
А не лучше ли было бы, чтобы Бог не давал человеку свободной воли - ведь она привела к грехопадению и остается источником порочных поступков? Нет, поскольку она же и отличает человека от иных тварей и дает ему возможность стать существом моральным.
