«Вы не гнались за Джеком?» — На несколько секунда он так быстро задвигал челюстью, будто его жвачка принимала участие в скоростной погоне. — «По словам мистера Патрика, вы преследовали его с ножом».
«Нет», — воспротивилась я, на ходу меняя тон на шокированный от оскорбительного обвинения. — «Это неправда». Детектив продолжал смотреть вниз на папку в своих руках, временами посматривая на меня. Я задумалась, есть ли там распечатки моих обнаженных фотографий, сделанных по приезде в тюрьму.
«Дело в том», — продолжил детектив, — «У меня есть около пятнадцати свидетелей, которые видели, как вы стояли посреди улицы, оглядываясь по сторонам и ища кого-то. Вы не пытались позвать на помощь. А вот нож у вас в руках был».
«Я взяла его только на случай если Джек вернется и попытается напасть на нас снова», — объяснила я. — «Я действительно выбежала за помощью, но ничего после этого не помню». Я поглядела на его пенопластовый стаканчик с кофе, по краю которого виднелась серия отметок от зубов. Я с надеждой подумала, что это свидетельствует о том что он нервничает также как я. «Наверное, у меня был шок», — добавила я.
«Ну ладно», — сказал он. — «Ладно». Он откинулся на спинку стула, глядя на меня с плохо скрываемой усмешкой. Казалось, он нарочно придерживает стрелки на каких-то неизвестных мне часах, хотя мог бы заставить меня говорить и во всем признаться за какие-нибудь пять минут. «Помогите мне понять вот что», — заговорил он наконец. — «Почему вы не воспользовались ни одним из двух телефонов в вашей сумочке, чтобы позвонить 911? Или телефоном в штанах Бойда?» Вместо того, чтобы смотреть на меня, ожидая ответа, он стал поочередно хрустеть суставами пальцев. Очевидно, он думал, что подловил меня.
Не оставалось ничего другого. Я закрыла уши руками и издала пронзительный вопль. Я не замолкала, пока в легких не осталось воздуха. Детектив, качая головой, напомнил, что мои драматические выходки записываются на видео. Тогда я перевела дыхание и снова закричала. Вскоре в дверь резко постучали, возможно, от звука моих страданий, этот стук скоро усилился. Я не прекращала кричать до конца, вместо этого я опустила громкость до вибрирующего визга, чтобы рассмотреть кто вошел внутрь. Может, Форд прознал про мой допрос и спешит забрать меня домой? Я решила удовлетворить его на полную катушку и без возражений, едва мы прибудем домой. Возможно, если моя благодарность не развеется до приезда, я даже сделаю ему минет, но в этом не должно быть ничего сексуального. Это станет просто актом признательности за его помощь в вызволении из этой крайне неловкой ситуации.
Но это был не Форд. Вместо него в дверях стоял мужчина в костюме, и было похоже что он чувствует себя в нем очень неловко. У него была прическа флэттоп и прямые щетинистые усы, а еще он был несколько кривоног. «Я — адвокат миссис Прайс», — заявил он, перекрывая мои низкие стенания. — «Это интервью окончено».
Я мгновенно сжала губы.
ГЛАВА 16.
Хотя адвокат, представлявший меня во время судебного разбирательства, а также последующего развода, и был милостью от лица семьи Форда, он не был бесплатным. Мне пришлось публично раскаяться, восславляя своего мужа и изображая стыд и отчаяние из-за того, что я так больно ранила хорошего человека. Если я смогу зарыдать, — пояснил адвокат, — семья Форда даст мне, сверх прочего, 15 тысяч на личные расходы во время суда, которыми я смогу распорядиться по своему усмотрению. «Вы можете сохранить вашу машину», — коротко сообщил он. Меня восхищала способность его усов сохранять потрясающую неподвижность, не важно насколько энергично двигалась его лицевая часть, когда он излагал мне это. Казалось, они почти и не держались за лицо, паря в полудюйме перед ним. «Все ваши личные вещи собраны и отправлены на съемную однокомнатную квартиру, которую вам оплатят до окончания суда, если они сочтут, что размер залога будет приемлемым. Если же нет, то эти вещи будут помещены на индивидуальное хранение до вашего освобождения. В обмен на это вы соглашаетесь, что никогда не скажете публично ничего плохого о Форде Прайсе, не станете подразумевать, что он прямо или косвенно имел отношение к вашим действиям. Вы принимаете эти условия?»
В моей голове расплывались картины стремительного падения моего социально-экономического класса. Будучи уверенной, что меня никогда не поймают, я, конечно, не подумала о пункте про измену в нашем брачном контракте. Но я понимала, что сейчас нет времени оплакивать финансовые неудачи — важнее было избежать тюрьмы с ее липкими лапами вонючих арестанток. «Что вы подразумеваете под приемлемым залогом?» — спросила я. — «Сколько они готовы заплатить?»
Он был честен: «Генри мне не сказал». Сверившись с часами, он сообщил, что уже больше двух часов ночи.
«Вряд ли новости разлетятся так быстро», — пробормотала я. Значит теперь с Фордом все пропало? Не исключено, что внутри него еще остались запасы отрицания и он по-прежнему отходчив. Если он так печется об огласке в СМИ, может, после суда мы сможем уехать за границу. В своем воображении я вылепила картину, в которой Форд отчаянно рвется спасти меня, а семья ему запрещает. Так ли невероятно, что он пойдет на мирное принятие моих неудобных пристрастий, как сделала я, когда решила жить с ним и играть роль жены? «Вы сегодня видели Форда?» — спросила я. — «Он спрашивал про меня?»
Адвокат, чье имя было Максимилиан, поглядел на меня безучастно. «Я разговаривал только с Генри».
Я никогда особо не общалась с отцом Форда. При нашей первой встрече он вел себя весьма вежливо до тех пор, пока мы не остались наедине. Тогда он оценивающим взглядом осмотрел мое тело, как будто присматривался к заказываемому товару. «Знаешь», — произнес он, — «Я построил компанию стоимостью 60 миллионов долларов с нуля и так и не получил трофейную жену, — ты же видела Марджери. Форд же едва научился вытирать задницу, как уже заполучил тебя в руки». Он покачал головой, вынул из кармана сигару и облизал ее кончик самым неприличным образом. Его огромный розовый язык был словно некое беспозвоночное, вытащенное из своего панциря.
Я очнулась от воспоминаний и снова обратила внимание на Денниса. Хотя в сложившихся обстоятельствах это вряд ли было мне по силам, я хотела, чтобы мой случай был для него особо принципиальным, неважно, будет ли дело успешным или нет. Я взяла его руки в свои, отчего он почувствовал себя неловко — его пальцы обмякли и он уставился на них, пытаясь развести в стороны, как если бы тестировал протез. Я подчеркнула, что не могу отправиться в тюрьму. Меня начинало тошнить от одной мысли, что придется делать те же вещи, которые я делала с Фордом и Баком, но на этот раз с грубыми бабами и не за проживание в роскоши или доступ к пубертатному сыну, а просто так. Тогда мне придется удовлетворять их лишь за то, чтобы быть избитой не так сильно. Не говоря о том, что та среда обитания будет подобна скороварке, которая безжалостно состарит меня. Я выйду из тюрьмы после голоданий и болезней, с ломкими волосами, серой кожей и полностью заплессированной гусиными лапками кожей вокруг глаз. Впервые в жизни я задумалась, способна ли я на самоубийство. «Я буду мишенью для них», — сказала я. — «Люди, которые выглядят как я, не отправляются в тюрьму». Неожиданно я обнаружила, что на этот раз мне не нужно притворяться растерянной наивной девчонкой, ищущей напутствующей руки старшего мужчины, — я действительно была напугана и нуждалась в его помощи.
«Вы необычайно привлекательны», — его голос прозвучал как бездушная оценка робота, отчего я задалась вопросом — не являются ли его усы на самом деле мимикрирующими под живую материю тоненькими коричневыми проводками. — «Я могу сделать упор на то, что ваша внешность может повлиять на риск сексуального насилия. Вы будете в безопасности сегодня, вас поместят в одиночную камеру, а с утра за вас внесут залог.
«Нет!» — воскликнула я, хватаясь за его руку, словно внезапный порыв ураганного ветра мог ворваться в дверь и унести меня в камеру. Я представила себе, как я лежу на жесткой койке и начинаю мастурбировать, несмотря на гнетущие мысли, чтобы почувствовать хотя бы что-то кроме терминального ужаса. Мимо будут прогуливаться охранники и свет их фонариков будет скакать по моим бедрам, а заключенные в соседних камерах, наблюдая эту картину, будут горланить обещания успокоить меня чередой изнасилований.