то же время мучил вопрос: почему летчик промахнулся?

А тем временем Чернов повторил заход, огненные шары крупнокалиберных пушек полетели в

направлении цели. Снова промах. Трасса легла значительно ниже аэростата. Зуб так и не мог понять, в

чем причина плохой стрельбы. В голове вертелась мысль: «Близок локоть, да не укусишь». Зато Шепелев

понял все.

— Неправильно наводите, — передал он на КП. — Летчик ниже цели на 600—1000 метров.

Дело в том, что до подхода к цели летчик не был выведен на заданную высоту. А ведь «потолок»

самолет может набрать только в режиме максимального набора и только на прямой. Никаких доворотов,

кренов в это время быть не должно. Офицеру наведения следовало бы так построить маневр, чтобы

истребитель мог выйти на цель без разворотов. Если же потребуется разворот, то дополнительно

набирается такая высота, какую придется потерять в процессе разворота. Чернова сразу после взлета

направили на цель. А прямая для набора заданной высоты оказалась явно недостаточной.

Если бы в кабине самолета сидел опытный летчик, он, вероятно, смог бы правильно оценить

обстановку и парировать ошибку штурмана КП. Но молодому офицеру разобраться в случившемся

оказалось не под силу.

Шепелев переживал это не меньше Чернова. Ну что стоило ему запросить от КП повторного

наведения. Для этого потребовалось бы сделать отворот, отойти от цели и на прямой набрать высоту. Так

нет. Чернов довольно уверенно передал по радио: «Цель вижу, атакую!» Он пытался сблизиться с целью,

несмотря на большую разницу в высоте. Атака оказалась неудачной.

Боясь потерять аэростат из виду, летчик допускает вторую грубую ошибку: начинает

маневрировать в непосредственной близости от него. Но это можно делать на малой высоте, а в

стратосфере крен самолета (даже при максимальной тяге) приводит к резкой потере высоты в процессе

разворота. Летчик это, безусловно, знал, однако победило желание уничтожить цель во что бы то ни

стало. К сожалению в данном случае желание победить не опиралось на точный расчет и возможности

самолета.

Чернов понял ошибку, но уйти от цели, не поразив ее, по-прежнему не хотел. Во втором заходе он

увеличил, насколько мог, угол кабрирования, но трасса все равно легла ниже цели.

Получив приказ по радио, Чернов отходит от цели.

В атаку заходит Бирюков. Шепелев и Зуб отлично видели, что летчик набрал заданную высоту

задолго до подхода к цели. Молодец! Хотя летчик он не из сильных, но точно выполняет команды с

земли, и это приносит первый успех.

Пара Шепелева тоже идет на высоту. Если Бирюкову сбить шарик не удастся, будут атаковать они.

Владимир не отрываясь смотрит на крошечное белое облачко аэростата и приближающийся к нему

на огромной скорости истребитель. Сумеет ли летчик сохранить высоту? Сможет ли точно прицелиться,

определить дальность до почти неподвижного аэростата? Цель нескоростная, требует особой сноровки в

прицеливании. Рано откроешь огонь — снаряды пройдут ниже цели, поздно — можно столкнуться с

аэростатом.

Дальность все меньше и меньше. Из носовой части истребителя показались огненные трассы. Они

яркими линиями легли выше цели, потом ниже, ниже. И вдруг вместо белого облачка аэростата

вспыхнуло огромным огненным шаром желтое пламя. Шарик сбит! Сбит с первой атаки Бирюковым.

Шарик сбил Бирюков, а не Зуб. Владимир по-прежнему досадовал. «И надо же упустить такую

возможность. Ну хоть на минуту пораньше взлететь, и все было бы иначе. Командный пункт стал бы

наводить Шепелева и его. А Чернов и Бирюков ходили бы в запасных. Конечно, Шепелев не оставил бы

шарик — ну и ладно: это все же приятнее, что аэростат уничтожил твой напарник. Как же теперь

смотреть в глаза товарищам?»

Самолеты уже на земле. Зуб не торопясь вылезает из кабины. Он видит Белова, Нестерцева и

Судкова. «Сейчас начнутся расспросы: как атаковал, хорошо ли навели? Что я им отвечу?» Летчики

быстро подошли к Зубу.

— Поздравляем с первым боевым!

Зуб смущенно улыбается:

— Поздравлять-то не с чем. Шарик сбили не мы...

— Ну и что же? Мы все знаем. Если бы первыми навели вас, так сбили бы вы. Чего же тут

огорчаться, ведь шарик-то сбит! А это главное.

Зуб облегченно вздыхает. Ожидал другого. Но аэростат сбит. Это действительно главное. Летчик

выпрямляется и смотрит на товарищей потеплевшими озорными глазами.

— Вас сменяют ночные экипажи. Успеем одну партию в баскетбол?

Владимир улыбается.

— Конечно! Одну партию обязательно.

Зубу приятно. «Хорошие друзья. Пришли и поздравили с первым ответственным вылетом.

Беспокоились, справлюсь ли с заданием? Шепелев сказал «хорошо» и пошел докладывать о выполнении

задания. Значит, в конце концов действительно неплохо».

Владимир посмотрел на Александра.

— Как там, дома?

Белов улыбнулся.

— Все хорошо. Они у баскетбольной площадки, ждут нас.

На сердце стало совсем весело. «Какое счастье быть летчиком и быть любимым. Это счастье

нужно беречь».

* * *

Ночь. Облачность не видна, но она угадывается, совсем не заметно звезд, а на фоне огней

аэродрома косо падают редкие капли дождя. Облака очень низкие. Об этом можно судить по яркому

экрану, который они создают, отражая свет близлежащего города.

С наступлением ночи огней становится меньше, а видимость, и без того незначительная, еще более

ухудшается. Но полеты идут.

У стартового командного пункта летчики первой и второй эскадрилий. Они сегодня не летают. Их

специально пригласили на аэродром, чтобы познакомить с процессом наведения перехватчиков в облаках.

— Интересно? — с улыбкой спрашивает командир третьей эскадрильи майор Александров, на

ходу застегивая шлемофон и направляясь к самолету.

— Очень! — отвечают летчики. Им хорошо знаком Александров, лучший перехватчик части. —

Неужели и мы когда-нибудь сможем летать в таких условиях?

— Скоро, очень скоро, — улыбается командир эскадрильи и смотрит в мою сторону.

Офицеры еще не знают и даже не догадываются, что на днях они приступят к освоению наземной,

а потом и летной программы истребителя-перехватчика. Для них это будет большим сюрпризом.

Летчики внимательно следят за взлетающими, несмотря на дождь и плохую видимость,

самолетами.

Самолет, в кабину которого сел майор Александров, быстро вырулил на полосу, развернулся и с

ходу начал взлет. Короткий разбег — и разноцветные аэронавигационные огни погасли в темноте ночи.

Летчики, оставшиеся на земле, пошли на командный пункт. А для Александрова часы отстукивали

минуты трудного испытания.

После отрыва от полосы он несколько секунд ведет самолет визуально по взлетным огням. Затем

проверяет показания приборов и полностью переходит на пилотирование с их помощью.

— Разворот вправо на курс триста пятьдесят градусов с набором высоты! — следует первая

команда штурмана наведения.

— Курс триста пятьдесят градусов. Выполняю!

По вспышкам аэронавигационных огней на консолях и увеличению освещенности в кабине летчик

определяет, что вошел в облака. Авиагоризонт, курс, скорость — это сейчас главное.

Вначале кажется, что самолет не разворачивается, а летит по прямой. Но командир эскадрильи

опытный летчик и хорошо помнит основное правило полетов в облаках: «Доверяй не чувству, а

приборам!»

Авиагоризонт и компас показывают разворот. Небольшим усилием воли летчик заставляет себя

верить их показаниям: приборы не подведут. Показания каждого из них в какой-то мере отражаются на

поведении двух-трех других. Поэтому отказ или неточную работу одного можно всегда заметить и

вовремя переключиться на пилотирование по дублирующим приборам.

При больших перерывах в полетах чувство веры в приборы и, если так можно выразиться,